Княгиня Ольга. Истоки - Лада Отрадова

class="p1">— У Гостомысла давно было плохо с сердцем, его душила грудная жаба. Мы с лекарством только ускорили неминуемое, сделав приближение конца быстрее — иначе пошли бы насмарку все мои планы. И знакомая знахарка карлы нам рада была помочь, ибо когда-то в молодости всё её племя посадник с Рюриком выкосили.

— Но… ты ведь отомстила уже. Кроме Рейнеке мертвы все…

— Уверена, что прямо сейчас и он подыхает, — ухмыляется Лана и до боли хватается за запястье Ольги, не давая той встать и спасти купца. — Сиди. Ты ничем ему не поможешь. Сиди, говорю!

Женщина останавливается и растягивает губы в кривой, совершенно безумной и жуткой улыбке.

— Все мужчины — чудовища, и чем лучше их кормишь, тем больше становятся их аппетиты и страшнее поступки. Но теперь они все умрут. Все до единого.

— Кто умрут?! — с силой начинает трясти за плечи обезумевшую женщину Ольга, но та лишь в исступлении хохочет и закатывает глаза. — Кто умрут, Лана?! Разве не мало тебе смертей, не достаточно страданий?

— Все, от мала до велика. Все умрут, — рычит сквозь зубы купчиха. — Все умрут, весь город станет для них кладбищем! Думаешь, для чего я это всё затеяла?! Пока сидят по домам женщины и дети, эти твари унесут со своими мечами на тот свет таких же, как и они сами, чудовищ. Война — занятие сугубо мужское, как и погибать на этой войне!

— Да ты и впрямь с ума сошла… — разочарованно глядит на неё Ольга. — И ничем не лучше тех, кто тебя ко всему этому подтолкнул…

— Заткнись!

— Из-за тебя останутся семьи без кормильцев, без отцов, мужей и сыновей, — продолжает, несмотря на боль в запястьях, дочь Эгиля. — Это безумие…

— Замолчи, — шипит Лана и впивается ногтями в кожу на руках варяжки. — Замолчи!

— Значит… не было бы никакого бунта вовсе, если бы ты не разожгла пожара. Не было бы всех смертей…

— Я лишь дала им то, что они сами желали, — вспыхивают глаза вдовы безумным огнём. — Простой люд хотел думать, что может на что-то повлиять — и как в старые времена взялся за оружие. Поставлявший Козводцу рабов злодей позарился на выгоду — и она вся его, но только если сможет он пережить сечу. Как и горящий мечтой отнять власть у твоего муженька князь, чьих послов когда-то мой супруг спровадил (6), но я приняла их с распростёртыми объятиями. Думаешь, кучка голодранцев бы догадалась вернуть княжью шапку роду Гостомысла и возвести на вершину его малолетнего сына? Нет, кусок за куском, шаг за шагом они отберут всё у Рюрикова потомства — и уже совсем скоро.

— Бредишь ты, совсем голову потеряла…

— А если нет?! Если правду говорю? Что тогда сделаешь, княгиня? — Лана окончательно звереет и, схватив Ольгу за волосы, ударяет её затылком о деревянный полок. — Где тогда будет твоё сочувствие? Где тогда останется вся эта кротость?

Резко вырвавшись из цепкой, мёртвой хватки женщины, Ольга с силой опускает её голову в кадку с холодной водой и держит, до тех пор, пока безумная не начинает обмякать в её руках и задыхаться. Кашляя от воды, с мокрыми волосами и лопнувшими сосудами в глазах, Лана выглядит ещё страшнее.

— Неплохо… — хохочет купчиха и делает жадный вдох. — Но всё равно не способна ты пока отнять чью-либо жизнь. Я же в любой миг с тобой это сделаю, ежели захочу… не страшно тебе, девочка? Не передумала ты? Здесь и кадок достаточно, и огонь в печи, и тяжёлая кочерга — нужно только выбрать.

— Отзови своих людей, отпусти сынишку Богуславы… Расскажи о том князе да пожертвуй средства супруга в казну — и я обещаю, что ты останешься в живых. Всеми правдами и неправдами уговорю князя сохранить тебе жизнь, ни единого волоска с твоей головы не упадёт — от мук всех ты рассудка лишилась, отправят тебя к целителям и знахарям…

— Думаешь, под силу тебе будет что-то изменить? Глу-па-я, — разочарованно вздыхает Лана. — Если прислушивается к словам твоим князь, это не значит, что есть у тебя власть. Жалеешь меня, спасти хочешь — не мешай, да только кто знает, чем для тебя это обернётся? А коли и впрямь княгиня ты, то накажи по всей суровости установленных правил. Нельзя одновременно следовать и велению сердца, и букве закона — иначе разорвёт тебя в клочья свой же разум. Так что… князя своего бедового надумала спасать? Или…

В дверь несколько раз стучат, и она со скрипом отворяется — в проёме возникает хмурый, одетый с ног до головы в чёрное светлокудрый и голубоглазый юноша. Значит, тогда, в телеге, не померещилось ей…

Значит, и впрямь был в детинце Ярослав, живой и здоровый.

— Или с ним останешься?

* * * * *

1) Стан — разновидность нижней женской сорочки в Древней Руси;

2) Велес — бог потустороннего, покровитель животных и взаимодейсвующих с ними людей (охотников, пастухов и т. д.);

3) Смотрите главу I: Круги на воде;

4) Смотрите главу VII: Гром и молнии;

5) Смотрите главу IX: Вода;

6) Смотрите главу XII: Волки;

Глава XXXVI: Как аукнется…

ГЛАВА XXXVI: КАК АУКНЕТСЯ…

— Воевода! — пытается докричаться до Вещего Олега Некрас, но дядя Игоря словно не слышит тысяцкого и лишь с каким-то животным остервенением бежит вперёд. — Воевода!

В руке у него — острый меч, а перед глазами чередой картинок пробегает жизнь мальчугана, рождённого Рюриком и сестрой старого воителя. Вот Игоря, красного и тщедушного — наследник появился на свет раньше положенного срока — выносят к отцу и дяде; вот он, подросший и с любознательными глазёнками, залезает на крышу терема, откуда лучше видно окрестности Ладоги; вот впервые садится на трон как совершеннолетний правитель…

И, отброшенный рокочущей огненной стихией, навсегда исчезает в сизых волнах Волхова.

— Воевода! — ещё громче обращается к Олегу Некрас и, горько помотав головой, даёт знак оставшемуся войску как можно скорее догнать мужчину и спасти от необдуманных поступков. — В бой, живее, живее!

— Не стойте на месте, заряжайте стрелы! — отдаёт приказ и Трёхпалый, что криво ухмыляется и натягивает тетиву своего огромного лука, целясь прямо в воеводу. — И не смейте изуродовать головы военачальников, они мне нужны в качестве доказательств проделанной работы!

Длинная стрела с гусиным оперением и зазубренным наконечником устремляется вперёд… и с треском врезается в щит Вещего Олега, оставляя на нём неглубокую пробоину. Дядя и воспитатель Игоря лишь больше ускоряется, хмурясь: неужели этот калека с уродливыми пальцами и впрямь думает, что покончить с покорителем Киева и Царьграда можно какой-то парой стрел?

Второй,