Мираж - Сохейр Хашогги

«Нет! — хотелось закричать Дженне. — Ты сам не знаешь, о чем говоришь!» Но, может быть, действительно ее выстрелы были целенаправленными; ведь, если говорить правду, то была обдуманная казнь. Так? Дженна пыталась заставить себя ответить на этот вопрос, но не смогла.

После опроса еще двух формальных свидетелей расследование застопорилось на предъявлении обвинения. Загвоздка заключалась не в том, чтобы предъявить Малику обвинение в преднамеренном убийстве — нет, защита сразу настояла на исключение подобной формулировки обвинения, — а в том, не являлось ли содеянное превышением предела необходимой самообороны.

Три выстрела в спину. Иногда Дженне казалось, что присяжные, шевеля губами, вновь и вновь старательно пересчитывают злосчастные выстрелы.

Но тут настал черед Розали Зильбер из Нью-Йорка и ее коллеги из Хьюстона. Они вызвали в суд некоторых свидетелей Малика — Фарида, Джабра, горничную, тренера по выездке лошадей и пилота, чтобы убедить суд в том, что Малик не ожидал приезда Али, мало того, он и сам не собирался быть дома в тот роковой день.

Перекрестный допрос, проведенный окружным прокурором, мог бы послужить образцом для статьи в ежедневной газете. При каждом вопросе он старательно обсасывал одну и ту же тему: Малик — богатый негодяй международного масштаба, который, не задумываясь, хапает все, что ему заблагорассудится, включая и человеческие жизни. Возражения защиты были вполне обоснованными, но слова прокурора возымели сильное действие на членов жюри.

Суд не вызвал Дженну на допрос, да и ясно было, что давать показания под присягой ей скорее всего и не придется. Малик просто приказал своим защитникам не вызывать Дженну в качестве свидетеля; окружной прокурор же рассудил, видимо, что Дженна-свидетель будет скорее вредна, чем просто бесполезна, — выстрелов она не видела, а вызвать симпатию к обвиняемому вполне могла.

Главным свидетелем защиты, причем единственным по-настоящему ценным, был сам Малик.

Он должен был выступить свидетелем по необходимости, так как, кроме него, никто не мог бы изложить принятую на суде версию происшедшего.

Выступление Бадира впечатляло. Очень красноречив был и его пустой рукав. Когда Малик вскользь рассказал о том, как лишился руки и почему постоянно носил с собой оружие, двое присяжных неосознанно закивали головами в знак сочувствия. Позже, когда начался перекрестный допрос, Малик продолжал полностью держать ситуацию под контролем и ни разу не позволил вовлечь себя в дискуссию о прошлом: в таких случаях он просто ждал, пока присяжные примут возражения его адвокатов.

Но что-то было не так. Дженна чувствовала это кожей. При решении деловых проблем и в общении Малик умел спрятаться за дымовой завесой наигранного шарма, шуток притворного гнева: этим оружием он пользовался для достижения своих целей и редко уступал поле боя. Но здесь был суд — настоящий, а не видимость, и если Малик был мастером мистификации, то лгуном он был неважным. Малик Бадир не умел лгать, и это было видно невооруженным глазом. Его выдавали мимика, тембр голоса. Дженна видела все, как на ладони. Ускользнет ли поведение брата от внимания присяжных?

Вечером, после судебного заседания, оба адвоката защиты выглядели встревоженными. Между ними возникло какое-то напряженное и беспокойное поле.

— Завтра все закончится, — сказал техасец Дженне. — Мы внесем кое-какие поправки, потом объявят перерыв. Судьи будут совещаться по меньшей мере день. Потом — день на обсуждение, как вы думаете, Роза?

— Я бы положила два дня, — ответила Розалия. — Прокурор будет резонерствовать довольно долго.

— Да, дадим два дня. А потом все окажется в руках обыкновенных двенадцати граждан, добрых и честных.

— Что, если… — начала Дженна, но осеклась.

— Если — что? — поинтересовалась Розали.

— Что, если я выступлю со свидетельскими показаниями?

Адвокаты переглянулись.

— О чем вы хотите рассказать? — спросила Розали.

— Я хочу выступить свидетелем своего брата, Малика.

— Я, честно говоря, не представляю, как это будет выглядеть, — с сильным южным акцентом протянул техасец. — Я же говорил, что мы не собираемся вызывать вас в качестве свидетеля защиты. Те мерзавцы тоже не хотели тащить вас на трибуну.

— Мы не можем пригласить вас как независимого свидетеля, — добавила Розали, — все знают, что вы неофициально поддерживаете защиту.

— Я понимаю.

Адвокаты снова переглянулись.

— Вы хотите что-то нам сообщить, Дженна? — спросила Розали.

Дженна чувствовала, что стоит на краю пропасти, — один шаг, и…

— Нет, просто появилась одна сумасбродная идея.

Вернувшись в отель, Дженна достала флакончик элениума, открыла его, потом решительно закрыла. Конечно, ей надо успокоиться, обязательно успокоиться, но еще важнее сохранить ясность мысли. Много лет назад она спасла себя благодаря обману. Тогда это стоило жизни человеку, которого она любила. Неужели теперь ей снова предстоит пройти через это? Время еще есть. Можно просто встать в суде и сделать заявление. Нет, это отпадает: ей сразу заткнут рот. Никто не поверит ни единому ее слову. Ведь весь мир считает, что она любовница Малика. «Боже, Дженна, — подумала она, — как вырваться из этого заколдованного круга?»

Можно созвать пресс-конференцию. Журналюги не станут затыкать ей рот. Наоборот. Эти шакалы с удовольствием сбегутся на пир полакомиться падалью. Но она не может этого сделать, не может, и все тут. Кроме того, Малик уверен, что его оправдают. В этом же уверены и адвокаты. Уверены ли? Надо подумать и о Кариме.

Что бы она сейчас ни сделала, все будет плохо, она и так уже натворила много ошибок. Дженна с вожделением подумала об элениуме. Хорошо бы еще и выпить. Лишь бы уснуть.

Раздался стук в дверь. На пороге стояли Тони и Джабр.

— Вас хочет видеть какой-то человек, босс. — Джабра с превеликим трудом удалось отучить называть Дженну «ваше величество». — Он не похож на репортера.

— Он из Бостона, — сказала Тони. — Говорит, что знает вас. Вот его визитная карточка.

Брэд уже стоял в холле за спиной Джабра.

— Все в порядке, — произнесла Дженна чужим севшим голосом. — Да, я его знаю. Это хороший человек. Входи! Да входи же!

Тони и Джабр, немного поколебавшись, посторонились, пропуская Пирса, и прикрыли за ним дверь. Все это время Брэд, не отрываясь, смотрел на Дженну.

— Я должен был тебя увидеть, — сказал он. — Это дело нельзя пустить на самотек. Мне надо было тебе сказать, что я был не прав, пытаясь повлиять на тебя. И не важно, что случилось, я все равно был не прав. Дженна! Дженна!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});