Маска Зеркал - M. A. Каррик

нее, как сквозь туман.

"Замечательно. Как мне вытащить тебя отсюда?" пробормотал Варго. Они с Танакис полагали, что достаточно будет найти ее, но теперь это казалось глупостью.

Туман приглушал красоту призрачной фигуры, заставляя ее выглядеть моложе, уязвимее. Или она просто так себя чувствовала, потерявшись здесь? По крайней мере, это не походило на ее нынешнее состояние в реальном мире — налитые кровью глаза и бескровные губы. Этот образ преследовал его: Она была похожа на Маску Холоусов.

Маска Холлоу. Когда он посмотрел вниз, девяти карт уже не было. Но они завели его так далеко.

Что еще он знал о закономерностях? Не так уж много. В основном то, что это была куча метафор, связанных с тканями: челноки и веретена, ткачество — и нити.

И нити.

Варго выдохнул и переключил внимание. Вместо чаши тумана он представил себе амфитеатр таким, каким его мог бы увидеть варади: круг, перекинутый через огромную серебристую паутину, в центре которого находился он сам.

Туман слился в паутину, ее нити стали тонкими, как кружево. Варго искал нить, связывающую его с призрачным обликом Ренаты, чтобы распутать ее от всех остальных.

Она была оборвана. Все нити вокруг нее были оборваны.

Неудивительно, что она не могла вернуться.

Варго стиснул зубы. Ну и ладно. Люди называли его пауком, не так ли? Пауки сами создавали свои чертовы нити.

Он протянул левую руку и сосредоточился. Он понятия не имел, из чего сделаны нити, и у него закрадывалось подозрение, что впоследствии он может пожалеть об этом… Но ему нужна была Рената, и альтернативой было сидеть здесь, пока его душа не будет окончательно развязана, а Танакис не пришлет проклятого ястреба, чтобы вернуть их обоих. Из его ладони вырвалась серебряная нить, поплыла по воздуху и потянулась к ней.

Она увидела ее. Ее левая рука поднялась, повторяя его жест, и нить коснулась ее ладони.

Туатий, Жемчуг: Киприлун 25

Вы вернулись! Как все прошло? Потрясающе, представляю. Здесь тихо. Хотя мне нравится та девушка Фьенола — очень точно пишет мелом:

Проснувшись, я словно вынырнул из глубокой воды. Варго чувствовал свое тело: оно затекло от долгого сидения, одна нога онемела от того, что была подогнута под другую, голова болела, во рту пересохло. Но это было больше, чем обычное отдаление от своей плоти. Он расслабился, словно надевая незнакомую одежду, и открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Танакис снимает фокус с деактивированного нумината.

В тот же миг Тесс, Джуна и Донайя метнулись к Ренате, как пули из пращи, а Седж и Серрадо попятились, стараясь сделать вид, что не вытягивают шеи, чтобы посмотреть. Но Варго, все еще сидя, мог видеть между юбками женщин, где Рената лежала в другом полумесяце соединявшего их vesica piscis, свернувшись калачиком, как котенок… и храпя, как докер.

Молодец: тихо сказал Альсиус.

"Мастер Варго". Это была Танакис, с карандашом и блокнотом в руках. "Когда вы будете готовы, я хотела бы получить ваш отчет".

17

Паутина Павлина

Жемчуг и Истбридж: Киприлун 27–28

Рен уносилась ввысь, не зная, где кончается сон и начинается реальность. Ее словно окутывало облако, и даже когда она всплывала на поверхность, чтобы почувствовать физический дискомфорт, ощущение облака не проходило.

Когда ей наконец удалось открыть один глаз, она поняла, почему. Она лежала на толстом матрасе, накрывшись тяжелым одеялом и подложив под голову пуховую подушку.

Первая попытка сесть привела лишь к подергиванию конечностей. Но этого оказалось достаточно, чтобы в поле зрения попала Тесс — Тесс с отпечатком обивки кресла на щеке, как будто она спала вертикально. В ее глазах боролись облегчение и неуверенность. "Рен?" — прошептала она. "Как ты себя чувствуешь?"

Понимание пришло так же медленно, как и пробуждение. Воспоминания Рен расплывались, превращаясь в массу измученных дней и ночей. Чартерхаус. Ужасы, которые за этим последовали. А потом ужас, который не кончался: она не могла заснуть.

До сих пор.

Вторая попытка сесть увенчалась успехом, но Тесс толкнула ее обратно. "Если ты не против, — сказала она, все еще шепотом, — я принесла тебе косметику. Я сделала все, что могла, но ты должна все исправить. Мы в поместье Трементис".

Необходимость срочно воспользоваться средством для снятия косметики послужила ей хорошим стимулом, чтобы встать и отойти от двери. Пока Рен оттирала остатки грима и накладывала маску, Тесс все объясняла: и про дни бреда и слабости, и про нуминатрийский ритуал, который наконец-то ее вылечил.

"Варго?" сказала Рен, остановившись и полузакрыв глаза, чтобы посмотреть на Тесс.

"Он так волновался. Мы все волновались".

Ей придется подумать об этом позже. Она проспала целые сутки и все еще чувствовала себя так, словно Седж наступил на нее своими сапогами — особенно в районе ребер, что, как объяснила Тесс, было вызвано слабительным, которое она не помнила, как принимала. Но хуже не стало, что само по себе было чудом.

Рен находилась в поместье Трементис, потому что либо это, либо Туатиум, и Донайя выиграла эту битву. "Они не позволили мне отвезти тебя домой, — сказала Тесс. "Танакис хотела присмотреть за тобой".

Неудивительно. И Рен, честно говоря, не могла не согласиться. За последнюю неделю Тесс уже сделала работу двадцати женщин, ухаживавших за ней; как бы размыто и рассеянно ни было большинство ее воспоминаний, она помнила это. Проводить столько времени в чужом доме было опасно, но Тесс удалось сохранить лицо Ренаты достаточно хорошо, чтобы пройти проверку — и, пуская слюни в подушку, Рен не могла сделать ничего другого, чтобы разрушить свой собственный обман.

Как только Тесс позволила остальному миру войти в себя, все стало как в тумане. Донайя и Джуна плакали над ней от облегчения, потом Рената поглощала огромный ужин, пока кто-то ходил за Танакис. Донайя все это время висела над ней, словно защищая Ренату от чего-то таинственного. Только когда Танакис ушла, Тесс успела сказать ей, что, видимо, во время бессонницы она раскрыла истинный месяц своего рождения.

Затаенный вопрос в глазах Танакис обрел смысл, и Рен внутренне выругалась. Как она собиралась это объяснить?

Проблемы останутся на потом. Она снова уснула — на этот раз более беспокойно, на слишком мягкой кровати с удушающей подушкой — и проснулась, чтобы снова поесть, потом снова поспать, благословляя каждый форро, потраченный на косметику с пропиткой, которая не размазывалась по простыням.

На второй день, несмотря на