Имя ей Хель - Елена Анатольевна Кондрацкая

замерла от ужаса.

«И чего дрожишь, букашка? Сделки надо заключать с умом. Как только я разделаюсь с твоим ненаглядным, спущусь к гостям и устрою настоящий пир!»

Я забилась внутри себя, вопя и брыкаясь, пытаясь пробиться наружу и вернуть себе тело. Тьма морщилась, отмахивалась от меня, как от назойливой мухи. Наклонилась к Хоуку и залюбовалась его лицом. Слизала с кожи у рта кровь и поцеловала в губы, собираясь наполнить Хоука своей силой. Ощущение близости его ещё тёплого тела придало мне сил. Я потянулась туда, где раньше была нить, коснулась своего сердца, и оно вспыхнуло золотым светом. Вспышка была короткой, тусклой, но её хватило, чтобы Тьма, зашипев, сжалась, а я успела рвануться вперёд и схватить нож.

– Только дёрнись, и я убью себя! – Остриё пробило кожу и добралось до рёбер, но я почти не чувствовала боли.

Тьма замерла, не зная, как быть. Я чувствовала, что она хотела броситься на меня и снова отнять контроль над телом, но она тоже чувствовала меня и понимала, что я не блефую и ударю без промедления и сомнений.

«Гадкая девчонка! Я не дам тебе умереть! Не думай, что…»

– Ты боишься этого ножа, он особый, верно? Он отнял у Хоука жизнь, и ты не смогла этому помешать. Решила меня обмануть? Значит, мы обе умрём.

Тьма зашипела, но теперь, когда она была внутри и я чувствовала её так же хорошо, как себя, она не могла меня обмануть.

«Осквернённая реликвия. Рог светлого существа, взращённого в водах озера Жизни и невинно убиенного в тех же водах. Кто должен был дарить жизнь, дарит смерть. Перед таким оружием бессилен даже бессмертный. Таким оружием проклятый Алтарун искромсал душу Эдды. Он был таким же, как ты, он тоже своими грязными руками отнял жизнь той, кого должен был защищать!»

– Новая сделка, – торопливо продолжала я, не желая слушать её болтовню и сильнее надавливая клинком. Тьма заметалась, стараясь оказаться от него как можно дальше. – Ты возвращаешь Хоука, как мы и договаривались, а потом сидишь во мне тихо и не высовываешься, не пытаешься отобрать контроль…

«Ну и чем это отличается от смерти? Лучше уж убей меня, мерзавка. Я буду довольствоваться тем, что оставила тебя с разбитым сердцем».

– Есть встречное предложение?

Тьма задумалась, заклокотала, перекатываясь под кожей.

«Это тело моё каждую ночь. Днём хозяйка ты, ночью – я».

– Одна ночь, один раз в год.

«Раз в месяц, или нож нам в сердце прямо сейчас!»

Я улыбнулась.

– Одну ночь каждый месяц это тело – твоё. В остальное время сидишь так тихо, чтобы я даже не знала о твоём существовании, и не пытаешься забрать контроль.

«Хорош-ш-шо. Одна ночь. Полнолуние».

– Хоука возвращаешь прямо сейчас. И никогда, слышишь, никогда не пытаешься его убить, ранить или другим способом ему навредить.

«Договорились. Убери нож».

Она не врала и не пыталась обмануть.

– Договорились, – кивнула я и отняла клинок от груди. Рана тут же затянулась, и Тьма как будто выдохнула с облегчением. Или мне так только показалось, потому что дышать она не умела.

«Поцелуй его. Я сделаю остальное».

Я повернулась к Хоуку. Замерла, не решаясь приблизиться. Выдохнула, успокаивая сердце. Накрыла ладонью рану на груди и наклонилась к его лицу. Губы Хоука были мягкими и безжизненными. Мне стоило больших усилий не заплакать и не отпрянуть, я впилась пальцами в простыню, чтобы удержать себя на месте.

Капля Тьмы соскользнула с моих губ и скрылась во рту Хоука.

«Готово».

Я отпрянула и затаила дыхание в ожидании. Ничего не происходило.

– Он не просыпается.

«Может, не хочет. Но я свою часть выполнила. Остальное – не моя проблема. Теперь отдай тело».

– Нет, сегодня…

«Сегодня полнолуние, глупая девчонка! И это тело принадлежит мне!»

Меня выбросило из тела так резко, что я не успела опомниться. Темнота навалилась, сожрала меня, отправив так далеко на границы сознания, куда я никогда прежде не заглядывала.

Моё сознание смешивалось с сознанием Тьмы, и я видела то, что видела она, что помнила она. Умирающая в агонии фейка, безумно прекрасная, с волосами рыжими, как закатное солнце, она тянула руки, гладила Тьму по лицу и умоляла: «Магра, возлюбленная моя Магра. Не тронь его. Не виноват в том никто, кроме меня».

Тогда её лицо – лицо Тьмы, нет, Магры – было другим. Таким же прекрасным и нежным, как лицо её матери. По нему катились слёзы, собирались в ладонях Эдды, которая умирала у неё на руках.

«Поклянись. Поклянись, что не тронешь его…»

После всего, что этот мерзавец сделал, она всё равно выбирала его. Магра не могла этого понять, не могла простить. Она села на трон, она стала сильной, подобно солнцу, но не могла унять ненависти в своём сердце. Она смотрела на мучения людей, заставляла их пресмыкаться, представляя, что всё это она проделывает с Алтаруном и его дружками, надеясь, что со временем станет легче. Но легче не становилось: она могла мучить людей, скрывать королевство от чужих глаз, но не могла убежать от себя. От мерзкой, ненавистной человеческой половины самой себя, которую оставил ей в наследство отец-убийца. Она не могла смотреть на себя в зеркало, не могла подарить мужу дитя, боясь, что мерзкая человеческая суть проникнет и в него.

Больше всего на свете Магра желала избавиться от неё, выжечь, отсечь. Но такая магия оказалась ещё сложнее той, что делит душу на части, такой магии не знали даже фейри. И тогда Магра отправилась туда, где магии неведомы границы – к мировой Бездне, в которой всё ещё обитали Магия и Хаос, сплетённые воедино.

Она стояла на коленях у края Бездны, тянула ладони к бушующему Хаосу и вбирала всё его могущество в себя, желая уничтожить с его помощью свою человеческую половину, подчинить себе неподчиняемую стихию и освободиться от собственной сути. Магра не выдержала. Никто не выдержал бы подобного. Магра кричала от боли и в муках раскалывалась на две части. А потом окутала ущелье непроглядная Тьма, густая и хищная, полная ненависти, голода и боли. Рвалась она за пределы ущелья, губя всё на своём пути, но Хаос и Магия, что принадлежали Бездне, тянули её назад. Тянули-тянули, пока не уволокли на самое дно. А когда последние щупальца Тьмы нырнули в черноту Бездны, на краю осталась лежать лишь мёртвая человеческая старуха.

Я не успела увидеть, что случилось потом: меня утянули на глубину другие воспоминания, отрывки из моей собственной жизни. Ночи в спальне Гильдии, первые убийства, уроки