История человечества. Россия - Владимир Сядро

Определенную надежду на улучшение ситуации на границе дала осень 1963 года. В октябре этого года советские власти, идя навстречу хозяйственным интересам жителей приграничных районов, выразила готовность разрешать китайским гражданам, при соблюдении необходимых условий, переход на советские острова, а также судоходство и лов рыбы в некоторых районах рек Амур и Уссури до середины этих рек.

А в следующем месяце Советский Союз и Китай договорились провести переговоры по пограничным вопросам на уровне заместителей министров. Эти переговоры начались 25 февраля 1964 года в Пекине. Китай представлял заместитель министра иностранных дел КНР Цзэн Юнцюань, его заместителем был заведующий отделом МИД КНР Юй Чжань. Главой советской делегации был назначен командующий пограничными войсками СССР генерал-полковник Павел Зырянов. Китайцев, скажем так, «не совсем верно информировали», сказав, что он имеет ранг заместителя министра, хотя это и не соответствовало действительности. Впоследствии участники тех переговоров объясняли это тем, что советская сторона видела основной их смысл в уточнении прохождения линии границы, поэтому и было целесообразно поручить дело специалисту-пограничнику. Заместителем Зырянова был советник-посланник посольства СССР в КНР И. С. Щербаков.

С самого начала переговоров стало ясно, что стороны по-разному видят их цели и задачи. О понимании ситуации советской стороной мы только что упоминали. Руководители же китайской делегации говорили, что задачей консультаций является вопрос о советско-китайской границе вообще, т. е. проблема границы между двумя странами в целом.

Китайская позиция на этих переговорах сводилась к трем пунктам:

1. Основой для переговоров должны служить только договоры.

2. На переговорах должна быть рассмотрена вся граница, а не только ее отдельные участки.

3. В результате переговоров должен быть заключен новый договор со ссылкой на существующие договоры, которые следует квалифицировать как неравноправные.

Первый пункт у представителей СССР принципиальных возражений не вызывал, более того, этот пункт советская сторона пыталась использовать как аргументацию своей позиции о незыблемости существующей границы: «Мы говорим, – отмечал глава советской делегации П. И. Зырянов, – что нынешняя граница сложилась исторически и закреплена самой жизнью, а договоры о границе являются основой – и это, по существу, признается и китайской стороной – для определения прохождения советско-китайской пограничной линии».

Подобная тактика воспринималась китайцами довольно-таки остро, если не сказать болезненно. «Что вы подразумеваете под исторически сложившейся пограничной линией? – спрашивал глава китайской делегации Цзэн Юнцюань. – Имеете ли вы в виду линию, сложившуюся в ХVII или ХVIII веке, или же линию, сложившуюся за минуту до вашего выступления? На тех участках, где вы не перешли определенной договорами пограничной линии, вы, видимо, не будете возражать против того, чтобы действовать в соответствии с договорами, а на тех участках, где вы перешли определенную договорами пограничную линию, вы будете настаивать на том, чтобы вопрос разрешался в соответствии с “фактически охраняемой линией”».

Как видим, позиция Китая в данном случае была, как минимум, ничуть не менее аргументированней позиции советской стороны. Далее Цзэн Юнцюань отмечал, что «фактически охраняемая, исторически сложившаяся линия границы» появилась, когда на огромной границе Китая и СССР было рассредоточено не многим более 200 китайских пограничников и советская сторона посылала войска «куда заблагорассудится».

Несмотря на подобные заявления и разногласия, переговоры шли достаточно успешно. Вскоре в Москве, более детально изучив представленные топографические карты, пришли к выводу, что имеется возможность рассмотреть линию прохождения границы на всем ее протяжении, а не только на отдельных участках. Что, как легко заметить, совпадало со вторым пунктом консолидированной позиции китайской делегации. В связи с этим из Москвы руководителям советской делегации в Пекине пришло указание подтвердить линию прохождения границы на участках, где стороны понимают ее одинаково, и обсудить вопросы об уточнении линии границы и попытаться прийти к компромиссу там, где имеются различия в понимании ее прохождения.

