Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень - Виктор Лагздиньш

Хотя Виктор по вполне понятным причинам скрыл от Черни, что отношения с отцом разорваны давно и бесповоротно, ему в последний вечер в зоне приятно было слышать разглагольствования Черни о планах на будущее. И более того, он даже поверил, что для обеспечения сытой, хотя и не очень интересной жизни непременно надо съездить к отцу и вымолить прощение. Конечно, торопиться некуда: двадцать пять лет – еще не тот возраст, чтобы изнывать в кресле перед телевизором; и потом, на свободе его ждет кругленькая сумма.

– Раньше середины дня не выйдешь.

– Наверно. – Виктор зевнул.

– Надо было сказать Нине, чтобы купила тебе билет! Как я об этом не подумал раньше!

– Ничего, как–нибудь… – Виктор зевнул еще раз.

– А ночевать где будешь?

– Посмотрим.

– Нет, кроме шуток. Я черкну Нине записочку. Теперь, правда, не то что раньше, но раскладушка найдется. И ужином накормит.

Записку Виктор взял, чтобы не огорчать Черню. Идти к его жене он не собирался. Позже Черня узнает, что никто с его запиской не приходил, и подумает, что Виктор то ли успел на поезд, то ли улетел в Мурманск самолетом. В конце концов, разве так важно, что он подумает.

Конечно, отправился прямиком к Белле. Был конец лета, женщины в легких одеждах, на лицах и ножках вводящий в искушение загар, а в глазах еще светится весна…

В день освобождения хочется быть лучше, чем ты есть на самом деле, ты готов услужить любому встречному. Лишь только в троллейбус вошла женщина, Виктор вскочил как ужаленный и уступил ей место, на следующей остановке женщин набилось в салон великое множество – рабочий день подошел к концу. Едва от конвейеров и кульманов, они весело щебетали и смеялись. И все почему–то страшно спешили; протискиваясь к выходу, они касались его ненароком, и невдомек им было, что он готов как безумный увлечь за собой любую. Фактически в отношениях с женщинами он еще совсем мальчишка. Сколько раз Виктор мысленно наслаждался женскими чарами, упивался воображаемыми сценами, придумывал донжуанские или грубые способы знакомства, а теперь, когда окружило столько женщин, настоящих, живых, не с журнальных картинок, он, дрожа всем телом, увертывался от их случайных прикосновений. Как потерянный стоял он среди сероглазых и кареглазых инквизиторов в легких платьях, блузках, не скрывавших, а, наоборот, выставлявших напоказ их фигуры, обзывал их про себя дурами и, может, вышел бы из троллейбуса, да путь к дверям загораживали такие же вертихвостки. Мне они не нужны, твердил он себе, я еду к Белле. С Беллой у него ассоциировались все женщины, которых он видел или о которых думал. Ее он возвысил до символа женственности и красоты. У них с Беллой будет медовый месяц… Куда–нибудь махнут. Хотя бы в Крым. Снимут комнату, будут спать и купаться. Сезон в разгаре, Белла обязательно согласится.

Возбужденный и раскрасневшийся, он взлетел по узкой лестнице на четвертый этаж и постучался. В полупустом чемодане булькали две бутылки шампанского и коньяк, а в руке он держал аккуратно завернутый букет кроваво–красных роз: они приводили Беллу в восторг. Розы он купил с рук, цветы сожрали едва ли не половину оставшихся у него денег.

Открыла ее сестра, она ему нисколько не удивилась. Виктора это задело: будто он выходил на минутку в гастроном за спичками.

– Белла говорила, что ты вот–вот заявишься, – пояснила женщина. – Чемодан можешь оставить.

– А сама она где? – Виктор был неприятно удивлен. И что за тон… Впрочем, они всегда не переваривали друг друга.

– Белла завербовалась в какую–то киногруппу и будет только в субботу.

В комнате все как прежде. Если не приглядываться, то мебель кажется совершенно новой.

– Знала ведь, что я буду! – с упреком воскликнул Виктор.

– Наверно, решила, что хватит. – Беллина сестра визгливо рассмеялась. Ее радовало все, что досаждало Виктору.

Возбуждение его не оставляло.

Они похожи, помимо воли молнией мелькнуло в его голове.

– Ну, ты… Чего уставился, как бык… Возьми, за чем прискакал, и проваливай. Ко мне сейчас придет дружок, и я не хочу, чтобы он тебя видел. Еще подумает бог знает что.

– Послушай, женщина! – Он попытался схватить ее за руку, но она ловко увернулась.

– Отвяжись, болван! Скажу Белле! Не хватало мне еще с тобой путаться, у меня, знаешь, принципы.

Упоминание о Белле слегка охладило Виктора.

Он достал из шкафа свои фирменные, в обтяжку, джинсы и стал рыться в поисках джемпера, который когда–то сидел на нем как влитой.

