Ещё не Аюта - Владимир Осипцов

нет?

— Конечно, помогу, дурочка. Только думаю, что раскусят тебя через пару часов, и вернёшься под венец под конвоем...

— Посмотрим! Значит так: разыщи мне кушак, шаровары, копьё — одного размера, не выше меня ростом. Сейчас померяем. Завтра они уходят, завтра только и сможем, раньше не получится... Девочкам придётся сказать, что я ухожу в монастырь, неправду...

— Как ты думаешь добраться через весь город?

— До Иваоропенерега в своём обличии, там превращусь, переоденусь, и изображу заблудившегося. Ты скажешь, что за мною пришла какая-то незнакомая тебе мать-настоятельница и увела меня с собою.

— Ох, тебе и влетит!

— Для этого надо сначала меня поймать!

— Нет, я не об этом. Вон того беднягу забыла? Как его лупили? А вдруг заблудившихся так же наказывают?

— Поэтому и буду ждать самой суматохи, чтобы не до этого было! Но если что — парочку ударов выдержу, не хрустальная же. А пока закрой как следует дверь, опробую свою магию.

Ануш защёлкнула замок, а принцесса, вытащив зеркало на середину комнаты, поставила перед ним светильник и книгу заклятий, раскрытую на нужной странице, тщательно сосредоточилась и произнесла формулу.

Приятное тепло пронзило её с ног до головы. Она вся затрепетала и непроизвольно зажмурилась, а когда открыла глаза, трансформация уже завершилась.

Мацуко оглядела непривычно выросшую в объёмах комнату. Средний ракшас был карликом для демона, но сейчас, глядя в отражение в зеркале, она ощущала себя нормального роста, а вот всё остальное... Ануш, которую она привыкла считать полуребёнком, выглядела вдруг взрослой женщиной. Меч, который она сама спокойно носила на бедре, казался впору лишь сказочным гигантам. Да и её собственные одежды казались не нарядами, а знамёнами небесных армий!

Да, одежды... Ануш взяла какую-то верёвку и померила размеры новоиспечённого новобранца:

— Я посмотрю размер чуть больше, вдруг ты начнёшь пухнуть от переживаний. В борделе возьму. Совру девчонкам про любовника, которого ограбили. Правда, не гарантирую чистоты...

— Да ладно, главное успей... Мне надо ещё потренироваться с заклинаниями, все мелочи запомнить...

— А что с волосами? — спросила суккуб.

Кадомацу в задумчивости провела по своим прекрасным длинным желтым волосами чёрною на их фоне рукой. Из-за какой-то ошибки в заклинании, они не исчезли под покровом иллюзии, а гордыми волнами канареечного огня лились, изредка вспыхивая короткими всполохами с головы на плечи, с плеч на пол, где образовывали целый костёр из ничего. Странно, в других её иллюзиях — темноволосой суккубы и лысой старой монахини, с ними таких проблем не возникало.

— Волосы придётся срезать, — с печалью ответила она.

— Может, ещё раз попробуешь? Пока тренируешься?

— Да куда я с ними в толпе мужиков-то? Ещё зацеплюсь где-нибудь. Ладно, — девушка резким взмахом развеяла иллюзию, представ перед зеркалом в своём настоящем виде. От резкой перемены точки обзора закружилась голова:

— Не забудь тогда прихватить ещё и ножницы, чтобы завтра не пришлось горевать. Давай, спеши, Они выйдут с утра, а мне ещё надо убедительное враньё придумать для девочек.

Прощание

...- Прощайте, Учитель, — сказал Кирэюме старому самураю, склонившемуся перед ним в прощальном поклоне.

— Наверное, в последний раз видимся, мальчик, — ответил желтоглазый старик с рябым лицом, поднимаясь с колен: — Ты всё-таки назвал меня «Учителем»?! Не только для того старого хрыча оставил это слово?

Сквозь алые полотнища, натянутые вдоль галереи, лился тревожный красный свет праздничных фонарей столицы. Желтые глаза старого генерала казались не желтыми, а золотыми — цвета крови. Или это была слеза?!

— Разве могу я назвать иначе того, кто научил меня держать меч?

— Однако, недостаточно, — старый демон двинул бровям: — Против собственной невесты ты ещё слаб.

— Мою невесту после сегодняшней ночи перестанут интересовать мечи. Она либо полюбит, либо научится бояться меня. Оба варианта меня устраивают.

— Возьми самураев, чтобы не опозориться, как в прошлый раз, — сказал старый генерал: — У неё есть телохранители.

— Мои хатамото ими займутся. А девчонки — что же, для друзей полагается награда!

— Хвастовство — удел победителей. Смотри, получится как с фрейлиной.

— Прошу прощения, учитель, но на этот раз будет по-другому. Надеюсь, когда вы вернётесь, буду встречать вас с покорной женой...

— Я не вернусь, мальчик, — грустно проговорил старый самурай: — Я ухожу готовым к смерти. Убийце наследника не дадут права на харакири... — он поднял взгляд желтых глаз: — Удар моего меча сделает тебя Императором. Не потеряй этот шанс...

— Удачи вам, сэнсей.

— Тебе удачи, балда... Спеши, принцесса встает рано.

...Какой мог быть сон в такую ночь! Кадомацу передумала всё на свете, пока металась в постели до предвестников зари. И в основном не о том, что скоро ей предстоит, были мысли маленькой принцессы, а о будущем, о том, что, может быть, и не случится — как она предстанет перед Тардешем, какой подвиг надо будет совершить, чтобы он даже похвалил её за этот поступок...

Ещё была темень на улице, как она разбудила У-дайнагон и матюкающуюся Весёлый Брод, и только им одним рассказала о своём решении сбежать из-под венца в монастырь.

Враньё удалось:

— Глупая, ты не представляешь, что теряешь! — это, конечно, Весёлый Брод, затейница.

— Бедная, а что если тебя найдут твои родители? — это У-дайнагон, умница.

— Поэтому я и не говорю никому, даже Ануш, куда я еду, и никому, кроме вас — о том, что еду... Уважаемые дамы, возьмите, — принцесса протянула им четыре письма: — Это подорожная для Чёртов Угол — отвезите её на Порог Удачи, к сестре. Это — завещание, подарок каждой фрейлине и служанке. Это письмо старшей сестре, пусть та, которая повезёт Чёртов Угол, передаст вместе с нею. А это — письмо Сабуро, я хочу, чтобы ты, Ёко, передала ему лично.

Они с церемонным поклоном приняли бумаги, а потом вдруг хором обняли её, запутавшись длинными подолами и рукавами.

— Не переубедишь же тебя, упрямицу, знаю... эх... ну давай, достигай там своего просветления, и что там... ну, полагается! — это, конечно же, Весёлый Брод.

— Я напишу про тебя книгу. Потому что столько вранья и сплетен, ходит в народе, что пора