Сокол. Трилогия - Андрей Посняков

Впереди явственно послышался какой-то странный звук. Словно бы лязгнула дверь. Лязгнула… Откуда здесь железные двери? Петли – и те обычно ременные. Нечему лязгать. Тогда что же?

Забыв об отсчете, молодой человек прибавил шагу, стараясь ступать осторожно, как можно более тихо. Вот – снова этот же звук! Вон там, за углом!

Максим рванулся вперед и, резко свернув, оказался в небольшой круглой зале, так же освещенной сверху призрачным светом звезд. Только здесь проем оказался еще выше, наверное, метрах в восьми-девяти. Оглядевшись, юноша невольно передернул плечами – по краям пещеры белели груды человеческих черепов и аккуратно сложенные поленницами кости! То еще местечко! Однако что же здесь могло лязгать? Ага!!! Вот она, дверь! Прямо в стене напротив. Железная! Или обитая железом… или бронзой, медью…

Недолго думая, молодой человек рванул дверь на себя и, оказавшись в длинном темном проходе, в дрожащем свете факела увидел впереди сутулую фигуру жреца. Тоже с факелом! Сетнахт! Ну, теперь не уйдешь.

А жрец, словно бы почувствовав погоню, обернулся.

– Стой, гад!

Гулко расхохотавшись, Сетнахт – похоже, это был он, больше просто некому, да и сутулый – бросился влево, скрываясь за грудой камней… Нет! Это опять были черепа! О, боги, да сколько же их здесь? Все – жертвы тайных мистерий?!

Шлепанье босых ног жреца слышались впереди, рядом. И там же билось по стенам оранжевое неровное пламя. Еще прибавить ходу… Еще немного… чуть-чуть… Ну, где ты? Ага… Снова свернул. Врешь, не уйдешь! Однако, как много здесь подземных ходов! Целый лабиринт. И всюду кости, кости… И свет. Тусклый, льющийся непонятно откуда…

Черт побери, где же жрец? Вот, кажется, туда свернул… Или – туда. О, боги! Неужели…

Макс уже начал паниковать – бросился направо, налево… потом остановился, прислушался… Нет, никаких шагов не слыхать! Вообще никаких звуков. Только лишь биение собственного сердца. Эх, черт… Это ж надо так!

Юноша досадливо сплюнул и выругался. Ну надо же – упустил. Теперь кому рассказать… Тейя уж точно поиздевается. Тейя! Этот гад-жрец чуть было не проломил ей голову! Сволочуга! Ладно… Еще не вечер. Еще выловим, устроим засаду… Ну, а пока что ж… Еще немного походить да возвращаться… Возвращаться… Куда? Максим обернулся: кажется, он оттуда пришел, во-он из той штольни. Или вот из этой, где черепа. Впрочем, тут везде черепа. И кости. Где-то – поленницами, а где-то сложными и в чем-то даже красивыми композициями! Вот извращенцы! Люди Змеи, блин… А факел, кстати, уже догорал.

Молодой человек вдруг потянул носом. Чем-то пахло. Чем-то таким резким, знакомым… Бензином, что ли? Черт побери, откуда здесь бензин?

Ай!

Пламя факела куснуло за пальцы, вспыхнуло последний раз и погасло, исходя густым дымом. Ну вот… Дождался… Теперь уж придется действовать в темноте. Хорошо хоть, где-то там, позади, должен быть провал – скоро утро… наверное, уже утро… так что можно будет просто идти на свет.

Так вот он – свет! Во-он в той штольне. Желтоватые дрожащие отблески. Факел? Или свеча?

Максим на цыпочках подобрался к штольне, выглянул… и с удивлением увидел перед собой даже не залу, а комнату! Обычную комнату с двумя картинами, старым конторским столом и керосиновой лампой! За столом на колченогом стуле спиной к юноше сидел какой-то человек – нет, не Сетнахт. Седой, в темно-синем мундире… и даже при сабле!

Черт побери… Это что еще за маскарад?

И вдруг, словно почувствовав на себе недоумевающий Максов взгляд, – такое ведь тоже бывает! – сидевший резко обернулся. Настолько резко, что молодой человек не успел скрыться… да, честно говоря, не очень-то этого и хотел – уж больно стало любопытно.

– Бон суар, месье, – казалось, без всякого удивления, даже как-то устало и буднично произнес незнакомец с саблей. – Святая Мария, кто бы знал, как вы все мне надоели!

– Надоели? – на языке Черной земли переспросил Максим. Потом, моргнув, перешел на французский: – О, извините, месье, я просто заблудился.

– Заблудился, хм. – Седой махнул рукой. – Все вы так говорите! Присаживайтесь, будем составлять протокол. Судя по одежде – собрались на гулянье? А где сегодня маскарад? На Монмартре? Ах да, в саду Тюльри. Не замерзнете босиком-то? Впрочем, ваше дело – никто же вас не неволил. В конце концов, каждый сходит с ума по-своему, верно? Вот и я говорю… Вы садитесь, садитесь, месье. Вон, видите, у стены – скамеечка. Берите ее и присаживайтесь ближе к столу, вам ведь расписываться придется, господин нарушитель!

– Нарушитель? – Макс уже догадывался о том, что с ним произошло. Еще бы не догадаться!

Только все равно, как-то здесь все странно. Эта керосинка, сабля…

Желтоватый свет горелки освещал стоявший на столе замызганный чернильный прибор, конторскую книгу в черном коленкоровом переплете, дымящееся в чашечке кофе и разложенную на старой газете нехитрую трапезу – сыр, лук, булочки с маслом.

Внезапно ощутив приступ голода, Макс сглотнул слюну и моргнул.

– Нарушитель, нарушитель, уж так выходит, – ухмыльнувшись, закряхтел старик – да-да, старик, лет, наверное, шестидесяти или что-то около. – Только не говорите мне, месье, о том, что в первый раз слышите о запрете префектуры, наложенном на посещение катакомб частными лицами!

– В первый раз слышу, – присаживаясь на скамеечку, обалдело кивнул Максим. – Клянусь Амоном… Тьфу! Ей-богу!

– О! Да вы, кажется, не француз? – наконец заметил седой. – Хотя говорите неплохо, очень даже неплохо. Кто же вы? Англичанин? Голландец?

– Русский, – молодой человек не стал врать – к чему?

– Русский?! Так я и подумал! Верно, какой-нибудь князь? Ваш маскарадный костюм, видно, немалых денег стоит… Скажите, вот это ожерелье – неужели настоящее золото?

– Позолота, конечно, – хмыкнул Макс. – Но вы правы, обошлось все недешево.

– Ах, молодость, молодость. – Старик покачал головой. – И на что только вы тратите деньги!

Молодой человек только сейчас понял, как он выглядит в глазах вот этого человека. Длинная, до колен туника-калазирис из полупрозрачной гофрированной ткани, поверх нее, на бедрах, повязка, узорчатый передник, пояс с кинжалом, ожерелье, браслеты – как же без этого? Обычная одежда уважающего себя египтянина. Парика, правда, не было, да и не любил Максим парики, обходился собственной шевелюрой…

– Так, значит, говорите, русский?

– Русский, русский… э-э-э… студент!

– Ну понятно, что студент. Сорбонна! А какой факультет, позвольте полюбопытствовать?