Обсуждение в подобном формате продолжалось более двух с месяцев. В результате было в целом завершено согласование линии границы на всей ее восточной части. Исключение составлял участок возле слияния рек Амур и Уссури – здесь китайцы настаивали на передаче Китаю островов Тарабаров и Большой Уссурийский, а советские представители считали, что граница должна проходить по протоке

Казакевичева, как было предусмотрено договорными документами. Но это, по большому счету, были частности, главное, что было движение навстречу друг другу. По согласованным участкам были подготовлены три проекта соглашения рабочей группы, с приложением топографического описания прохождения границы, также были отработаны карты, на которых обе стороны согласовали делимитированную линию границы. И еще один очень важный момент: кроме прочего, из Москвы пришло личное указание Хрущева пойти на изменение некоторых положений договоров о границе и провести линию границы по фарватеру судоходных рек и по середине несудоходных рек.

Момент действительно очень важный – получается, что Советский Союз соглашался перенести границу на реках и, соответственно, отдать КНР часть приграничных островов. Опять же, получается, что была бы устранена причина, которая в 1969-м привела к вооруженному конфликту между двумя государствами… Мы уже второй раз констатируем это, но, как знаем, конфликт все-таки имел место. Почему же так произошло?

Летом 1964-го свое слово сказал Мао. Слово, которое серьезно подорвало все успехи, достигнутые на пограничных переговорах. 10 июля 1964 года китайский лидер встречался с главой делегации Японской социалистической партии Коцзо Сасаки, парламентариями Тосио Курода и Каненуцу Хососеко, а также с руководителем делегации Японской социалистической партии района Хоккайдо Тетцуо Ара. Среди прочего, Тетцуо Ара задал такой вопрос: «…на севере, недалеко от Хоккайдо, где я живу, имеются Курильские острова, которые оккупированы Советским Союзом. С нашей точки зрения, они именно оккупированы. Говорят, что Курильские острова были переданы Советскому Союзу на основании Потсдамской декларации, в которой мы не участвовали. Мы в течение длительного времени обращаемся к Советскому Союзу с требованиями о возвращении, но никаких результатов нет. Очень хотел бы узнать мнение председателя Мао по данному вопросу».

Ответ Мао был следующим: «Советский Союз захватил слишком много земель. На Ялтинской конференции Монголии номинально предоставили независимость, номинально отрезали ее от Китая. Фактически же она находится под контролем Советского Союза. (Далее Мао упоминает о других территориальных захватах СССР, в частности в Польше, Румынии, Германии, Финляндии и др.) Они отрезали все, что можно было отрезать. Некоторые говорят, что в придачу они хотят отрезать еще китайские Синьцзян и Хэйлунцзян. Они нарастили военную мощь на границе с нами. Я считаю, что все это не нужно было отрезать. У Советского Союза и без того территория уже слишком большая, более 20 млн км2. Население же составляет лишь 200 млн. У вас, японцев, население составляет более 100 млн, а площадь территории – лишь 370 тыс. км2. Более 100 лет назад они отрезали земли к востоку от Байкала, включая и Боли и Хайшэньвэй[23] и полуостров Камчатка. Этот счет не погашен, мы еще не рассчитались с ними по этому счету (выделено мной. – Авт.). Поэтому, что касается ваших Курильских островов, то для нас нет никакой проблемы с тем, чтобы вернуть их вам».

Почему же Мао, прекрасно зная о прогрессе на переговорах, сделал явно провокационный шаг? Этот вопрос также является одной из загадок советско-китайских взаимоотношений периода 1960-х годов. Вряд ли Мао сомневался в том, что беседа с японской делегацией останется частным разговором, скорее наоборот, он прекрасно понимал, что это его заявление немедленно станет достоянием гласности.

Некоторые эксперты полагают, что прогресс на переговорах и, соответственно, спокойная граница, Мао, в общем-то, были не выгодны. Многочисленные кампании вроде «Большого скачка» заканчивались провалами, экономика Китая никак не хотела подчиняться марксистским теориям, жизнь простых китайцев лучше не становилась. А тут под боком – страна, к которой можно предъявить территориальные притязания (и, по крайней мере отчасти, справедливые). А, как известно, претензии на чужую территорию во все времена были прекрасным способом создания образа врага и отвлечения населения от внутренних проблем.