Очерки истории цивилизации - Герберт Уэллс

Монастырь, который он заложил на Монте-Кассино, стал знаменитым и влиятельным еще при жизни своего основателя. В рассказах о жизни в этом монастыре еще различима подлинная духовность Бенедикта, хотя к ней оказались примешаны домыслы падких на чудеса монахов — об изгнанных демонах, учениках, ходивших по воде, и мертвых детях, воскрешенных к жизни. Особенно интересны те истории, в которых св. Бенедикт осуждает умерщвление плоти и крайности аскетического подвига. Он холодно отнесся к новому способу достижения святости, который придумал для себя один отшельник, приковавшийся цепью к скале в узкой пещере. «Разбей свою цепь,— написал ему Бенедикт,— ибо подлинный служитель Божий прикован не железом к камню, но праведностью к Христу».

Не менее важным моментом, отличающим бенедиктинский монашеский устав, был акцент на необходимости тяжелого физического труда. Через напластование легенд слышен отголосок тех трений, которые у него были с учениками и послушниками из патрициев. Не делая ни для кого исключения, Бенедикт принуждал их к труду, разрушая их иллюзии о беззаботной простоте и прислуге из собратьев низшего класса, которые те питали относительно монастырской жизни.

И третьей примечательной стороной личности Бенедикта было его политическое значение. Он хотел примирить готов и римлян. Тотила, его готский

* Тотила, король остготов; дважды (в 546 и 550) захватывал Рим, но в итоге потерпел поражение от византийцев.

король, обращался к нему за советом и находился под огромным влиянием Бенедикта. Когда Тотила отобрал Неаполь у греков, готы не стали подвергать его жителей насилию, и даже с пленными солдатами их обращение было человечным. Когда Велизарий, полководец Юстиниана, за десять лет до того овладел этим городом, он отпраздновал свой триумф всеобщей резней.

Монашеская организация Бенедикта была очень значительным начинанием Западного мира. Одним из его выдающихся последователей был Папа Григорий Великий (540—604), первый монах, который стал Папой (590). Он был одним из наиболее одаренных и энергичных Пап, отправлял успешные миссии к необращенным народам, в частности к англосаксам. Папа Григорий правил в Риме как независимый король, набирал армии, заключал договоры. Именно под его влиянием бенедиктинский устав приняло почти все латинское монашество.

Тесно связано с этими двумя именами в истории становления монашества, которое от эгоистического аскетизма перешло к облагораживанию общества, также имя Кассиодора (490—583). Он был значительно старше Папы Григория и на десять лет моложе Бенедикта. Подобно им, Кассиодор принадлежал к патрицианской семье, переселившейся в Италию из Сирии. Он сделал заметную карьеру при дворе готских королей. Когда между 545 и 553 гг., падение готских королей и великая чума расчистили путь нашествию варваров-лангобардов, Кассиодор нашел прибежище в монашестве. Он основал монастырь в своем поместье и приучал монахов к труду совершенно так же, как это делал Бенедикт. Следовали или нет при этом его монахи бенедиктинскому уставу, который примерно в это же время складывался в Монте-Кассино, мы не знаем. Но неоспоримым остается влияние Кассиодора на развитие этого великого ордена тружеников, учителей и ученых. Очевидно, что он сам был глубоко потрясен всеобщим упадком образования и возможной утратой всей учености и древней литературы. Он руководил трудами своих собратьев по сохранению и восстановлению старых рукописей. Он собирал древние манускрипты, которые переписывались в его монастыре. Он изготовлял солнечные и водяные часы и подобные им устройства — это был последний луч экспериментальной науки в сгущавшейся тьме. Кассиодор также написал историю готских королей. Что еще важнее, Кассиодор написал школьные учебники по искусствам и грамматике. Вероятно, он оказал еще большее влияние, чем святой Бенедикт, на превращение монашества в мощный инструмент восстановления социального порядка в Западном мире.

