Тайна воцарения Романовых - Валерий Шамбаров

Но теперь и самым отчаянным донцам было ясно, что собственными силами Азов не удержать, и в режиме “вольного города” существовать ему невозможно. Осип Петров послал в Москву зимовую станицу во главе с атаманом Наумом Васильевым и есаулом Федором Порошиным (по др. источникам Поршиным). Они везли подробный доклад об обороне крепости и просьбу к царю — принять город в полное владение и прислать своего воеводу с войсками. Поскольку казакам “защищать Азов нечем”. Послов встретили в столице как героев, чествовали и угощали, щедро наградили “великим жалованием”. А проработку вопроса о принятии Азова царь и Дума возложили на боярина Морозова.

Хотя казаки убеждали, что “если Азов будет за нами, то никогда уже поганые татары не придут воевать и грабить московские владения”, на самом деле проблема была намного сложнее. Конечно, город занимал выгодное положение на подступах к Крыму. Но согласиться с предложением казаков — значило ввязаться в войну с Турцией. Причем долговременную — ведь полностью разгромить обширную Порту было невозможно. А ситуация очень отличалась от XVIII в., когда упрочились западные рубежи России — оттуда пока еще грозила враждебная Польша, да и Швеция не оставляла надежд на захват русских территорий. Поэтому правительство поступило осторожно. На Дон отпустили денежное и прочее жалование, а вместе с возвращающимся казачьим посольством отправили комиссию из дворянина Желябинского и подьячего Башмакова — осмотреть Азов, снять его планы и доложить о состоянии крепости.

Для решения столь важного вопроса, как водилось на Руси, был созван Земский Собор. Он открылся в январе 1642 г. И мнения разделились. Представители от дворян и прочих служилых высказывались за то, чтобы принять Азов под государеву руку и, если нужно, воевать. Но делегаты от торговых и посадских людей были против. Указывали на рискованность паредприятия, вспомнили, что совсем недавно на Смоленскую войну собирали “пятую деньгу” и вводили дополнительные повинности, что значительные ресурсы поглотило строительство на юге: “А мы, сироты твои, черных сотен и слобод старостишки и все тяглые людишки ныне оскудели и обнищали… и от даточных людей, и от подвод, что мы, сироты твои, давали тебе, государю, в смоленскую службу, и от поворотных денег, и от городового земляного дела, и от твоих государевых великих податей, и от многих целовальничьих служб, которые мы тебе, сироты, служили”.

В позиции купечества, вероятно, сыграло роль и то, что никаких экономических выгод обладание новым выходом к морю не сулило. Скорее, наоборот. Ведь Черное море оставалось “внутренним морем” Османской империи. А пути в Средиземноморье перекрывали Керчь и Стамбул. Принятие города повело бы не к развитию, а к пресечению турками южной торговли. И что характерно, царь и правительство склонились к точке зрения торговых и посадских сословий, а не дворян и детей боярских. Впрочем, и заключение комиссии Желябинского было неутешительным: “Город Азов разбит и разорен до основания и вскоре города поделать никоем образом нельзя, а от приходу воинских людей сидети не в чем”. И Земский Собор принял решение — Азов не брать, но и казаков в обиду не давать, оказать им всемерную помощь.

В Турции же разгром на Дону вызвал настоящую бурю. Гассан-паша и капудан-паша слетели со своих постов и отправились в тюрьму. В отместку за поражение Ибрагим Безумный, разъярившись, приказал уничтожить всех христиан в стране, и покатилась первая в истории Османской империи волна массовой резни греков, армян, болгар, заезжих русских. Правда, кратковременная. Об умственных способностях султана подданные знали, а на христианах держалось все хозяйство, все подати, и местным правителям ни к чему было рубить сук, на котором они сидели. А в Стамбуле и других крупных городах вырезали сколько-то тысяч людей “для галочки” — ну а заодно и пограбить.

Для возвращения Азова весной 1642 г. стала формироваться вторая армия, которую возглавили сам великий визирь и египетский паша. Русская агентура в Турции уже существовала, да и дипломаты не дремали, и в Москве об этом стало известно. Михаил Федорович отправил на Дон дворянина Засецкого и есаула Родионова с 15 казаками, которые повезли указ: “Ведомо нам учинилось заподлинно, что Ибрагим… отправил сильную рать воевать нашу украину, и всех христиан, находящихся в его владениях, велел побить. Нашей же рати за кратостью времени не успеть притти под Азов, принять его и вооружить… Дабы напрасно не пролить христианской крови, повелеваем вам, атаманам и казакам, и всему Великому Войску Донскому Азов оставить и возвратиться по своим куреням… Если же ослушаетесь, то ни милости, ни помощи, ни защиты от меня, царя, не ожидайте и себя за напрасное пролитие крови вините”.

