Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учитывая все эти и многие другие обстоятельства, английский король прибегнул к известному принципу: если с бандитом нельзя справиться, надо с ним договориться. Упрощенно говоря, в этом и состоял смысл заключенного Лондонского (или Уайтхоллского) договора Англии и Пруссии. Согласно ему, не Россия, а Пруссия становилась гарантом безопасности Ганновера. От кого? Все понимали, что от французов. Поэтому договор в Лондоне означал разрыв Пруссии с ее союзником Францией (как помнит читатель - это происходило уже не в первый раз!) и, как следствие, вызывал серьезное беспокойство в Версале, ибо позиции Англии в Европе усиливались, и Франция, потеряв дружбу Фридриха, оказывалась в изоляции.
Перед надвигавшейся большой войной французская дипломатия не могла этого допустить. Она стала искать союзников среди своих старых врагов. Пожалуй, самым заклятым врагом Бурбонов многие столетия оставалась Австрия. Истоки многовекового конфликта Бурбонов и Габсбургов были даже глубже, чем англо-французские противоречия. Целые поколения людей в обеих странах выросли с представлениями о том, что Габсбурги (Бурбоны) - злейшие враги их отечества. Война за австрийское наследство, в которой Франция выступала на стороне любого врага Австрии, - ярчайший пример этого неискоренимого антагонизма.
Но шли годы, а в международных отношениях нет ничего вечного. К середине XVIII века, особенно после проигранных Силезских войн, Вена также уже без ненависти поглядывала на Версаль. Дерзкий прусский король сильно потрепал австрийского черного орла, былую мощь империи восстановить оказалось невозможно. Резко усилившаяся Пруссия стала реально угрожать собственно австрийским владениям, не говоря уже о германских землях империи. Словом, с конца 1740-х годов в правительственных кругах Вены стали задумываться над перспективами австрийской политики и искать таких союзников в Западной Европе, которые могли бы помочь «окоротить» Фридриха. Инициаторами австро-французского сближения стали две весьма крупные личности - канцлер Кауниц и мадам Помпадур.
Обе эти персоны необыкновенно интересны для истории. Венцлав-Антуан-Доминик де Кауниц, граф Ридберг пришел во власть из родовитого дворянства. Он получил прекрасное образование в Вене, Германии и Голландии, много путешествовал по Европе, был посланником во Франции, а потом четверть века руководил дипломатическим ведомством Австрии. Это был прирожденный дипломат, прекрасный оратор и писатель, утонченный эстет, как и многие образованные люди того времени, помешанный на всем французском. Не зная отдыха, он работал на внешнеполитическом поприще, но находил время беседовать с умными людьми, слушать музыку, читать новинки французских писателей - властителей дум просвещенного европейского общества.
Вдовец Кауниц никогда не испытывал одиночества, потому что еще крепче французской литературы любил прекрасных и веселых венских дам. Они тоже тянулись к нему - большего петиметра, пожалуй, не было во всей Вене. Он изобрел какой-то невероятно красивый «струящийся парик» и по-особому готовил его для выхода в свет. Дело в том, что тогда было модно пудрить парики. Надев парик, Кауниц входил в особую комнату, в которую камердинер предварительно горстями вбрасывал пудру. Образовывалось молочное облако подобно тому, которое обычно висит на мукомольной мельнице. В комнате уже стояли в два ряда шесть лакеев, которые веерами начинали овевать медленно прохаживающегося взад-вперед канцлера. Когда он видел, что локоны парика достаточно хорошо опылены пудрой, то выходил из комнаты, переодевался и отправлялся на прием или бал, поражая знатоков и модников необычайной элегантностью прически и нарядов.
