Миры Филипа Фармера. Том 4. Больше чем огонь. Мир одного дня - Филип Фармер

Реппа он обвинил в неустойчивости и расплывчатости характера.

— Ваша излюбленная тема, рас Репп, — это обмен ролями и превращение одного лица в другое. Достаточно перечислить лишь немногие из ваших фильмов, отражающих эту манию, эту страсть, которая, в свою очередь, отражает вашу тайную сущность. Или, как следовало бы скорее сказать, отсутствие всякой сущности. Это, скажем, «Граф Монте-Кристо», «Одиссея», «Протей из Майами», «Елена Троянская» и, наконец, «Кастер и Бешеный Конь, или Сошедшиеся параллели». Во всех этих сюжетах имеются переодевания, галлюцинации и иллюзии по поводу того, кто есть кто, а также выдача себя за другого и вытекающая из этого реальная или мнимая смена личности. Причем любопытно, что вы более всего известны как лучший автор вестернов. Точнее, как человек, воскресивший вестерн, умерший тысячу лет назад. Некоторые считают, что лучше бы ему было остаться в могиле.

Однако ваши работы, вызывавшие внимание и даже похвалу отдельных критиков, к вестернам не относятся. За исключением, конечно, «Кастера и Бешеного Коня». И это весьма любопытный вестерн. И Кастеру, и Бешеному Коню приходит мысль пойти к знахарю, узнать у него соответствующие заклинания, принять облик своего врага и погубить его. Ни один из них, разумеется, не знает, что другой задумал то же самое. В итоге Кастер в облике Бешеного Коня убивает Бешеного Коня в облике Кастера, а сам, не в силах вернуть свой прежний вид, погибает, убитый белыми.

Линдквист улыбнулся своей мерзкой улыбочкой, которую сравнивали, в том числе, с зубастым влагалищем.

— Я узнал из надежного источника, что вещь, над которой вы работаете сейчас, «Диллинджер не умирает», основана на поразительно похожей идее. Ваш главный герой, грабитель банков, уходит от ФБР, органиков двадцатого века, путем магического превращения в женщину. Чтобы совершить это, он заставляет свою подружку Билли Фрешетт, индианку из висконсинского племени меномини, отвести его в запретное святилище Вабоссо, Великого Белого Зайца, Хитроумного Меномини. И Вабоссо, персонаж древних индейских легенд и сказок, дает Диллинджеру власть превратиться в женщину, когда понадобится.

И вот, когда ФБР начинает сжимать вокруг Диллинджера кольцо, он уговаривает Джимми Лоренса, мелкого воришку, страдающего безнадежной болезнью сердца, сыграть его роль. Сам же превращается в Энн Сэйдж, содержательницу чикагского публичного дома, а настоящую Энн Сэйдж его друзья похищают и увозят в Канаду. Затем, по словам моего информатора, Диллинджер в облике Сэйдж идет в кинематограф с Лоренсом в облике Диллинджера, уведомив предварительно ФБР, что они будут там. Мнимого Диллинджера расстреливают агенты ФБР, а Диллинджер-Сэйдж спокойно уходит.

Линдквист осклабился, и вся студия разразилась смехом.

— Иными словами, ваш герой принимает облик женщины, нет — он по-настоящему становится женщиной. Я слышал, будет и продолжение, «Патроны и гормоны»…

Линдквист снова осклабился, и студия залилась еще громче.

— …где Диллинджер испытывает большие трудности в социальном, экономическом и эмоциональном плане, приспосабливаясь к роли женщины. Постепенно он привыкает, и ему даже начинает нравиться. Он, то есть она, выходит замуж, заводит детей, а затем возвращается к преступной жизни, сколотив банду из своих сыновей и их подружек. Она делает яркую, хотя и бурную карьеру под именем Ма Баркер, но в конце концов ее в последней отчаянной перестрелке убивают органики. Но мой банкир данных сообщает мне, что Энн Сэйдж дожила до преклонных лет, не изведав каких-либо перемен пола или личности. Ма Баркер родилась в 1872 году по старому стилю, Диллинджер же — в 1903-м. Ничье воображение, кроме вашего, не в состоянии связать их воедино. Ваша художественная вольность занесла вас уж слишком далеко, рас Репп, куда и ворон костей не занашивал.

