КГБ - Олег Гордиевский

Как только Берии стало известно о берлинском восстании, он вылетел на место для проведения расследования. Но находясь в Берлине, он постоянно следил за своими соперниками в Москве. Когда Берия узнал, что заседание Президиума назначено на необычный час, он тут же позвонил в секретариат Президиума и потребовал объяснений. Хотя ему сказали, что ни один из вопросов повестки дня не требует его личного присутствия, он незамедлительно вылетел в Москву. На Президиуме Берия изложил циничную, но точную оценку ситуации в Германской Демократической Республике. По словам будущего министра иностранных дел Андрея Громыко, который присутствовал на заседании в качестве наблюдателя, Берия говорил «тоном, не терпящим возражений, с ухмылочкой»:

— ГДР? Что такое ГДР? Это даже не настоящее государство — держится только на советских войсках, хоть мы и называем его «Германская Демократическая Республика».

Для остальных членов Президиума это было уже слишком. «Я протестую, — возмутился Молотов, — против такого отношения к дружественной стране». Другие выступавшие горячо поддержали возмущение Молотова. «Нас всех шокировала такая грубая политическая выходка,» — вспоминает Громыко.

До возмездия оставались считанные дни, хотя Берия об этом не подозревал. Заговор с целью свержения Берии возглавил Никита Хрущев. Союзниками Хрущева на раннем этапе были министр обороны Булганин и его заместитель маршал Жуков. Они гарантировали поддержку со стороны вооруженных сил. Но лишь только в мае-июне Хрущеву удалось привлечь на свою сторону Георгия Маленкова, сменившего Сталина на посту премьер-министра. Огромное значение имела и поддержка со стороны одного из заместителей Берии, Сергея Круглова. Специальное заседание Президиума было назначено на 26 июня. Хрущев пришел на заседание с пистолетом в кармане. По его собственному, менее чем скромному рассказу, «Берия уселся, развалился и спросил: „Ну, какая сегодня повестка? Почему так вдруг решили собраться?“ А я под столом Маленкову на ногу наступаю, шепчу: „Открывай заседание, дай мне слово“. Маленков побелел, я вижу, он рта открыть не может. Я тогда вскакиваю и говорю: „На повестке дня один вопрос: антипартийная раскольническая деятельность агента империализма Берии. Есть предложение вывести его из состава Президиума и ЦК, исключить его из партии и предать суду военного трибунала. Кто за?“

Молотов, Булганин и другие по очереди выступили с осуждением Берии. Перед тем как перейти к официальному голосованию по предложению Хрущева, Маленков нажал потайную кнопку под столом. Вошел Жуков во главе группы вооруженных армейских офицеров, арестовал Берию и увел его под конвоем. В портфеле Берии был найден листок бумаги, на котором он написал красным «Тревога» в надежде, что ему удастся вызвать подмогу. Опасаясь, что войска МВД попытаются освободить своего шефа, Жуков ввел в Москву две дивизии — танковую и мотострелковую, которые при необходимости могли подавить выступление частей МВД, вооруженных лишь стрелковым оружием. Лишь несколько дней спустя офицерам МВД официально сообщили, что Берия арестован. Для многих первым признаком падения Берии стало исчезновение его портретов. В начале июля четырнадцатилетний Гордиевский, который в то время был на каникулах на Украине, получил письмо от своего отца — полковника Управления учебных заведений МВД, в котором тот писал: «Вчера произошло событие невероятное. Со стен сняли портреты шефа.» Через несколько дней пришло второе письмо с такой новостью: «Шефа арестовали и держат в тюремной камере.»

Официально об аресте Берии было объявлено 10 июля. Хрущев, возглавивший переворот, стал теперь главным в руководстве, которое все еще официально именовалось коллегиальным. В сентябре он занял пост Первого секретаря ЦК партии. 24 декабря было объявлено, что Берию и шесть его подручных (среди них Меркулов, бывший начальник НКГБ, и Деканозов, бывший начальник ИНУ) Верховный суд признал виновными в заговоре с целью «возрождения капитализма и реставрации власти буржуазии». Самое страшное преступление Берии — ответственность за массовые убийства — не могло быть упомянуто из опасения, что это дискредитирует режим. В сообщении о казни вскользь упоминались преступления, «свидетельствующие о его моральном падении». На закрытом процессе над Берией Верховному суду сообщили, что у одного из охранников Берии был обнаружен клочок бумаги с именами и телефонами четырех из сотен женщин, которых затаскивали к нему домой во Вспольном переулке, где он их насиловал. Среди этих жертв была шестнадцатилетняя девочка.

