Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Вэчел Линдсей

— Неладно как-то зря их томить…

Однако Тетли продолжал молчать, и Мамаша наконец вспылила: — Ты что это, Тетли, задумал поиграть с ними, как кошка с мышью? Ишь, разлакомился!

— Я бы предпочел получить признание, — Тетли обращался к Мартину, а не к нам.

Мартин сглотнул и провел языком по губам, но так и не смог выдавить ни слова. Кроме Смита, веревки теперь готовили и Фернли с Уайндером. Наконец Мартин простонал что-то, чего мы не разобрали, и прекратил всякие попытки сохранить достоинство. На лице у него проступил пот и потек струйками вниз; челюсть тряслась. Старик разговаривал сам с собой, время от времени покачивая головой, будто спорил с кем-то на важную тему. Мексиканец стоял твердо на слегка расставленных ногах, как боксер, ожидающий удара противника, молча, с ничего не выражающим лицом. Даже Джил не выдержал:

— Куда вы гнете, Тетли, что-то я не пойму. Если у вас какие сомнения есть, так давайте бросим эту канитель и свезем их к судье, как Дэвис хочет!

Это было первое замечание, несколько поколебавшее холодное презрение Тетли к окружающим. Он посмотрел на Джила в упор и сказал:

— Если тебя и касается здесь что-то, мой друг, то в очень небольшой степени, запомни это.

Джил вскипел:

— А по-моему, так повешенье всех касается, кто тут присутствует!

— Ты что, имеешь какое-то доказательство невиновности этих людей? — спросил его Тетли. — Или желание вершить правосудие поостыло?

— Полегче на поворотах, мистер, — Джил враскачку вышел из круга и засунул большой палец за ремень. Двое ковбоев попытались удержать его, но он стряхнул их одним нетерпеливым движением, даже не обернувшись, и уперся в Тетли взглядом, который, как я знал по опыту, не предвещал ничего хорошего. Я поднялся на ноги, еще не зная, как мне действовать. — Никому, — сказал Джил, остановившись прямо у костра напротив Тетли, — никому не позволю назвать меня трусом! Если вы это хотели сказать, так выражайтесь ясней.

Тетли сумел вывернуться:

— Вовсе нет, просто похоже, что среди нас имеются люди, которые с радостью свалили бы не особенно приятную работу на других, даже если эти другие, как всем известно, могут оставить ее несделанной. Я просто хотел бы знать, сколько у нас таких. На мой взгляд, им же будет лучше, если мы их отпустим, прежде чем продолжать. Их вмешательство начинает надоедать.

Джил остался стоять на месте.

— Ну так я не из тех, понятно вам? — сказал он.

— Вот и отлично. — Тетли кивнул с таким видом, будто рад был услышать это. — Значит, ссориться нам не о чем.

— Не о чем, — согласился Джил. — И все-таки я не вижу, куда вы гнете. Вешать — это одно. Но заставлять их ждать и трястись, пока вы тут забавляетесь, — совсем другое. Не нравится мне это…

Тетли внимательно посмотрел на него, словно хотел запомнить на будущее:

— Поспешность в таких вопросах едва ли уместна. Получилось так, что основная ответственность легла на меня, и я не собираюсь действовать опрометчиво, вот и все.

Я видел, что Джил поверил ему не больше, чем я сам, но возразить было нечего, указать, что именно смущает нас в этом деле, не мог ни он, ни я. Джил так больше ничего и не произнес. Положение для отступления у него было незавидное: Мартин с надеждой во взоре следил за ним, но Джил продолжал стоять в нерешительности, а Тетли сказал:

— Раз они не желают облегчить нам нашу задачу, будем продолжать.

И парень снова сник, закрыл глаза и принялся кусать губы.

— Наспрашивались уже, хватит, — сказал Уайндер. — Все равно они не желают говорить.

Тетли обратился к Мартину:

— Ты старика отцом назвал. Он что, твой отец?

— Нет, — сказал Мартин и опять прибавил что-то невнятное.

— Говори громче! — прикрикнул на него Тетли. — А то ведешь себя как баба!

— Что, сынок, нос повесил? Все равно ведь всем помирать придется, — вставила Мамаша. Утешение было довольно жестокосердное, но я понимал, что Мамаша заботится не столько о нем, сколько о нас. Его малодушное поведение вызывало у нас неприятное ощущение, будто мы не мужика судим, а собачонку зря обижаем.

Парень поднял голову и посмотрел на нас. Тут нам и того хуже стало. Слезы катились у него по щекам, губы тряслись пуще прежнего.

— Бог ты мой, да он никак ревет! — Уайндер с отвращением плюнул.

— Нет, — сказал Мартин хрипло и со всхлипом. — Он у меня работает.

— Как тебя зовут? — спросил Тетли, поворачиваясь к старику. Старик его не расслышал; он продолжал разговаривать сам с собой. Мэйпс подошел, встал перед ним и сказал громко, прямо ему в лицо:

— Как тебя звать?

— Я этого не делал, — убеждал старик. — Да как же я мог? Всем же ясно, что я этого не делал, разве нет? — Он остановился, обдумывая, как бы сказать повразумительнее. — У меня же и ружье заряжено не было, — пояснил он. — Мистер Мартин не дал бы мне пуль, значит, как бы я мог? Бояться-то я не боялся, да вот пуль у меня не было…

— Чего ты не делал? — снисходительно спросил его Тетли.

— Не делал я, правда, нет! — Тут его мокрое сморщенное лицо осветилось новой мыслью. — Он это, — заявил старик, — Он!

— Кто он? — спросил Тетли, все еще снисходительно, но медленно и внятно.

— Да он же, — бормотал старик. — Хуан. Он сам так сказал. То есть нет, не сказал, я сам видел. А раз я видел, — добавил он с хитрым видом, — значит, я знаю, верно? Я не мог этого сделать, раз я видел, что он это делает, как по-вашему?

Мексиканец и не шелохнулся. Фернли не отводил глаз от мексиканца, даже недобрая усмешка сошла с его лица. Он задерживал дыхание, а потом с шумом выдыхал воздух.

Заговорил Мартин:

— Хуан ничего сделать не мог. Он все время был у меня на глазах.

— А вот и сделал, мистер Мартин! Он спал, он не собирался мне рассказывать, но я-то не спал и слышал, как он про это говорил! Он во сне мне все выложил!

— Старик не в своем уме, — сказал Мартин тихо, стараясь, чтобы тот не услышал. — Мелет, сам не знает что. Наверное, приснилось ему. — Он потупился. То ли это неприятно ему было говорить, то ли уж больно хорошо роль играл, что в его положении трудно было предположить. — Ни одному его слову верить нельзя. Ему вечно что-то снится. А когда он не спит, то сам что-то выдумывает и потом ему кажется — так оно и было на самом деле. Он славный старик. Вы его напугали, вот он и начал сочинять всякие небылицы, думает жизнь свою таким образом спасти. — И вдруг вскипел: — Если вам обязательно продолжать вашу гнусную комедию, не могли бы вы хоть его-то в покое оставить?

— Ты не в свое дело не лезь, — заорал Мэйпс, быстро шагнув вперед мимо мексиканца и становясь перед Мартином. — Поговорил, и хватит!