Собственно, необъявленная война уже началась. Отряд, везший грамоту, попал на переправе через Северский Донец в засаду турок. Засецкий с несколькими казаками сумел прорваться и доставить указ на Дон. Казаки, заслушав волю царя и обсудив ее на кругу, подчинились. И немедленно начали эвакуацию Азова. Вынесли иконы из храмов, вывозили имущество и запасы. А уцелевшие участки стен и башен подкапывали и рушили. Сделано это было вовремя. В июне показался флот из 33 галер и множества других судов, который вез армию Мухаммеда-паши. При приближении турок последний отряд казаков, дежуривший в Азове, взорвал остатки крепостных строений, поджег свои дома и ушел вслед за товарищами.

Великий визирь нашел на месте города лишь развороченную груду развалин. И двигаться дальше, вглубь донских земель, не рискнул. Без надежного обеспечения, без тыловых баз — каковой мог стать только Азов, удаляться от моря было опасно. Поэтому Мухаммед-паша предпочел остаться “победителем”. Отрапортовал об овладении крепостью, оставил сильный гарнизон и команды рабочих для ее восстановления и вернулся в Стамбул.

Казалось бы, самое крупное самостоятельное предприятие казаков завершилась впустую… На самом деле — нет. Именно благодаря героическому “Азовскому сидению” Россия смогла практически беспрепятственно закрепить за собой и освоить богатейшую черноземную полосу — нынешние Курскую, Белгородскую, Орловскую, Воронежскую, Липецкую, Тамбовскую области. Ну а отражением этой эпопеи стал великолепный памятник литературы XVII в. — “Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков”, созданная есаулом Федором Ивановичем Порошиным. Не только историческое, но и чудесное поэтическое произведение, напоминающее древние былины.

“Повесть” и не скрывает своей связи с былинными традициями, казаки в ней сражаются, будто “впрямь на Руси богатыри Святорусские”. И стоят эти богатыри не только за Дон, но и за всю Россию, воспевают ее и гордятся, что “государство Московское велико и пространно, сияет светло посреди паче всех иных государств и орды бусурманской аки в небе солнце”. А разве может оставить читателя равнодушным, например, эпизод, где казаки, идя в отчаянный, неравный бой, прощаются: “Не бывать уж нам на Святой Руси: смерть наша грешная в пустынях за наши иконы чудотворные, за веру христианскую, за имя государево”. И обращаются напоследок к родной природе: “Простите нас, леса темные и дубравы зеленые, простите нас, моря синие и реки быстрые…” А завершается “Повесть” словами: “Была казакам слава вечная, а туркам укоризна вечная”.

40. ЕВРОПЕЙСКАЯ ВОЙНА ВЫДЫХАЕТСЯ

Ход Тридцатилетней войны колебался то в одну, то в другую сторону. На гребне побед Ришелье уже замыслил перенести боевые действия в Испанию. Французы на Пиренеях захватили Русильон, вторглись в Каталонию, но мародерством и насилиями восстановили против себя местных жителей, которые стали оказывать сопротивление. Чума, начавшаяся в Бургундии, покатилась теперь по югу и западу Франции. Командование испанской армии в Нидерландах принял принц Савойский — он выгнал из Фландрии армию Шатильона и нанес поражение голландцам, прорвавшись к самому Амстердаму. Французов разбили и в Италии. В одном сражении погиб их командующий Креки, а бой при Верчелли проиграл сменивший его Ла Валетт. После чего его пришлось отзывать из Италии и перебросить на помощь Конде, застрявшему с осадой Фуэнтараби. Но и вместе не справились. Хотя все крепостные сооружения разрушили осадной артиллерией, штурмовать даже не пытались. Как потом выяснилось, Конде и Ла Валетт сами платили своим солдатам, а потому считали нужным беречь “собственные” полки. А потом подтянулись испанцы и наголову их разгромили. Конде, как принц крови выкрутился, Ла Валетт был заочно приговорен к смерти и сбежал в Англию.

То бишь снова одолевали Габсбурги. Но ситуацию резко изменил Бернгардт Саксен-Веймарский — ему в конце 1638 г. сдалась крепость Брейзах на Рейне. Потеряв ее, испанцы отступили к морю. И Оливарес стал формировать в Корунне большую эскадру для переброски во Фландрию. Однако на море господствовали голландцы. И, несмотря на попытки испанцев уклониться от боя и проскользнуть мимо, молодой адмирал Тромп перехватил армаду и уничтожил. Испания лишилась большей части флота, ее связь с Фландрией была прервана. В наступление опять перешли французы, захватили Эсден, вторично перешли Пиренеи…