– Не переворачивай все вверх дном!

– Где мой полосатый джемпер?

– Кажется, стащили.

– Как это?

– Стащили, и все… Нас ведь обокрали. Прошлой зимой. Сначала думали на Вовку, но оказалось – не он. Кто–то из своих, это уж точно. По ночам у меня сынишка дома, а тут как раз отослала его на пару недель к матери. Мы спокойно себе сидим в «Русе», в баре за канатами, и потягиваем коктейль. А они тут пошуровали. И когда уходили, еще закрыли на ключ, гады! Всю фирму взяли. Пришлось ставить второй замок.

– А почему мои джинсы не взяли? – воскликнул Виктор, чтобы уличить ее во лжи. Он уже почувствовал приближение беды. Над его головой сгущаются тучи.

– Теперь в таких не ходят, теперь вельвет носят.

– А т е в е щ и тоже сперли?

– Конечно. Правда, кое–что Белла, кажется, отнесла к матери.

– Но ведь т е в е щ и были спрятаны! Я сам прятал!

– Тут спрячешь! Сколько ни прячь, все как на ладони. Загнать надо было, когда у Беллы имелся покупатель, сейчас законные башли лежали бы на книжке.

– Как же, вам с сестрой только и доверить деньги! – Он рассвирепел и начал кричать: – Решили сделать из меня дурака! Не выйдет номер!

– Дурак и есть дурак!

– Милицию вызывали? – спросил он тише, но голос его по–прежнему дрожал от злости и подозрения.

– А как же! Приехали, посмотрели и уехали.

– И что?

– Сказали, что, по их мнению, вор был один.

Как ни смешно, он принялся ругать угрозыск за плохую работу, словно был в полном смысле жертвой ограбления. Словно пропавшее добро он не награбил, а приобрел за годы честного труда. На голову милиции посыпались проклятия одно хлестче другого. По правде говоря, ему бы радоваться, что не нашли т е в е щ и, – ведь среди них было несколько фарфоровых ваз из квартиры, за кражу которой он избежал наказания.

– Мы на Вовку думали, решили, он навел: вначале был с нами в баре, а потом куда–то исчез. Оказалось, по Ритке соскучился.

– Этот может. Точно, Вовка! Правда, никто ему о т е х в е щ а х не говорил, но пронюхать он мог.

– Твое барахло нам дорого обошлось. Если сосчитать, у меня одной сотни на три унесли.

– Три сотни! У меня несколько тысяч пропало! Даже больше! – Подсчитывая в колонии ценность спрятанных вещей и зная о повышении цен на изделия из серебра и хрусталя, он лишь самую малость надбавил к прежней стоимости.

– Те серьги, которые ты Белле подарил, в тот вечер тоже были дома.

– Завтра же Вовке придется идти к протезисту жернова вставлять. Все до одного!

– Так он тебе и дался. И потом, что это изменит? Надеешься от него назад получить? Успокойся, он давно все спустил и клянчит на кружку пива. И вообще… кто же мне сказал… будто он опять в зоне. Но, может, брешут.

Два коротких звонка. Женщина бросила на Виктора полный досады взгляд и пошла открывать.

У вошедшего была аккуратная лысинка, мягкие, ухоженные руки.

– Я шофера не отпустил… Может, поужинаем в «Сените»? Какая нужда торчать в Риге? – сказал он еще с порога.

– С удовольствием. Страшно проголодалась. – Ишь как разулыбалась, разговаривая с этим наодеколоненным старичком. – Я сейчас…

При виде Виктора посетитель нахмурился. Он был из тех, кто платит щедрой рукой, требуя взамен чуть ли не настоящей любви и уж во всяком случае полной верности, чтобы застраховаться от дурной болезни.

– Это к Белле… Зашел оставить чемодан… – забеспокоилась она. – Не забудьте, пожалуйста, свои цветы! – и подала Виктору неразвернутый букет.

– Добрый вечер! – Старик сухо кивнул, чтобы не показаться невежливым. Но тут его взгляд упал на джинсы, переброшенные через спинку стула.

Хозяйка гневно посмотрела на Виктора и кинула джинсы в шкаф.

– Чемоданчик можете оставить, а остальное улаживайте с Беллой сами. Мне ваши дела ни к чему.

– До свидания! – коротко сказал мужчина, как только они втроем вышли на лестничную клетку: мол, разговор окончен, топайте вниз.

– До свидания! – смиренно ответил Виктор и в самом деле потопал, хотя на языке у него вертелось: «До какого еще свиданьица?! Мы уже не увидимся. Ты–то будешь в усиленном режиме, а я только в строгом!» Но эти фразочки могли сильно осложнить отношения с сестрой Беллы, а ведь он собирался здесь пожить, когда Белла вернется.

– Ну, честное слово! – послышался сверху плаксивый женский голос. – Я тебе все расскажу, это Белкин кадр…