«Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер

и проворчал:

– На корм пришлось сильно потратиться.

– Невероятный метаболизм. Даже с нашей системой охлаждения у подопытных постоянно держится высокая температура. Это тот же рост, Сэм, только наоборот. Схема уже задана, но мы меняем значение с положительного на отрицательное. Положительное – это эволюция. Отрицательное – регрессия. В конце концов я научусь ускорять и положительные изменения. Надеюсь, получится создать суперсуществ.

– Но не сейчас, – передернувшись, сказал Пендергаст.

– Да, не сейчас. Пока мы занимаемся практической стороной вопроса. Изучаем все те неудачные эволюционные приспособления, которые впоследствии исчезли или трансформировались.

– Тот кит…

Каллистер хорошо его помнил. Молодой представитель отряда китообразных изменился в закрытом бассейне в Сан-Педро: тело стало менее обтекаемым, исчез китовый ус, прорезались зубы. Хвост сделался как у головастика, уменьшился, потом исчез. И что самое странное, в конце концов спереди и сзади отросли ноги, которые не могли удержать непомерно тяжелое тело.

Пришлось наполовину спустить воду в бассейне. В один прекрасный день бывший кит сбежал из него. Наверное, погиб, а может, доживает свои дни в Тихом океане – полуископаемое, застрявшее между сухопутной и морской формой жизни.

Были и другие эксперименты, весьма многочисленные. В результате проявлялись давно канувшие в Лету чрезвычайно любопытные признаки, отрастали органы, приспособленные к среде, которая существовала в далеком прошлом…

Вошел Томми с чашкой кофе. Пендергаст шумно отхлебнул.

«Сущая обезьяна!» – подумал Каллистер, а вслух сказал:

– Ну что ж…

Нужно было просто определенным образом воздействовать на хромосомы, шишковидную железу или нервные клетки. В некотором роде это была работа на ощупь. Существовала схема. Все началось с морского одноклеточного организма, у которого развились пятна, чувствительные к свету, – злокачественные пятна, по мнению Каллистера.

Свет раздражал амебу, и в порядке самозащиты, обернув слабость себе на пользу, она сформировала глаза и обрела зрение. И пошло-поехало. Итоговый коктейль под названием «человек» являлся результатом смешения многих компонентов, последовательно добавляемых эпоха за эпохой. И процесс можно было обратить вспять.

У древних сумчатых имелась сумка, но не было хвоста. Потом они начали жить на деревьях и хвост появился. Потом развился мозг, а хвост исчез.

Достаточно взять основную матрицу, биологическую форму, в которую отливается все живое, пропустить через нее не положительную, а отрицательную энергию, повысить интенсивность, и пожалуйста – хвост снова отрастет.

У кита и морской коровы образовались утерянные в древности ноги, а у пингвина – маховые перья. У пони копыто трансформировалось в пятипалую стопу, как у эогиппуса. Ленивец сделался чрезвычайно прожорливым, вырос, отучился висеть на ветке и принялся активно расхаживать на четырех лапах. У некоторых птиц появилась чешуя.

«Да, – думал Каллистер, – кое-какие из древних признаков вполне можно использовать».

Поистине волшебный способ менять человеческое тело сулил большие практические возможности. Пока процесс очень грубый, но позже Каллистер его отладит: можно скрещивать виды, развивать силу, интеллект и особые способности. В итоге получатся живые роботы, созданные для конкретных целей.

А Пендергаст мешал. Сейчас партнер спал: подействовало добавленное в кофе снотворное. Каллистер позвал своего молчаливого слугу, и вместе они перетащили Пендергаста в маленькую камеру рядом с лабораторией. Там не было мебели, но имелось сантехническое оборудование, постель заменял соломенный тюфяк на полу, а в двери наличествовало окошко из сверхпрочного стекла, в котором были проделаны крошечные отверстия.