У канцлера были свои причуды, он слыл за оригинала: белье отсылал стирать только в Париж; всегда отходил ко сну ровно в 11 часов вечера, даже если у него в доме были гости (даже коронованные); выгонял из-за стола сильно надушенных дам. Подобно императрице Елизавете Петровне Кауниц запрещал говорить при нем о смерти и болезнях. Он страшно боялся заболеть оспой и при чтении депеш избегал тех отрывков, где шла речь об этой весьма популярной в те времена болезни, уносившей куда больше людей, чем войны. Если кто-то умирал, секретарь произносил условную фразу: «Господина N. нет дома». Когда скончался начальник его канцелярии, то в ответ на вопрос канцлера об этом чиновнике секретарь сообщил, что господин начальник канцелярии «отложил перо». Когда же умер император Иосиф II, то даже эту новость канцлеру сообщили иносказательно - секретарь протянул бумагу и сказал, что «Его императорское величество бумаг более не подписывает».
Дома и в гостях Кауниц всегда ел только одно блюдо: курочку с рисом и на официальные банкеты являлся со своим поваром и водой. Вода канцлеру была нужна для того, чтобы сразу после обеда, не выходя из-за стола, полоскать рот и чистить зубы. Он доставал зеркало и щетку и, к ужасу гостей и хозяев, делал это с тщанием, громко и весьма долго - не менее четверти часа. Лишь однажды французский посол сумел поставить бесцеремонного канцлера на место: увидав после обеда приготовления Кауница, он встал из-за стола и громко сказал: «Господа! Прошу встать и покинуть стол, князь хочет остаться один». После этого Кауниц вообще перестал ходить на официальные обеды (Валлотон, с.226).
Мария-Терезия мирилась со своим канцлером. Острый ум, великолепное знание международной конъюнктуры, уверенность и способность мыслить широко, оригинально и реалистично - всем этим не обладал ни один из ее сановников. Именно Кауницу было суждено стать нарушителем вековых традиций, инициатором австро-французского сближения. В 1750 году он был направлен посланником в Версаль, сблизился там с мадам Помпадур, достиг того, что ранее казалось нереальным - обмена любезностями и даже подарками между Марией-Терезией и фавориткой французского короля. Вернувшись в 1755 году в Вену и став канцлером, Кауниц продолжил линию на австро-французское сближение. Медленными шагами, с оглядкой и осторожностью, уже бывшие враги, но еще не друзья, Австрия и Франция двигались навстречу друг другу. Заключение Лондонского договора Англии и Пруссии резко подтолкнуло стороны ко взаимным объятиям.
Особенно важную роль в этом сближении сыграла мадам Помпадур. Мнение, распространенное в литературе об этой женщине, - результат недоразумений и незнания ее подлинной жизни. Со времен Салтыкова-Щедрина Помпадур превратилась в нарицательный образ явно негативного свойства, символ самодурства. Даже в Большом энциклопедическом словаре 1997 года издания о ней сказано только, что она была фавориткой Людовика XV и что «оказывала влияние на гос. дела». Это выглядит так, как если бы о Григории Потемкине написали лишь: был любовником императрицы Екатерины II, известен «потемкинскими деревнями» и «оказывал влияние на гос. дела», забыв при этом о несомненных заслугах светлейшего в военном деле, строительстве Черноморского флота, многочисленных городов и всей грандиозной деятельности в Новороссии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Елизавета Петровна. Наследница петровских времен - Константин Писаренко - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Граф Савва Владиславич-Рагузинский. Серб-дипломат при дворе Петра Великого и Екатерины I - Йован Дучич - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Соня, уйди! Софья Толстая: взгляд мужчины и женщины - Басинский Павел - Биографии и Мемуары
- Лев Толстой и его жена. История одной любви - Тихон Полнер - Биографии и Мемуары
- Личная жизнь Петра Великого - Елена Майорова - Биографии и Мемуары
- Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин - Биографии и Мемуары / Классическая проза / Русская классическая проза
- О Муроме. Воспоминания. Семейная хроника купцов Вощининых - Надежда Петровна Киселева- Вощинина - Биографии и Мемуары