Запасный вход - Никита Некрасова

и внутреннее состояние, для достижения взаимопонимания.

Вот она мне и разъяснила, что только жесткими действиями можно восстановить справедливость навести порядок, объединив оба мира, дабы – Траян поднял указательный палец вверх и повторил – дабы наши славные народы жили в мире и согласии.

– И так все жили нормально, пока вы не вмешались.

– Ты не понимаешь, не понимаешь, девонька, сейчас я объясню.

Траян вскочил, и мгновенно оказавшись возле Чан Ми, зловеще зашептал:

– Когда твой драгоценный аппа тебя бросил, хорошо ли тебе было, девица? Не одиноко? Не съедала ли тебя грусть тоска по родителю любимому, а?

– Плохо было, не скрою.

– А! – воскликнул Траян и забегал по залу. Собаки «навострили» уши, не сводя глаз со своего хозяина, но не тронулись с места, ожидая приказа.

– Что же это получается? – завизжал Траян – тебе плохо, папеньке твоему плохо, маменька твоя вообще с ног сбилась, сто лет его разыскивала, чтобы воссоединиться, и это нормально, да?

– Да, – твердо ответила Чан Ми, одновременно удерживая в поле зрения разбушевавшегося дядю и его зубастых охранников.

– Так почему же, – он снова перешел на зловещий шепот, – мой народ не имеет право воссоединиться с верхним миром, почему должен жить под землей в грязи и разрухе, не имея права пользоваться благами вашей цивилизации?

– Как говорил профессор Преображенский, разруха не в клозетах, а в головах, не стоит писать мимо унитаза, наведите порядок у себя дома и будете жить цивилизованно, как все.

– Чтооо? Это еще кто таков? – казалось, дядя сейчас лопнет от злости – Ада! Ада! – и, не дождавшись ответа, завопил, указывая своей тростью в потолок – немедленно удавить этого профессора, я сказал!

– Значит, во имя народа можно удавить, похитить, пойти на миллионные людские жертвы, устроив гражданскую войну?

– Конечно, милочка моя, ты в силу своего возраста еще не понимаешь, что жизнь человека это ничто, и для достижения великой цели приходится идти на жертвы.

– Вы знакомы с работами Зигмунда Фрейда, дядя?

Траян опять поискал глазами Аду, чтобы она подсказала ему, что за фрукт такой, но понял, что она обиделась, и появится не скоро, и только передернул плечами.

– Так вот, в одном из своих трудов, он объясняет, что для некоторых личностей, особенно для тех, кто в детстве получил порцию несправедливости жестокости или насилия, жажда власти становится идеей фикс. Много власти не бывает, и хочется большего и большего.

Взглянув в глаза своему дяде, Чан Ми поняла, что, нет, не знаком с Фрейдом, и незнакомые имена вызывали в нем раздражение.

– Хорошо, тогда помните сказку о рыбаке и золотой рыбке, старухе было все мало, мало, и вот она захотела быть владычицей морскою, и чтоб сама рыбка золотая была у нее на посылках?

– Ну?!? – в ответ прозвучал грозный рык.

– Я просто хочу напомнить вам, что очень соблазнительно иметь желание властвовать над всеми, но надо думать и о последствиях, чтобы не остаться возле разбитого корыта. Какова бы ни была сила личности одного человека, всегда найдутся силы, более могущественные. Итог известен, побеждает тот, у кого есть честь и совесть, кто живет по законам, не нарушающий раз и навсегда установленный порядок.

– Ада! Ада!!!!!!!!! – Черт бы тебя побрал! Немедленно явись!!!

Собаки глухо заворчали и стали нетерпеливо царапать стеклянные ступени. Они чуяли раздражение хозяина, и человека его беспокоившего. Они ждали, хотя бы взгляда, движения руки…И тут оглушающее грянула музыка, двери распахнулись, и на пороге появилась Ада.

Внезапная какофония, чем то напоминающая Олимпийский гимн утяжеленный тяжелым роком больно ворвался в мозг Чан Ми. Наверное, сказалось нервное напряжение и, она поднесла руку к виску, чтобы нажать на точку, которая нормализует давление, но перед глазами была пустота.

Глава 9.

«Гости темного замка».

Однако это длилось лишь мгновение, она вновь увидела свою руку, вернее бледно-розовую перчатку, которая плотно обтягивала ее руку по локоть. Боль в виске исчезла сама собой и Чан Ми с удивлением осматривала свой новый наряд. Пышный белый бант на талии разделял короткую пышную юбочку из тафты и короткий кружевной лиф. Плечи обнажены. Она посмотрела вниз, лодочки цвета свежей лососины на ногах с маленькими кокетливыми бантиками, – и снова Барби, ну никакой фантазии! Под сдавливающим грудь лифом, разрасталось возмущение – еще корону, и полный комплект, – и тут она поняла, отчего возникла боль в виске, ну, конечно, обруч впивался в висок, и наверняка к нему крепилась маленькая золоченая коронка. Оглядевшись по сторонам, она поняла, почему рука исчезла, это был момент перемещения на тронное возвышение рядом с дядей Траяном по левую руку, с правой стороны был еще один трон, но он пустовал, очевидно, это место для Ады.

Чан Ми метнула гневный взгляд на источник шума. В распахнутых дверях стояла она. Ненавистная, все в том же белом платье, то ли бальном, то ли подвенечном, единственное, что добавилось к ее наряду, была шапочка. Не шляпка, а обычная вязаная шапочка, с тульей в виде косы. И цвет был странным, бабушка Красава называла его «кобелиные яйца», никак не сочетающийся с нарядом.

– Это изделие можно купить на обычном, самом дешевом рынке на Земле, – мелькнула презрительная мыслишка, – королевна, блин…

Ада томной походкой плыла под руку с мужчиной в очках. Среднего роста, сухощавый, в сером, идеально сидевшем на нем костюме. Мельком глянув на него, Чан Ми отметила, что его круглое лицо ей знакомо, но она не стала рыться в своей памяти. Жжение в груди все увеличивалось, внезапная ненависть к этой ведьме полыхнула, заполняя ее с ног до головы. Она вдруг увидела себя в бирюзовой шубке, в той, что с такой любовью наряжала ее мамочка, недвижимую, распятую, в грязной луже, и рядом хихикая, стояла она, Ада. И бедного Алёшеньку на даче, его внезапный неконтролируемый гнев сопровождал все тот же смех. И самое страшное, она вдруг явственно ощутила, увидела, кто выдернул ее руку из папиной ладони. В тот самый момент, когда они должны были отправиться в его время, но папу забросили на Фабулу, а ее…

– Я напрасно обвиняла маму, это все подстроила она, женщина-перевертыш.

Перед ней вдруг, возникла сотканная из слепящего ничего тюрьма, где единственным живым существом было летающее насекомое с огромными фасеточными глазами, в которых, двоилось, четверилось, множилось, ее отражение. Чан Ми вздрогнула, вспоминая прикосновения цепких лапок, и слабое дуновение от вращающихся прозрачных крылышек, когда эта тварь садилась ей на руку, на нос, на щеку, и все тот же ехидный хихикающий звук, что сопровождал ее одиночество долгие, долгие годы. Всеобъемлющее одиночество приносило невероятные душевные страдания, когда нет ни единой опоры, чтобы сесть или хотя бы опереться на физический предмет. Иногда она представляла себе обычную, суковатую палку, буквально ощущала ее, мечтая, как заноза вонзается