Мой лучший друг товарищ Сталин - Эдвард Радзинский

Здесь же — обитая кафелем кухня. И комната тайной жены Кобы — Валечки Истоминой.

Я прошел по узенькому коридору пристройки и подошел к Священной Двери.

Открыл ее и попал в его апартаменты, в длинный коридор, покрытый деревянными панелями. По обеим его сторонам — комнаты Хозяина.

По коридору я дошел до Большой столовой, где было застолье в ту ночь 28 февраля.

Здесь у окна висел жутковатый портрет Ленина. Это был Ильич в последние годы жизни, когда его мучили необъяснимые головные боли и когда он назначил Кобу Генеральным секретарем. Здесь по-прежнему стоял тот диван, на который перенесли Кобу из Малой столовой и на котором, не приходя в себя, он встретил свой последний час. Диван был застелен. Белоснежная простыня, подушка, одеяло…

— Мы нашли это белье в шкафу в Малой столовой. Туда сложили его после смерти Сталина. Это то самое белье, которое было на этом диване в его последний день, — пояснила нынешняя комендантша дачи.

Я смотрел на то самое белье, на тот самый диван… Я много раз читал, что описывала в книге его дочь: «Отец умирал страшно и трудно… Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемы, губы почернели… Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах… В последнюю уже минуту он вдруг открыл глаза… Это был ужасный взгляд — то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью… И тут… он поднял вдруг кверху левую руку и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам… В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

Так что, если перед смертью он открыл глаза, он должен был увидеть грозное лицо Ильича, висевшее прямо перед диваном.

Но все это была лирика. А что же все-таки случилось в ту ночь?

Я отошел от дивана Смерти к огромному столу. Стол, за которым сидели его «гости» в тот последний вечер — Хрущев, Маленков, Булганин и Берия (Большой Мингрел, на которого Коба охотился уже почти открыто).

Из Большой столовой я вернулся в вестибюль.

Сюда «гости» вышли после ночного застолья в пятом часу утра. Здесь до сих пор стоит вешалка. Они сняли тогда с нее свои пальто, оделись и, попрощавшись с Кобой, прошли в сад. Здесь их ждали машины.

Шелест машин по асфальту, они уехали… Хрусталев запер входную дверь. А Коба?

Он отдал небывалый приказ: «Не охранять!» И удалился в ближайшую к выходу Малую столовую… Оставив почему-то открытой дверь из Малой столовой в вестибюль.

В Малой столовой за незакрытой дверью (как показал Лозгачев) он провел последнюю ночь.

Я вошел в Малую столовую, увидел кровать, на которой он спал тогда. Кровать, застеленная бархатным, красным восточным покрывалом. Рядом — турецкий диван, куда его с пола перенесли «прикрепленные»… Чтобы потом перенести в Большую столовую на точно такой же турецкий диван.

Здесь в центре Малой столовой по-прежнему находился столик, на котором в ту ночь стояла бутылка нарзана. К ней он и шел выпить воды. Но не дошел…

Прямо напротив столика — та не закрытая дверь в вестибюль.

Через вестибюль видна еще одна комната — фельдъегерская, куда Лозгачев принес почту. Здесь — большой платяной шкаф, столик и телефон.

И две двери. Одна — из коридора, через которую вошел в фельдъегерскую Лозгачев. Другая ведет из фельдъегерской в вестибюль. Она тоже оказалась открытой в ту ночь.

В эту открытую дверь, глядя через вестибюль, Лозгачев и увидел другую незакрытую дверь — в Малую столовую.

А за ней — лежащего на полу Хозяина!

Итак, что же мы имеем?

Рукопись Фудзи, где написано, что «был План… План хитроумный и оттого опасный». И слова Берии: «Ты нам необходим. Без тебя наш план придется переделать…». Почему? Ответ ясен. Фудзи намекает на него тысячу раз: потому что Фудзи очень похож!

Итак, в полутьме плохо освещенного вестибюля их сходство могло быть абсолютным.

Что отсюда следует? Что тот, кто отдал странный приказ Хрусталеву, был… не Хозяин?

Кто-то очень похожий на Хозяина вышел под утро из дверей Большой столовой вместе с «гостями». И велел «прикрепленным» идти спать.

«Кто-то» — это, конечно, Фудзи, без которого план пришлось бы переделать.

А где же был в это время сам Коба?

Реконструкция (версия)

Попробуем представить все по порядку. Итак, Фудзи, привезший Кобе свои Записки, Ближнюю дачу не покинул. Но схоронился в том самом большом платяном шкафу, который до сих пор стоит в той самой фельдъегерской, где оставляли почту из ЦК. Это было возможно, если по Плану ему предстояло… заменить Кобу! И это было возможно, если все «гости» — вся приглашенная на ужин четверка — были в заговоре. Если все они не захотели покорно ждать смерти, и Берия сумел сплотить их.

Во время застолья Хозяин попросил принести еще вина, и вино принесли. Но в эту бутылку люди Берии ввели подарок — препарат из Лаборатории Х.

Я даже могу назвать этот препарат. О нем сообщил мне человек, хорошо понимающий в подобных разработках. Он написал мне:

«По роду своей деятельности я много лет связан с фармацевтикой и особенно с высокоактивными лекарственными субстанциями. Я имею все основания полагать, что Сталин был отравлен каким-либо сильным антикоагулянтом из группы кумаринов, скорее всего варфарином. Это вещество отвечает всем требованиям «гладкого» отравления. В ничтожных, почти гомеопатических дозах варфарин провоцирует в течение нескольких часов обширный инсульт. Он практически был необнаружим тогдашними методами химии и биохимии.

Что самое интересное: для кумаринов (варфарина) существовали эффективные антидоты (то есть противоядия). Например, широко известный сейчас викасол».

Это и была, скорее всего, «та самая» разработка Лаборатории Х, которую Берия применил против Хозяина.

Моя версия «последнего застолья» такова:

1. Варфарин легко ввести шприцем через пробку винной бутылки — одной капли хватит с головой на десять человек. Достаточно было на пять минут получить доступ к сталинскому вину.

2. Все сотрапезники Сталина были в сговоре и все приняли антидот (противоядие) до того, как приехали на дачу.

3. Итак, яд был в вине, но и гости спокойно могли пить его из отравленной бутылки вместе со Сталиным.

4. После ужина все гости разъехались по домам и дома продолжали принимать препараты, препятствующие подъему кровяного давления.