Последний император - Пу И

Однажды, играя в теннис, я увидел во дворе сделанную мелом на стене надпись: "Ты что, мало натерпелся от японцев?" Я тут же приказал стереть все со стены и торопливо возвратился в спальню. Сердце мое учащенно билось, во всем теле чувствовалась ужасная слабость.

Я боялся, что японцы узнают о надписи и, не вдаваясь в детали, учинят в моем дворце расследования, которые неизвестно к чему приведут. Но еще больше меня встревожило то, что во дворце появился человек с антиманьчжурскими и антияпонскими настроениями. И раз уж он осмелился сделать на дворе такую надпись, ему ничего не стоило меня убить. Я был настолько запуган, что семейные дела меня интересовали меньше, чем когда-либо раньше. В разное время у меня было четыре жены, которые официально назывались императрицей, наложницей и двумя младшими наложницами. Однако, по сути дела, никто из них не являлся моей женой. Они были лишь для видимости, и, хотя относился я к каждой из них по-разному, все они оказались моими жертвами.

Долгое время я был равнодушен к Вань Жун. Историю ее жизни современной молодежи понять трудно. Ее судьба не была определена во время рождения, но и такая ей не предназначалась. Конец ее был предопределен тогда, когда она вышла за меня замуж. Впоследствии я часто думал, что если бы она в Тяньцзине, как Вэнь Сю, развелась со мной, вряд ли бы у нее все так сложилось. Они не были похожи друг на друга. Для Вэнь Сю существовали понятия более дорогие, чем феодальная мораль и высокое положение, она хотела обыкновенной семейной жизни. А Вань Жун очень высоко ценила свое положение императрицы и готова была быть женой только ради этого.

С тех пор как она вытеснила Вэнь Сю, я почувствовал к ней неприязнь, редко с ней разговаривал и мало интересовался ее делами. Поэтому она никогда не говорила о своих чувствах, желаниях и обидах. Позднее она пристрастилась к курению опиума и вела себя так, что я этого стерпеть дальше не мог.

Когда мы с ней расстались, после капитуляции Японии, она тяжело заболела и на следующий год умерла в Гирине.

В 1937 году я избрал себе еще одну жертву — Тань Юйлин. Я это сделал для того, чтобы наказать Вань Жун. Кроме того, наложница полагалась мне по законам предков. По рекомендации одного из моих родственников в Пекине она стала моей младшей наложницей. Тань Юйлин происходила из старинного маньчжурского рода Татала и училась в одной из пекинских средних школ. Ей было семнадцать лет, когда мы поженились. Она тоже лишь называлась моей женой, я держал ее во дворце, как птицу, пока она не умерла в 1942 году.

Смерть ее и по сей день остается для меня загадкой. Как определил китайский доктор, она заболела тифом, но положение не было критическим. Потом мой личный доктор Хуан Цзычжэнь рекомендовал японского доктора из городской больницы. Ёсиока сказал, что лично будет ухаживать за ней, и добился того, что ее перевезли во дворец. Японский доктор стал лечить Тань Юйлин под наблюдением Ёсиоки. Но она внезапно умерла на следующий же день.

Мне казалось странным, что японский доктор, который сначала принял большое участие в ее лечении (по его указаниям ей делали уколы и переливание крови), после того как Ёсиока вызвал его в другую комнату и долго разговаривал с ним за закрытой дверью, перестал спешить с уколами, стал тихим и замкнутым. Живший во дворце Ёсиока приказал японским жандармам круглые сутки звонить по телефону дежурной сестре и справляться о здоровье больной. Так прошла ночь, а на следующее утро Тань Юйлин скончалась.

Сразу же после того, как мне сообщили о ее смерти, явился Ёсиока и от имени командования Квантунской армии выразил мне соболезнование. Он принес венок из цветов. В душе я удивился. Когда его успели приготовить?

Мне невольно вспомнилась жизнь Тань Юйлин. Раньше она часто говорила со мной о японцах. Учась в Пекине, она слышала немало случаев о жестокости японцев в Центральном Китае. После случая с князем Дэ Ваном я подозревал, что он разболтал обо всем, а иногда думал, что японцы подслушали наш разговор. Смерть Тань Юйлин невольно напомнила мне об этом.

Поведение Ёсиоки вскоре после смерти Тань Юйлин натолкнуло меня на мысль, что если не он, то, во всяком случае, Квантунская армия имела отношение к ее смерти. Не успела Тань Юйлин умереть, как Ёсиока принес мне большое количество фотографий японских девушек и предложил выбрать любую из них.

Я отказался, заявив, что тело Тань Юйлин еще не остыло и у меня нет желания говорить на эту тему. Тогда Ёсиока сказал, что именно для того, чтобы развеять мою печаль, нужно как можно раньше решить это дело. Мне оставалось напомнить, что это важное решение, оно должно соответствовать моему желанию и потому не следует торопиться. К тому же существенны различия в языке.

— Вы договоритесь! Хм! Вот эта умеет говорить по-маньчжурски! — сказал Ёсиока.

Я боялся, что он разгадает мои мысли, и поспешил ответить:

— Дело не в национальности. Надо, чтобы привычки и интересы совпадали.

Я решительно отказался иметь жену-японку, так как это было равносильно тому, чтобы иметь в своей кровати чужие глаза и уши. Но сказать об этом прямо я не мог, поэтому мне пришлось всячески увиливать и находить разные причины для отказа.

Ёсиока же словно прилип ко мне, и отвязаться от него не было сил. Боясь обидеть его, я не давал категорического отказа. Потом он, может быть, понял, что я решительно против жены-японки, а возможно, Квантунская армия имела и другой вариант. Вскоре он принес мне несколько фотографий китайских учениц из японской школы в Люйшуне. Моя вторая сестра предупреждала меня, что эти китайские девушки обучены японцами и их можно приравнять к японкам. Но я подумал, что все время отказываться — не самый лучший способ. Рано или поздно мне все равно пришлось бы согласиться с той, на которую указала бы Квантунская армия. В конце концов я выбрал весьма молодую девушку с более низким культурным уровнем. Мне показалось, что, хотя девушка и получила японское воспитание, с ней можно было поладить.

Итак, пятнадцатилетняя девушка стала моей четвертой жертвой. Через два года после ее появления во дворце, то есть еще до ее совершеннолетия, государство Маньчжоу-Го потерпело крах, после чего я превратился в пленного, а ее отправили домой в Чанчунь.

Крах

Впоследствии, в лагере для военных преступников, один бывший командир бригады маньчжоугоских войск рассказал мне такую историю. Зимой того года, когда разразилась война на Тихом океане, он, выполняя указания Квантунской армии, повел марионеточные войска против антияпонских соединений. Однажды они захватили одного больного солдата, прятавшегося в маленьком погребе. Одежда на нем была рваная, волосы и борода спутаны. Увидев его, командир бригады невольно засмеялся и сказал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});