Город мертвого бога - Алекс Феби

не подвергавшееся изменениям, не обладает такой остротой, как, скажем, зрение ястреба (последнее настолько отточено, что позволяет видеть биение мышиного сердца в артерии на шее зверька, прячущегося посреди поля зрелой пшеницы в сотне ярдов ниже самого ястреба, реющего в небе), но собачьи глаза, волшебным образом усовершенствованные, изменены в сфере контрастов таким образом, чтобы иметь возможность читать на большом расстоянии. Это бывает полезно в самых различных ситуациях, прежде всего давая собаке возможность разбирать письменные инструкции, оставленные ее хозяином, а также для понимания и диктовки простых заклинаний, таких, как те, что предназначаются для охраны от грабителей, и таких, к которым можно прибегать in extremis[6], в случае, если физических способов защиты окажется недостаточно, дабы обеспечить выполнение псом его обязанностей. По этой причине Анаксимандр был способен с одного взгляда прочесть неразборчивые и малопонятные письмена, нанесенные на пергамент одним сплошным массивом, даже несмотря на то, что они выглядели весьма архаично и не согласовывались с общепринятыми нормами (так, например, многие буквы, которые можно было бы ожидать увидеть, были заменены вариантами, давно вышедшими из употребления, или такими, которые никогда не имели распространенного хождения).

Говоря вкратце, свиток представлял собой акт передачи собственности, описывавший, как следует распорядиться различными территориями, зданиями, правами, товарами и движимым имуществом в случае предположительной или подтвержденной смерти некоей Клариссы Делакруа (так звучало ее краткое именование; в акте указывалось множество других имен, как собственных, так и полученных вместе с титулом), которая, если верить документу, владела большинством доходных предприятий в Торговом конце и почти всеми патентами, согласно которым могла осуществляться торговля между Мордью и миром, существующим за пределами Морской стены. Этот мир оказался неожиданно обширным для Анаксимандра – в свитке перечислялись сотни названий других городов, что за одно мгновение вызвало у него, как назвали бы это философы, «смену парадигмы», поскольку до этого времени он считал Мордью почти всем, что есть в мире, по крайней мере в практическом отношении; но теперь ему пришлось пересмотреть свои воззрения. Эти патенты были дарованы ей навечно и не могли быть оспорены ничьей властью – даже властью Господина; подобные права опирались на отсылки к договорам и контрактам, восходившим к тем временам, когда еще не было обычая вести какие-либо записи, но удостоверялись существованием печатей и знаков, находящихся в распоряжении и на хранении у семейства Делакруа и доступных для проверки по договоренности с теми, кто желал бы убедиться в их подлинности. Это тоже заставило Анаксимандра внести поправки в свои представления, ибо он всегда полагал, что Господин управлял системой, которую создал сам.

Впрочем, у него не было достаточно времени, чтобы как следует обдумать эти новые факты: Пэдж заговорил, нарушив тишину, необходимую для развития мыслей.

– Обязательство, говоришь? – переспросил Пэдж, скатывая свиток; вероятно, он заметил, что тот привлек к себе внимание пса.

Но Анаксимандр уже увидел все, что ему нужно было увидеть, и уже прослеживал уникальный запах свитка вдоль линии, уводившей прочь из комнаты. У него имелось рабочее предположение, что пергамент был принесен сверху, с холма, оттуда, где находились лучшие дома Торгового конца, внутри одного из которых он еще недавно был вынужден служить. После того как с текущим делом будет покончено, он собирался разыскать то место, где этот свиток находился прежде, отправиться туда и разузнать точное значение написанного на нем, поскольку существовала связь между свитком и, через мать Тривза и самого Тривза, обетом службы его сотоварища, Сириуса. Пока что свидетельства предполагали, что мать Тривза и была этой Клариссой, а сам Тривз – названным бенефициаром завещателя.

Тем не менее оставалось еще обязательство, данное им хозяйке распивочной, а Пэдж задал ему вопрос. При данных обстоятельствах – под угрозой смерти, исходящей от крупной волшебной собаки, да и любого подобного существа, – большинство знакомых Анаксимандру людей начало бы издавать запах человека, боящегося за свою жизнь, который весьма легко распознать. От Пэджа, однако, не пахло ничем таким, чем не пахло до того, как угроза была произнесена, словно подобная перспектива ничуть его не обеспокоила; возможно, он чувствовал легкое любопытство, но определеннно не слишком сильное.

Анаксимандр не мог откровенно рассказать все Пэджу, поскольку это выдало бы хозяйку распивочной (а вместе с ней и ее сыновей), являвшуюся в данном случае его нанимателем, пусть и второстепенным, вследствие чего он должен был принимать во внимание любые аспекты, которые могли отразиться на ней и причинить ей неудобства; однако он мог по меньшей мере описать вопрос в общих чертах, чтобы по реакции Пэджа оценить вероятное развитие их отношений.

– Совершенно верно, – отозвался пес. – Я согласился выполнить некое обязательство, во исполнение которого должен буду предоставить свидетельства вашей гибели.

Пэдж облизнул губы и кивнул:

– Понятное дело, у человека полно врагов, особенно в таком деле, как мое: постоянно вступаешь в конфликты с людьми как раз такого сорта, какие способны нанять диковинного зверя, чтобы он выполнил за них грязную работу. Ну что ж! У меня есть предложение. Бывает, что люди выкупают долги других людей, надеясь, что им удастся взыскать их там, где это не удалось первоначальному заимодавцу. Точно так же можно выкупить и данное другим человеком – или собакой – обязательство. Я куплю у тебя обязательство убить меня, ты вернешься к своему нанимателю и дашь ему ту цену, которую заплачу тебе я. Таким образом ты выполнишь свое обязательство общепринятым и удобным путем взаимного обмена. Ну, что скажешь? За ценой не постою!

Анаксимандр сразу же распознал уловку: под столом Пэдж заряжал пистолет, двуствольный; запах пороха добавлял наполнявшим комнату миазмам перечный оттенок.

– Вы можете заплатить мне этим свитком, – сказал пес, не столько надеясь, что цена будет принята, сколько для того, чтобы заставить Пэджа сделать паузу, тем самым дав ему самому больше времени для действия.

Пэдж действительно остановился, и поскольку его мозг, в отличие от Анаксимандра, не подвергался магическому усовершенствованию, его анализ разнообразных возможностей протекал гораздо медленнее, сопровождаясь подергиванием за кудряшки и разглядыванием результата в маленькое зеркальце, которое он достал из кармана. В любом случае его рефлексы были гораздо медленнее. Анаксимандр прыгнул на него через стол, выпустив когти и обнажив зубы, угрожая сразу по двум фронтам: нанести вред либо свитку, либо самому Пэджу.

Пэдж поднял пистолет и выстрелил, но уже после того, как левая передняя лапа Анаксимандра толкнула его правую руку, так что прицел оказался сбит и пуля, назначенная для сердца пса, попала ему только в плечо. Подобное ранение могло бы помешать человеку или любой другой собаке, но не