Распространение монастырей бенедиктинского типа в VII и VIII вв. было очень значительным. Повсюду мы встречам их как центры просвещения, где восстанавливали и поддерживали стандарты земледелия, сохраняли некое подобие элементарного

образования, распространяли полезные ремесла, переписывали и сохраняли книги, являя обществу образец социального устройства. Восемь веков, начиная с этого времени, европейская монашеская система сохраняла ростки цивилизации в мире, который, в противном случае, погрузился бы в хаос. Тесно связанными с монастырями бенедиктинцев были школы, из которых позднее выросли средневековые университеты. Школы римского мира к тому времени уже полностью исчезли в общем социальном распаде. Это было время, когда очень немногие священники в Британии или Галлии могли читать Евангелия или свои служебные книги. Только постепенно ученость возвращалась в мир. Но когда она была восстановлена, это была уже не принудительная работа ученого раба, но религиозное служение особого класса преданных этому занятию людей.

На Востоке также имел место перерыв в образовательной преемственности, но его причиной были не столько общественные беспорядки, сколько религиозная нетерпимость, и этот перерыв не был настолько полным. Юстиниан закрыл и распустил малочисленные, интеллектуально деградировавшие философские школы в Афинах (529), но сделал он это в первую очередь для того, чтобы уничтожить соперника своей новой школы, которую он открыл в Константинополе, находившейся под непосредственным императорским контролем.

Новая латинская ученость формировавшихся западных университетов не имела собственных учебников и литературы, и ей пришлось, несмотря на сильную теологическую неприязнь, опираться главным образом на латинскую классику и латинские переводы греческой литературы. Ей пришлось сохранить из этой прекрасной литературы значительно больше, чем она намеревалась.

11

После переноса столицы империи в Византии в мир пришел новый тип архитектуры и новый дух искусства. Византийское искусство достигло наивысшего развития при императоре Юстиниане (527—565), о котором мы расскажем в следующей главе. Пережив непродолжительный период упадка, византийское искусство снова расцвело к XI в. Оно по-прежнему живо в художественной традиции Восточной Европы.

Византийский стиль выражал тяготение нового официального христианства к сдержанности и символизму. Восточные особенности, в частности египетские и персидские тенденции, оказались наложенными на классическую традицию. Откровенность и грациозность уступили место величественности.

Характерной чертой декора является своеобразная жесткость. Гибкость греческой и римской живописи и скульптуры осталась в прошлом, на их месте мы видим мозаики, плоские, симметричные, изображающие только стоящие прямо фигуры, обращенные лицом к нам. Почти нигде мы не видим профиля, перспективы или движения. Художник тогда словно осуждал и даже остерегался изображений человеческого тела, которое обожествляли греки. Так стремились достичь возвышенности и отстраненного величия. Огромные мозаичные фигуры Бога Творца, Богородицы, величественных святых будто нависают над зрителем с просторных куполов, где их изобразила рука художника.

Живопись и книжная иллюстрация демонстрируют такую же величественную скованность. Скульптура же пришла в полный упадок, ярко раскрашенные переплетения резного орнамента заменили собой скульптурные изображения. Работы по золоту, серебру и эмали выполнялись с невиданным прежде совершенством. Ткани из Византии часто имели откровенно персидский узор. Впоследствии заметным стало и влияние ислама, с его полным запретом изображать телесные формы.

Музыка также стала громоздкой и многозначительной. В первые века христианства музыка была скорее энергичной и проникновенной, чем сложной, и происходила скорее из семитских, чем греческих источников. В позднеримскую эпоху светская музыка откровенно осуждалась. «Девушка-христианка,— говорил св. Иероним*,— не должна знать, что такое лира или флейта».

Пение псалмов с инструментальным сопровождением христиане переняли из иудейского богослужения, но у христиан оно свелось почти исключительно к песнопениям более или 'менее организованных хоров. Общепринятым было антифонное пение. Собравшаяся в храме паства исполняла гимны — в унисон, конечно же, поскольку пению по голосам в то время еще не научились. Пение в хоре было почти единственной отдушиной для подавляемых эмоций. Появилось великое множество духовных гимнов на греческом и латыни, некоторые из них сбереглись и до наших времен. Св. Григорий, этот великий церковный организатор, о котором мы еще будем говорить в следующей главе, в VI в. многое сделал и для установления канонов литургической музыки.

* Иероним (347—419) — христианский писатель и переводчик-полиглот; заново перевел Библию на лат. яз. с текста оригинала (так называемая «Vulgata»).