Идеальный шпион - Джон Ле Карре

— И на девушке ты женишься славной, — сказали вы.

— О, разве вы ее знаете, сэр? — спросил Пим.

— Просто получил хорошие отзывы, — снисходительно заметили вы.

И отбыли, уверенные, что бросили в глаза Пиму еще немного звездной пыли. Но вы не учли того, что похвала ваша может вызвать обратную реакцию у Пима. Его раздосадовало то, что предстоящий брак уже получил одобрение Фирмы, еще не имея одобрения его самого.

— Так чем же ты все-таки зарабатываешь на жизнь, старина? Что-то я не совсем понимаю, — не впервые спросил его отец Белинды, прервав обсуждение списка гостей на свадьбу.

— Работаю в финансируемой правительством языковой лаборатории, сэр, — сказал Пим, следуя данным Фирмой указаниям о секретности. — Мы занимаемся обменами ученых из разных стран и организуем для них курсы.

— Мне кажется это больше похожим на Секретную службу, — сказал отец Белинды с этим своим хриплым смешком, как бы указывавшим на то, что он обо всем знает.

Будущей же своей супруге Пим рассказал все, что было ему известно про свою работу и даже больше. Он показал, как может одним ударом сломать ей трахею и без труда выдавить глаза двумя пальцами. И как он может раздробить кости на чьей-то ноге, если кто-то полезет к ней под столом Он рассказал ей все, благодаря чему стал тайным героем Англии, в одиночку наводящим порядок в мире.

— Так сколько же людей ты убил? — мрачно спросила его Белинда, сбрасывая со счетов тех, кого он покалечил.

— Этого мне не разрешено говорить, — сказал Пим и, стиснув челюсти, устремил взор на расстилавшиеся перед ним пустынные дали службы.

— Ну, так не говори, — сказала Белинда. — И ничего не говори папе, а то он все маме расскажет.

«Дорогая Джемайма, — писал Пим, воспользовавшись представившейся возможностью за неделю до великого дня. — Так странно, что я женюсь, а ты через месяц выходишь замуж. Я все думаю, правильно ли мы поступаем. Мне осатанела нудная работа, которой я занимаюсь, и я думаю поменять ее. Люблю тебя.

Магнус».

Пим с нетерпением ждал почты и вглядывался в болота вокруг тренировочного лагеря, не появится ли на горизонте ее «лендровер», возвещая, что она примчалась спасать его. Но ничто не появилось, и он остался накануне свадьбы один на один с собой — он шагал по ночным улицам Лондона и представлял себе Карловы Вары.

* * *

И каким же он был мужем, Том! Какой был отпразднован союз! Священники величайшего смирения, большая церковь, славящаяся постоянством своей паствы и преуспеянием в прошлом, скромный прием в похожем на склеп отеле «Бейсуотер», и там, в центре толпы, сам Прекрасный Принц, блестяще поддерживающий беседу с коронованными особами предместий. Пим не забыл ни одного имени, много и подробно распространялся о финансируемых правительством языковых лабораториях, посылал Белинде долгие нежные взгляды. Все это продолжалось, по крайней мере, до тех пор, пока кто-то не выключил звука, в том числе и Пима, и его слушатели таинственно не отвернулись от него в поисках причины, нарушившей течение беседы. Невидимые руки вдруг распахнули дотоле запертые двери в конце комнаты. И Пим тотчас понял — по ощущению в пальцах ног, по выбранному моменту и по наступившей паузе, а также по тому, как раздвинулась толпа, освобождая место, — что кто-то взмахнул волшебной палочкой. Вошли двое официантов, неся со всею грацией хорошо подмазанных слуг подносы с откупоренным шампанским и блюда с копченой лососиной, хотя мать Белинды не заказывала копченой лососины и не велела подавать шампанское, пока не будет произнесен тост за невесту и жениха. После этого повторилось то, что происходило в Галуорте во время выборов: сначала появился мистер Маспоул, за ним — тощий человек со шрамом от пореза бритвой, они встали по обе стороны двери, и между ними в комнату влетел Рик в костюме, какие надевают на Эскотские бега, — слегка прогнулся назад и, широко распахнув объятия, улыбнулся всем сразу.

— Привет, сынок! Ты что же, не узнаешь своего старого друга? Угощение за мой счет, ребята! А где же невеста? Клянусь Иовом, сынок, она — красотка! Подойдите сюда, душенька! Поцелуйте же своего старика тестя! Клянусь Богом, она в теле, сынок! Где ты прятал ее все эти годы?

Взяв врачующуюся пару под руки, Рик вывел жениха и невесту во двор перед отелем, где, загораживая всем дорогу, стоял новенький «ягуар» традиционного для либералов желтого цвета, с белыми лентами, привязанными к капоту, и букетом высоченных гардений из «Хэрродс» на месте для пассажира, а за рулем сидел мистер Кадлав с гвоздикой в петлице своего темно-красного костюма.

