Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Русское войско подошло почти вплотную к стенам города. Было очевидно, что Шарукана и всего его конного войска в городе нет, а будут ли защищать этот вал горожане и если будут, то как они это станут делать, — было совершенно неясно.

После короткого свещания с князьями Мономах, которому после Переяславля братья отдали руководство всем русским войском, приказал полкам готовиться к приступу, а поначалу вперед выдвинул попов. Полки приближались к городскому валу, а впереди воинов, одетые в ризы, с крестами над головами, шли священнослужители и пели тропари и кондаки честного креста и канун богородицы.

Перед этим на свещании Мономах сказал братьям, что в Шарукане, как рассказывали сами половцы, жившие в Переяславле, и торки, и заезжие торговые люди, живет много русских людей, не пленных, а либо пришедших сюда в давние времена добровольно, либо челяди, бывшей в услужении ханов, много здесь и христиан, и пусть священное пение напомнит им о родине, о родных святынях, возбудит их дух, пусть возьмутся русские люди, все тамошние христиане за оружие.

С городского вала замахали руками, подали знак, и Мономах приказал войску остановиться и пропустить к нему послов из Шаруканя.

…Они сидели на боевых конях, в боевом же облачении — бронях, сияющих шлемах, каждый под своим стягом — русские князья Святополк, Владимир Мономах, Давыд Святославич; сзади обретались их дети и сыновцы, справа и слева теснились дружины, а дальше выглядывали пешцы. А перед князьями в глубоком земном поклоне склонились видные жители Шаруканя, держа в руках чаши с вином и рыбу на огромных серебряных блюдах. Это означало, что половцы сдают город на милость русским и просят пощады, умоляют не разорять город и пе жечь его в отместку за все те жестокости, которые совершили они, половцы, в русских землях; откуп же дадут, какой русские князья им укажут.

Все ликовало в душе переяславского князя. Наконец-то после долгих лет нескончаемых погонь за уводящими полон половцами, бесконечных страхов перед их выходами, нескончаемых зажженных ими пожаров, истребления городов и сел, стонов смердов и ремесленников, бессильной ярости боярства и дружинников, терявших с приходами степняков своих зависимых людей, свои годами скопленные богатства, — он и его братья, сыновья и сыновцы стоят в середине половецкой земли между Донцом и Доном, и жители Шарукановой столицы сгибаются перед ними, отдавая город в руки руссов. И за этим поклоном виделись ему десятки прошлых битв, многие миры, вечные на словах, назавтра уже нарушаемые, схватки между самими русскими князьями, становившимися игрушкой в руках половецких ханов, и уговоры, уговоры без конца — и Святополка, и Давыда, и Олега, и иных князей, и предательские удары в спину Ростиславичей, Давыда Игоревича, Всеслава Полоцкого и снова пожарища и погони…

Он не чувствовал за своими плечами 58 лет, сегодня его душа ликовала с такой же силой, как в юности, в пору первых одержанных побед, первых ободряющих слов отца.

Мономах выпрямился в седле, нахмурился, приподняв голову, взгляд его прищуренных глаз был устремлен ку-да-то вдаль, поверх шатров и крыш Шаруканя, его округлое лицо словно окаменело, подбородок потяжелел, а голос стал жестким и державным. Мономах приказывал жителям сдать все оружие, отогнать в русский стан коней, отпустить немедля всех русских пленников, а также пленных торков, берендеев и людей иных земель, кто захочет быть свободным и уйти с Русью. А для войска он просил все золото и паволоки, что есть в домах, все ценное имение, взамен же обещал жизнь и жилища…

Половецкие послы толкли сапогами грязь перед Мономаховым конем, снова и снова кланялись русскому князю.

Это было 19 марта 1111 года.

Войско оставалось в Шарукане одну ночь, а уже на следующий день двинулось еще дальше к Дону, к другому половецкому городу Сугрову, находившемуся в 88 верстах от Шаруканя. Перед подходом к городу русские князья выслали к горожанам своих послов с предложением о сдаче, но половцы отказали и решили биться. Они велели передать Мономаху, что отомстят ему и братьям за смерть своего хана и здесь, на Дону, он испьет свою смертную чашу.

Сугров был укреплен посильнее Шаруканя: земляной вал здесь был выше, а поверху вала стояло воткнутое остриями вверх колье.