Самым выдающимся из всех предъявленных Берии обвинений было сотрудничество с британской разведкой. Единственным свидетельством его связи с английской разведкой, представленным на суде, было досье из его личного архива, из которого якобы явствовало, что во время Гражданской войны, в 1919 году, он работал на контрразведку националистического мусаватисткого режима в Баку, то есть в то время, когда этот регион контролировали англичане. Один из следователей по делу Берии признал впоследствии, что в том досье ничего не говорилось «ни о заданиях, которые давали Берии, ни о том, как он их выполнял». Однако в официальном сообщении о суде над Берией отмечалось, что с 1919 года «и до самого ареста Берия не прерывал и расширял свои тайные связи с иностранной разведкой». Таким образом, вслед за Ягодой и Ежовым, которых казнили в тридцатых годах, Берия стал третьим руководителем КГБ, казненным за преступления, среди которых было и обвинение в работе на английскую разведку.

После ареста Берии 26 июня его место на посту главы МВД занял один из его бывших заместителей, Сергей Круглов, который присоединился к заговорщикам. В то время бывшее МГБ пока продолжало оставаться в составе МВД. Рясной, которого Берия поставил во главе Иностранного управления, был уволен, и след его затерялся (хотя вряд ли где-нибудь в ГУЛАГе). На смену ему пришел дипломат Александр Семенович Панюткин, возможно, по предложению Молотова, который после смерти Сталина снова стал министром иностранных дел. Молотов хотел восстановить свое былое влияние на внешнюю разведку, которым он пользовался, когда создавался КИ. С 1947 по 1952 год Панюшкин был послом в Вашингтоне и в течение какого-то времени до и после этого периода — послом в Пекине. Кроме того, что он был главным легальным резидентом в Вашингтоне в период деятельности КИ, он также осуществлял непосредственное руководство операциями в течение года после отзыва легального резидента Георгия Соколова в 1949 году. Один из перебежчиков более позднего периода вспоминал, что в 1953 году Панюшкин был высокий, худощавый, несколько сутулый, в сером костюме и с землистым цветом лица («какой бывает у шахтеров или рабочих свинцовых заводов»), в то же время человек он был простой, без претензий. Его представление сотрудникам Иностранного управления состоялось в актовом зале Дома офицеров. Петр Дерябин, в то время секретарь одной из парторганизаций, встретил его у входа в Дом офицеров и проводил на сцену, где уже сидели Круглов, его заместитель Иван Серов и другие секретари парторганизаций. Круглов сообщил о назначении Панюшкина, затем Панюшкин вкратце рассказал, чем занимался до этого, и предложил задавать вопросы. Пораженные такой сравнительно неофициальной атмосферой, присутствовавшие молчали, и встреча на этом закончилась. То, что Панюшкин в прошлом был дипломатом, ни в коей мере не означало, что методы зарубежной деятельности МВД будут как-то смягчены. И действительно, одной из первых операций, которую Панюшкин лично контролировал из Центра, стала операция «Рейн» — попытка покушения на лидера украинской эмиграции в Западной Германии. За поколение до этого, в ходе операции «Трест» удалось выкрасть двух основных лидеров белой эмиграции — генералов Кутепова и Миллера, которых не удавалось заманить обратно в Советский Союз. После серии подобных операций, удачно проведенных в начале холодной войны вдоль советской границы, к ликвидации были намечены наиболее влиятельные лидеры эмиграции — руководители Народно-трудового союза (НТО в Западной Германии. Убийство первой предполагаемой жертвы, Георгия Сергеевича Околовича, санкционировалось, как и все операции по ликвидации за рубежом, непосредственно Президиумом. За подготовкой Николая Хохлова, назначенного старшим группы МВД по ликвидации, наблюдал сам Панюшкин. Среди инструкторов Хохлова был Михайл Рубак, чемпион СССР по самбо, и подполковник Годлевский, пятикратный чемпион Союза по стрельбе из пистолета. Орудие убийства — пистолет с электрическим спуском и с глушителем — было спрятано в пачке сигарет. Пистолет, стрелявший пулями, отравленными цианистым калием, был разработан в секретной оружейной лаборатории МВД/МГБ. Однако Хохлов оказался более разборчивым, чем убийцы сталинской эпохи. Его по крайней мере наполовину убедили некоторые публикации НТС, с которыми он познакомился, готовясь к покушению на Околовича. 18 февраля 1954 года Хохлов зашел на квартиру Околовича во Франкфурте и представился, повергнув хозяина квартиры в полное замешательство. «Георгий Сергеевич, — обратился он к Околовичу, — я прибыл из Москвы. Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза приказал вас ликвидировать. Убийство поручено моей группе.» Затем он сообщил перепуганному Околовичу, что решил не убивать его. Вместо этого Хохлов переметнулся в ЦРУ, где поначалу к нему отнеслись довольно скептически. 20 апреля состоялась сенсационная пресс-конференция, на которой он поведал о плане покушения и продемонстрировал орудие убийства. С начала холодной войны в советской разведке не было серьезных случаев измены. Но бегство Хохлова стало первым из пяти крупнейших скандалов, которые Московскому центру предстояло пережить в первые месяцы 1954 года. В январе Юрий Растворов, сотрудник резидентуры в Токио, перебежал в ЦРУ; в феврале в Вене, и тоже в ЦРУ, бежал Петр Дерябин; а в апреле в Канберре остались Владимир и Евдокия Петровы.