— Ты уже видел такие, сынок? Знаешь, что это за марка? Это подарок вам обоим от твоего старика, и никто никогда его у вас не отберет, пока я жив. Кадди отвезет вас куда хотите и оставит вам машину, верно, Кадди?

— Желаю вам обоим большой удачи на выбранном вами пути, сэр, — сказал мистер Кадлав со слезой в преданных глазах.

Я помню, что длинная речь Рика была прекрасна и скромна, лишена какой-либо гиперболы и не выходила за рамки темы, а именно: что, когда двое молодых людей любят друг друга, мы, старики, отжившие свое, должны отступить в сторонку.

Больше Пим машины не видел, да и Рика увидел не скоро, ибо, когда они снова вышли на улицу, ни мистера Кадлава, ни желтого «ягуара» и в помине не было, зато двое явных полицейских в штатском тихо беседовали с управляющим отеля. Но должен сказать тебе, Том, это был лучший из наших свадебных подарков, кроме, пожалуй, букета красных маков, который сунул Пиму в руки безо всякой карточки и объяснений человек в польском на вид плаще от Бэрберри, когда Пим и Белинда двинулись в лучах заката на неделю в Истборн.

* * *

— Отправить его на оперативную деятельность, пока он еще не подмочен, — сказали в отделе кадров, где о людях, сидящих напротив, через стол, говорят так, точно их и в помине нет.

Пима натаскали. Пим все усвоил. Пим вооружен и готов, и остается только один вопрос. Какой он наденет плащ? Какая маска прикроет его невидимую зрелость? В целой серии безрезультатных собеседований, напоминавших те, что он прошел в оксфордском Совете по распределению студентов, отдел кадров раскрывает кучу возможностей. Пим может стать свободным писателем. Но может ли он писать и согласится ли Флит-стрит взять его? С обезоруживающей открытостью Пим проходит по кабинетам большинства наших крупных газет, где редакторы делают глупый вид, будто понятия не имеют, откуда он явился или почему, хотя отныне навсегда запомнят его как сотрудника Фирмы, а он — их. Он уже чуть не стал звездой в «Телеграф», когда некоему гению на Пятом этаже пришел в голову план получше:

— Послушайте, а почему бы вам снова не пойти к коммунистам, использовать ваши старые связи, получить пропуск в международное сообщество левых сил? Вам ведь всегда хотелось бросить камень в этот пруд.

— Звучит заманчиво, — говорит Пим, и перед его мысленным взором возникает картина, как он до конца жизни продает «Марксизм тудей».

Более амбициозный план — посадить его в парламент, где он приглядывал бы за попутчиками-парламентариями.

— Отдаете ли вы предпочтение какой-то партии или же вы неразборчивы? — спрашивает представитель отдела кадров, по-прежнему в твиде после уик-энда, проведенного в Уилтшире.

— Если вам безразлично, то я предпочел бы, чтоб это были не либералы, — говорит Пим.

Но в политике ничто не длится долго, и неделю спустя Пима направляют в один из частных банков, чьи директора целый день шныряют по кабинетам штаб-квартиры Фирмы, стеная по поводу русского золота и необходимости защищать наши торговые пути от большевиков. В дирекции финансовые боссы наперебой угощают Пима обедами, считая, что он может открыть для них нужную дверь.

— Знал я одного Пима, — говорит один из них за второй или третьей рюмкой коньяку. — Роскошную имел контору где-то на Маунт-стрит. Лучшего знатока своего дела я не встречал.

— А чем он занимался, сэр? — вежливо осведомился Пим.

— Жульничеством, — говорит хозяин с хриплым смешком. — Не родственник?

— Очевидно, это мой продувной троюродный дядюшка, — говорит Пим, тоже рассмеявшись, и спешит укрыться под крылышком Фирмы.

И танцы продолжаются — сколь серьезно обстоит дело, я так и не узнаю, ибо Пим еще не приобщен к обсуждениям за сценой, хотя ему и дозволено заглядывать в некоторые ящики и запертые стальные шкафы. Потом в отношении к нему вдруг происходит перемена.

— Послушайте, — говорят ему в отделе кадров, пытаясь скрыть раздражение. — Какого черта вы не напомнили нам, что говорите по-чешски?

* * *

Меньше чем через месяц Пим уже работает в электротехнической компании в Глостере в качестве консультанта по управлению — опыт не требуется. Директор-распорядитель, к своему вечному сожалению, учился вместе с руководителем Фирмы, ныне сидящим на троне, и совершил ошибку, взяв несколько дорогостоящих правительственных контрактов, когда они были ему очень нужны. Пима сажают в Отдел экспорта и поручают открыть восточноевропейский рынок. Первое его поручение оказывается последним.