Впрочем, эти двое жили так давно, что анахронизм уже никого не волнует. Почему бы вам в таком случае не вытащить на свет Робин Гуда? И не превратить его по ходу дела в девицу Марианну?

Аудитория гоготала.

— Разве это постоянное возвращение к одной теме, неспособность использовать другой замысел, это ковыряние в проблемах человеческого тождества, не обличают вашу неуверенность и сомнения в собственном тождестве? И не следует ли государственным психикам обратить внимание на случай столь явной умственной неустойчивости?

Аудитория валилась со стульев. Реппа озадачило столь неожиданное раскрытие его творческих замыслов. Вместо того чтобы обдумывать ответ, он ломал голову, кто из его коллег разболтал о новом сценарии.

Под утихающий хохот и вопли он решил, что в будущую пятницу проведет собственный инквизиторский допрос. После работы, конечно. А сейчас надо заняться Линдквистом.

Репп встал, заложил большие пальцы за широкий пояс и вразвалочку подошел к «судейскому столу». Стоя он был выше Линдквиста, хотя тот и сидел на возвышении. Линдквист, продолжая улыбаться, свирепо заморгал глазами. Он не любил смотреть на гостя снизу вверх.

— Пилигрим, это тяжелые слова, и я рад, что ты улыбался, говоря их. В былые времена я бы дал тебе по носу.

Линдквист ахнул вместе со всей студией.

— Но теперь у нас ненасильственные, цивилизованные времена. Я обязался, что не буду подавать на тебя в суд, что бы ты обо мне ни говорил. Ты тоже дал такое обязательство. Это шоу — бой без правил, где лягают в пах, выдавливают глаза, ломают кости не хуже аллигатора и медведя и жуют тебе ухо. Словесно, разумеется.

Так вот, я заявляю, что ты лжешь, играешь словами и искажаешь факты. Из шестидесяти картин, которые я сделал, только в девяти идет речь о перемене роли или личности. Любому дураку видно, что у меня нет никакого пунктика или мании на почве тождества. Любому, кроме тебя, хочу я сказать. Что же до твоих безответственных и злонамеренных намеков на мою психическую неустойчивость — то, если бы у меня не хватало винтика, я бы тебе уже съездил. Видишь, как я спокоен? Видишь эту руку? Разве она дрожит? Нет, но, если бы она и дрожала, кто бы меня упрекнул?

Рас Линдквист, я — Бах видеодрамы. Я создаю бесчисленные вариации на одну-единственную тему.

— Бах слишком уж напыщен, — ухмыльнулся Линдквист.

В общем, шоу получилось удачное. Зрители пришли в восторг от свирепости диалога и угроз совершить физическое насилие. Монитор показал, что передачу смотрели более двухсот тысяч человек. В следующую пятницу ее повторят, чтобы ее могли посмотреть те, кто сейчас спит.

Репп бодро вышел в коридор, задержался, чтобы назвать свое имя в микрофоны, протянутые ему фанатами, и проследовал к лифту. Он приехал на такси домой, выпил порцию бурбона и лег в постель. В 11.02 его разбудила полоска-будильник. Надув манекен и переодевшись, Репп перекинул через плечо сумку и спустился в подвал за велосипедом. Было теплее, чем прошлым вечером — на Манхэттен накатывала очередная волна жары. Несколько легких облачков плыли по небу на восток. На улицах было почти пусто. Penny попалось несколько патрульных машин. Органики внимательно смотрели на него, но проезжали дальше. На тротуарах стояли кучки кубиков объемом в один фут — спрессованный и каменированный мусор, выставленный пятничной Службой Чистоты. Субботняя Служба его уберет. Единственным, что переходило из одного дня недели в другой, если не считать кое-каких сообщений, был мусор. Говорили, и это было не слишком преувеличено, что половина Манхэттена построена из мусора. «Что же тогда изменилось?» — комментировали обычно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});