Со всех сторон русское войско обступила Сугров, но на приступ не пошло, начали метать в город со своих подвижных веж всякий огненный припас и стрелы с горящими смоляными наконечниками. Деревянный Сугров зажегся быстро, запылало и колье на земляном валу, высушенное и прокаленное жарким весенним солнцем. Половцы не умели так, как русские, отбивать приступы и тушить пожары, да и воды в городе было мало — всего несколько колодцев для питья. Половецкие воины метались среди горящих домов и кибиток, сбились с вала, который стоял, окутанный клубами дыма. Но руссы не спешили, и лишь когда весь Сугров занялся огнем, они таранами высадили городские ворота и, разметав около них кучу половцев, ворвались в город.

Сеча продолжалась уже среди огня и дыма, русские князья приказали пленных не брать и уничтожить всех половецких воинов, кого увидят с оружием в руках: Мономах хотел надолго выбить колено Хана Сугра из общеполовецких воинских сил, чтобы никогда более это хищное степное гнездо не выплескивало на Русь свои конные рати.

Все имение, что сохранилось после пожара, руссы побрали в свой обоз и, отойдя, оставили город в пожарищах и развалинах. Остаток дня и весь следующий день русское войско устраивалось, хоронило убитых, отправляло сильно пораненных воинов назад в Русь; остальные отдыхали, залечивали свор раны, исправляли брони и щиты, брали себе взамен сломанных новые щиты и копья, топоры, мечи, сабли.

Затем, обходя сгоревший Сугров, русские полки двинулись к Дону и через полперехода были уже на его берегу.

Тих и пустынен был берег Дона, вода в низких травянистых берегах текла светлая и чистая. Сначала вдалеке блеснул он небольшой серебряной полоской, потом, уже ближе, поразил своей красивой плавной излучиной. Красив был Днепр своим быстрым потоком, своими береговыми кручами, шумными порогами, красив был и Дон своим покоем и мирным привольным течением. Не верилось, что здесь, на этих спокойных берегах, десятилетиями зарождались страшные половецкие походы, опустошавшие Русь, иссушавшие душу русского народа.

С негромким гулом русское войско подошло к самому берегу Дона и встало на его берегу. Теперь все смотрели на князей.

Мономах сошел с коня, подошел к берегу реки, снял с головы свой золоченый шлем, нагнулся, зачерпнул нм воды из Дона, показал шлем всему русскому воинству и отпил из шлема несколько глотков холодной мартовской воды. И тут же крики ликования покатились по русскому войску, воины поднимали вверх копья и мечи, потрясали щитами. Следом за Мономахом под радостный гул из Дона испили Святополк, Давыд, другие князья, а потом к воде подошли воеводы, дружинники, пешцы; каждый воин считал для себя честью вслед за князьями взять из Дона воды в знак великой победы над половцами. Ведь каждый знал, что со времен старого Святослава Игоревича, громившего здесь хазар и сжегшего их крепость Белую Вежу, русские рати не доходили до такой степной глуби.

Плескалась вода в русских шлемах, раскололась донская тишина криками и громким, возбужденным говором.

Войско отдыхало на берегу Дона остаток дня и ночь И весь этот день и всю ночь в степь уходили сторожи и из степи приходили сторожи: русские воины обозревали донские земли на десятки верст кругом, чтобы половцы нечаянно не пришли к Дону и не застали войско врасплох. На рассвете сторожи донесли князьям, что на речке Сольнице,[60] что впадает в Дон, они видели множество половцев, которые собираются туда со всех мест, а куда пойдут далее, то им было неизвестно.

И сразу встряхнулось русское войско, потушены были костры, разобраны шатры, увезен обоз; воины вновь по-надевали брони, кольчуги и шлемы, взяли в руки щиты, копья, боевые топоры, луки со стрелами. Войско, как и прежде, расположилось полками. Шли не торопясь, осторожно, прикрывая войско сзади особым сторожевым полком.

Во время того похода Мономах как никогда ранее неумолимо проводил в жизнь свои выверенные долгими военными годами взгляды на устроение войска, на его распорядок в походе: осторожность, постоянные и повсеместные сторожи, полная готовность к бою во время пути, высокий боевой настрой каждого дружинника, каждого воя, неустанное упреждение врага. Вот и сегодня, 24 марта 1111 года, сторожи лишь донесли ему о появлении больших конных толп половцев на Сольнице, а Мономах уже выступил туда всеми силами: главное теперь — не дать собраться там половцам со всей степи, напасть на них в неудобное для врага время, когда он не ждет появления русского войска, лишить подвижных степняков, любящих нечаянные нападения, их основной силы — быстроты и внезапности.