Башня континуума - Александра Седых

— Почему ты молчишь? — спросила Терри, наконец.

— Потому что мне нечего сказать, — ответил Кит честно и правдиво, и нажал кнопку отбоя.

— Вы закончили? — спросила Шарлотта мягко.

— Да. Как вы сюда попали?

— Просто сказала, что я к вам. Меня пропустили. Знаю, я не должна была — не сердитесь.

— Я вовсе не сержусь. Я люблю вас.

— И?

— Не знаю. Это все.

Шарлотта улыбнулась. Она была очень хорошая, она все понимала.

— Ох, как вас достали. Бедный вы, бедный.

— Вы сами слышали, мое отчуждение…

— Да.

— Не позволяет мне сближаться с людьми…

— Да.

— Но ведь поэтому вы со мной встречаетесь, правда?

— Поэтому… ну, и еще из-за вашей огроменной кучи денег.

Кит тоже улыбнулся ей.

— И?

Ее синие глаза засияли тихим, нежным светом.

— Еще вы неплохо смотритесь в ваших безумно дорогих костюмах. Все хочу спросить… спортом занимаетесь?

— Бегаю по утрам.

— Марафоны?

— Нет, спринты. С фальстартами.

Шарлотта потупила взор.

— Я никогда не замечала за вами чрезмерной, огорчительной поспешности…

— Я имел в виду спорт. Конкретно, утренние пробежки. Не стоит экстраполировать.

Глупо, невозможно, но вдруг он почувствовал себя замечательно. Настолько замечательно, что затолкал обратно лучевик и запер ящик на ключ.

— Вообще-то, я пришла поздравить вас с днем рождения. Я принесла подарок.

— Не стоило, я люблю вас просто так, без всякого подарка.

— Знаю, но неужели не хотите взглянуть?

— Хочу…

Шарлотта поднялась и одним плавным движением сбросила пальто, под которым оказалась совершенно обнаженной, не считая шелковых чулок и высоких сапог. Она взяла в руки розу и протянула ему.

— Мне никто никогда… не дарил такого чудесного подарка.

— Потанцуем?

— А вы приглашаете?

— Да, — сказала Шарлотта, и они начали танцевать медленный, медленный фокстрот.

Глава одиннадцатая

Любовь. И кровь

1

Тем временем свершилось небольшое чудо. Под руководством Дэниэла доселе малоизвестная радикальная газетенка «Вестник Республики» расцвела, похорошела и вдруг превратилась в довольно популярное массовое издание. Помимо призывов к свержению действующих властей в газете теперь печатались вполне миролюбивые светские сплетни, а также криминальная хроника и кроссворды. Однако, что выгодно отличало «Вестник» от прочих средств массовой информации, в газете появлялась и серьезная политическая аналитика. Гвоздем программы являлись статьи самого Дэниэла, которые молодой отпрыск знатного семейства скромно подписывал от редакции.

Что оказалось важней обнаружившегося в нем призвания к литературе, он открыл в себе и другой талант. Предпринимательский. Ступив на путь вульгарной коммерции, он начал торговать своей громкой фамилией и поразился тому, с какой легкостью начали открываться перед ним все двери. В конце концов, Дэниэл доторговался до того, что его пригласили на Три-Ви канал «Истина инк» — работать политическим обозревателем. Раз в неделю, по понедельникам, после выпуска вечерних новостей в двадцать два вечера по стандартному Гемгольцу мистер Ланкастер появлялся в эфире и в течение пятнадцати минут комментировал события дня. Дэниэл сидел в студии, с красной повязкой Народного Трудового Альянса поверх рукава пиджака, и излагал многомиллионной аудитории главного государственного канала свои прочувствованные соображения о диктатуре и ее скорой кончине в виду неизбежной революции. Поразительно, но ему еще и платили за это. И платили неплохо.

Тем не менее, газета оставалась для Дэниэла делом первостепенной важности. Его адскими трудами «Вестник» перестал быть просто одиозным, полуподпольным боевым листком Народного Трудового Альянса. У газеты появилось собственное лицо и собственная политическая позиция. «Вестник» стал интересным, спорным и модным и, главное, начал продаваться. После того, как Дэниэл разыскал для газеты спонсоров и рекламодателей, дела и вовсе пошли в гору. Редакция из сырого подвала перебралась на пятый этаж благоустроенного офисного здания в тихом зеленом районе города, и Дэниэл теперь руководил солидным штатом из сорока человек, включая уборщицу и личную секретаршу.