В камере работали кондиционер и охладительная система. Потолок из прозрачного пластика пропускал задействованное в процессе изучение.

Каллистер раздел Пендергаста и тщательно его осмотрел. Волос точно прибавилось. Каждую ночь подопытный подвергался процессу, и были заметны незначительные изменения. Каллистер сделал рентгеновский снимок, взял анализ крови и образцы кожи.

Кожный покров утолщился. Повысилось содержание красных кровяных телец. И температура, разумеется, тоже. На рентгеновском снимке изменения скорее угадывались. Кость – материал неподатливый, даже когда речь идет о горниле эволюции.

Поскольку Пендергаст вот уже неделю участвовал в эксперименте, можно было без опаски увеличить интенсивность излучения. Настало время стремительных трансформаций. Пендергаст деградирует, проходя обратно путь естественного развития, и в конце превратится в сгусток биомассы – он же экспонат номер один, он же главная изобличающая улика.

Ну разве не забавно?

Если бы только Пендергаст был чуть более цивилизован, ничего этого бы не случилось. Но в дело вмешалась личная неприязнь. По-кошачьи грациозного Каллистера коробило от панибратских замашек партнера. Пендергаст недалеко ушел в эволюционном плане от отшельника из пещеры.

Вот Каллистер был цивилизованным. На голову выше остальных. К людям он относился со снисходительным презрением, ни с кем не сближался.

Он пообедал, выкурил сигарету, прогулялся. Вернувшись в дом, прослушал несколько произведений Моцарта. А потом заглянул в смотровое окошко – как там Пендергаст? Тот пока не очнулся, но изменения уже были видны невооруженным глазом.

Еще больше волос.

Каллистер провел пальцем по своему гладко выбритому подбородку и отправился в лабораторию. Через несколько часов к нему заглянул Томми.

– Что?

– Прошнулшя, – прошепелявил филиппинец.

– Хорошо. Я проверю.

Пендергаст действительно проснулся и стоял теперь, прижавшись носом к прозрачному стеклу. Дураком его нельзя было назвать: он мгновенно оценил ситуацию.

– Сколько ты хочешь, Каллистер?

Его было прекрасно слышно через отверстия в смотровом окошке.

– Чтобы я тебя отпустил? Извини, риск слишком велик. К тому же я хочу понаблюдать за экспериментом.

Пендергаст облизнул губы.

– Я отдам тебе контроль над проектом.

Каллистер покрутил вделанное в стену передаточное устройство:

– Вот еда. Теперь тебе понадобится много еды. И зеркало держи, чтобы было чем развлечься.

– Каллистер!!!

– На этом этапе я уже ничего не могу сделать. Отпускать тебя нельзя. Я бы книжек подкинул, чтобы ты мог скоротать время, но от волнения ты вряд ли будешь в состоянии читать. Зато могу дать снотворный порошок, несколько пакетиков.

– Ладно, – после долгой паузы ответил Пендергаст.

– Но мне придется следить за тем, чтобы ты принимал снотворное. А то припрячешь, а потом проглотишь все сразу – получится смертельная доза.

– Черт тебя подери! – Голос у Пендергаста был такой потрясенный, что в нем даже не чувствовалось злости.

– Так принести порошок?

– Нет. Каллистер, а мы можем… как-нибудь…

– Не можем, – отрезал Каллистер, после чего вернул передаточное устройство на место и вышел, оставив Пендергаста наедине с пищей.

Следующий этап получился не сказать что приятным, ведь Каллистер не был ни садистом, ни бездушным роботом. Но он просто отключился от неприглядной стороны эксперимента. Процесс шел с постоянным ускорением. У Пендергаста проявлялись утерянные человеком в древности признаки.

К вечеру он уже передвигался сгорбившись, тревожно озирался, не мог толком согнуть большой палец. Зато пальцы на ногах стали очень подвижными. И хотя система охлаждения работала на пределе, он весь раскраснелся, поглощая пищу