Что до отставного полковника Кольта, номинально числившегося редактором «Вестника», то он перебрался в уютный кабинет, где мог днями напролет глушить спиртное, наслаждаясь свалившейся на него с небес или еще откуда-то благодатью в лице блудного сына знаменитейшего семейства. Самое прекрасное, что Дэниэл совершенно избавил Кольта от возни с газетой. В качестве главного редактора Кольту оставалось лишь раз или два в неделю подписать кое-какие документы, которые Дэниэл любезно заносил прямо в кабинет, и получить зарплату, какую Дэниэл тоже крайне любезно заносил боссу в кабинет в белом конверте, с пожеланиями добра, процветания и счастья.

Теперь Кольт мог полностью посвятить себя своей настоящей работе, для которой его должность главного редактора являлась лишь прикрытием. То есть в действительности он служил инструктором, готовя солдат для военного крыла Народного Трудового Альянса и нужд Синдиката.

Неведомым образом прознав о тайной двойной жизни босса, Дэниэл принялся коленопреклоненно умолять, чтобы Кольт поучил его военным премудростям тоже. А поучиться у Кольта было чему. За спиной у отставного полковника имелось семнадцать лет армейской службы и шестнадцать — каторжной работы на Синдикат.

— Ваш бесценный опыт весьма поможет мне, сэр, если, допустим, если я вздумаю прогуляться в темном переулке, но не один, а с хорошенькой дамой под ручку, а в удачный день — и с двумя хорошеньким дамами, — говорил Дэниэл.

Кольт с сомнением разглядывал своего порывистого питомца. Дэниэл был весь какой-то… расхлябанный. И бесшабашный. И субтильный. И слишком смазливый, и оттого малость слащавый. Девочкам он нравился, конечно. Но для серьезных дел это никуда не годилось.

— Без обид, парень, но фактура у тебя неподходящая. Знаю, ты продолжительное время общался с Хацуми и под его выдающимся руководством поставил каким-то неудачникам пару синяков и выбил пару зубов, но, готов руку дать на отсечение, — и Кольт помахал у наглого мальчишки перед носом своей стальной клешней, — к важным делам он не подпускал тебя и на милю.

— Да. Жаль. Бен все твердил, будто я могу порезать пальчик и испортить маникюр.

— Не без оснований. Прогулки по темным переулкам — не для тебя. Забудь.

Ничуть не смущаясь отказами, наглый молокосос все не унимался. Неудивительно, что сиятельный папаша выставил его из дома. Парнишка был невыносим.

— Сэр, умоляю, позвольте мне хоть краем глаза взглянуть на вашу великолепную работу, это будет для меня огромной честью, — паясничал он, закатывая глаза и заламывая руки.

Через пару недель, наконец, наглый сопляк допек Кольта своей бездарной клоунадой.

— Ладно. К черту. Ты сам напросился. Так что пеняй на самого себя.

Кольту не верилось, что он совершил столь ужасную, непростительную ошибку. А ведь за годы через его руки прошли сотни молодых, злющих, переполненных амбициями и тестостероном зверей, из которых ему так и не удалось сделать людей, зато удалось сделать отменных солдат. В чем, собственно, и заключалась его работа. Со временем вся эта юная поросль превратилась для него в невыносимо скучный и предсказуемый рабочий материал, и каждого он видел насквозь.

А вот Дэниэла… не увидел. Не помогли ни чутье, ни опыт. Каковой невероятный, но очевидный факт наглядно свидетельствовал о высочайшем профессионализме людей, которые Дэниэла готовили.

Отлично, но кем именно были эти люди. К чему именно они столь истово готовили Дэниэла. Кто, почему, отчего и зачем потратил уйму времени и сил, превращая щуплого с виду мальчонку в машину смерти, гибели и разрушения?

После того, как они прибыли на секретный учебный полигон Синдиката, Кольт не стал терять времени понапрасну, а сразу швырнул мальчишку в гущу событий, так сказать. Он рассчитывал, что уже через пять минут Дэниэл свалится замертво, захлебываясь собственной кровью, и жестоко просчитался. Какое там! Честно говоря, довольно скоро Кольт стал ощущать, как его обычно каменное лицо начинает буквально растрескиваться от изумления.

Через четыре часа утомительнейших, зубодробительно сложных тренировок, включая преодоление полосы препятствий в полной боевой экипировке и стрельбы, подопечные Кольта изрядно вымотались, обливались потом и дышали тяжело, будто морские котики на пляже после случки. Дэниэл разве слегка разогрелся, выказав притом великолепные результаты и холодную, отточенную до совершенства, технику. Когда все закончилось, его лицо отражало неподдельное разочарование.