Последние узы смерти - Брайан Стейвли

взаперти?

– Я не утверждаю, что понял их, – покачал головой Тан. – Я делаю выводы из изложенных тобой фактов.

– Голые факты не передают всей правды. – Каден вспомнил обвившие его руки Тристе в первую ночь в Ашк-лане, слезы на ее щеках в Ассаре, тот страшный миг надежды, когда она увидела его в своей камере. – Есть другие способы познания.

– Нет, – ответил Тан, – таких не существует. Твои «другие способы» – шоры из надежд и страхов. Сними их. Мир – вот единственная правда.

– Не всегда, – возразил Каден. – Не весь. Мир, в который я вернулся, полон лжи.

– Ложь – это тоже правда.

Крошка раздражения царапнула спокойствие Кадена.

– Я начинаю сомневаться в ценности парадоксов древних хин, – сказал он.

– Это не парадокс. Кузнец кует клинки – правда. Лжец выковывает ложь – правда. Все сущее кем-то сделано. – Тан неторопливо подошел к стене, тронул ее ладонью. – Я ничего не знаю о строителе этих стен: мужчина то был или женщина, старый или молодая, но я знаю, что это стена тюрьмы.

– Тристе не загоняла меня в тюрьму. Киль меня из нее вытащил.

– Мир не сводится к одному близорукому принцу.

– А ты делаешь из моих слов вывод, что они превратили в тюремную камеру весь мир?

Тан мрачно покачал головой:

– Не в камеру. В бойню. – Устремив на Кадена свои темные глаза, он продолжал: – Никакое бешра-ан не даст тебе силы заглянуть в их сознание. Тебе открыты только их дела. То, что ими сотворено. Этому пытались научить тебя монахи в Ашк-лане, но ты уже не послушник. Теперь тебе придется платить за слепоту.

Каден смотрел мимо Тана в дальний угол камеры. Легко, так легко было вспомнить Тристе в такой же камере, рубцы и струпья на ее лице, сорванные окровавленные ногти, которыми она скребла камень темницы. Игра? Невозможно так играть.

«А возвращение богини наслаждения возможно?» – шепнул кто-то ему в ухо.

Каден наконец решился:

– Наверняка мы не узнаем, пока не найдем Тристе.

Молчание Тана походило на камень.

– Мне нужна твоя помощь, – настаивал Каден.

– Чтобы спасти ее? Или чтобы убить?

– Пока не отыщем ее, ни то ни другое невозможно. Идем со мной, помоги мне найти Тристе. Ил Торнью мы тоже найдем. Ты сам увидишь ее, увидишь Длинного Кулака и тогда скажешь, по-прежнему ли считаешь их кшештрим.

Тан не сделал ни единого движения к открытой двери. С потолка капала вода, отмеряла течение собственного непостижимого времени.

– А если именно это я и скажу?

Каден вглядывался в своего умиала, силился прочесть что-то на его непроницаемом лице.

– Тогда, – тихо ответил он наконец, – хорошо, если со мной будет человек, умеющий убивать кшештрим.

35

Если у кшештрим была причина выстроить кента на растресканной засушливой равнине Мертвых солончаков, то ее стер в пыль ветер или поглотила земля. Солнце, прибитое к не знающему облаков небу, пропекло почву до состояния камня. Несколько пробившихся сквозь нее колючек были бурыми, как сама земля, и росли так редко, словно соседство собратьев грозило их задушить. Каден с удивлением увидел следы дождя – узкие протоки и запекшиеся у подножия выбеленных скал брызги, – но и эти следы были резкими, шершавыми, прорезанными острыми, как нож, струями.

Кента стояли на дне искусственной траншеи. На сухой глине стен ясно виднелись следы кирки и лопаты, хотя на самих кента царапин не было.

– Их расчищают ишшин? – спросил Каден.

Длинный Кулак кивнул, не взглянув на врата. Первым делом шаман выбрался из ямы. Он неотрывно смотрел на северо-запад, на горизонт. Земля во все стороны была здесь плоской, как чугунная сковорода, но в той стороне, на самом краю зрения, в беспощадно голубое небо врезались окровавленные зубцы Анказских гор. Где-то там, в вечерней тени каменных утесов, лежал оазис – окаймленный пальмами клочок зелени на бурой земле, приют десятка-другого пастухов и охотников. Туда отправилась Тристе, если Каден ее верно понял. Он в сотый раз вызвал в памяти сама-ан их последнего разговора:

«Ушла бы куда-нибудь. Как можно дальше от вашего дворца, поцелуй его Кент, – говорила она, цепляясь за прутья решетки. – Мать мне рассказывала о деревушке в оазисе под горами Анказа, на самом краю Мертвых солончаков. Дальше от мира и быть невозможно. Я бы добралась туда. В ту деревню. Вот куда…»

В словах он не сомневался. Он и сейчас слышал их так явственно, как если бы Тристе шептала ему прямо в ухо. Он видел ее исказившееся лицо. Но верно ли он истолковал сказанное? Вправду ли она намеревалась отыскать оазис, укрыться в нем, или то была пустая мечта, выражение смутного желания хоть где-то скрыться от человеческих глаз? Если так, их погоня бесполезна. Она может оказаться где угодно, скитаться по обширной земле, нося в себе богиню, пока нож какого-нибудь разбойника с большой дороги не покончит с человеческим родом.

– Почему сюда? – спросил шаман, из-под ладони вглядываясь в сожженную солнцем землю.

Под таким солнцем его бледная кожа должна была вскоре пойти пузырями, но он не оберегал ее, сосредоточившись на дальних горах.

– Не сюда, – покачал головой Каден.

– Понятно, – кивнул Длинный Кулак. – К горам. Но почему? Что ее связывает с этими местами?

– Здесь пустынно, – ответил Каден.

Правда была сложнее, но он сомневался, что найдет для нее походящие слова.

– Мир полон пустоты, – мотнул космами Длинный Кулак. – И в величайших из ваших городов есть дыры и пустоты, куда никто не ходит.

– Здесь когда-то побывала ее мать. Думаю, ей хочется увидеть то, что та видела.

Шаман нахмурился:

– А что, девушка всегда говорила правду? Она не способна обмануть?

Каден и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос, и не только относительно Тристе. У него еще саднило уши от обвинений Тана: «Они с тобой играли, Каден. Со всеми нами играли…»

Правда, он убедил старшего монаха погодить с осуждением и, пока они не узнают больше, принять участие в охоте. Сейчас Тан был где-то на востоке, вел тех ишшин, что могли пройти кента, за восточные врата Моира. Они надеялись взять след Тристе, догнать ее, а если не ее, так, может быть, перехватить ил Торнью.

Если Тристе действительно здесь. Если кенаранг, чтобы найти ее, оставил свой пост на севере. Одни догадки, бешра-ан и отчаяние, но ничего лучшего они придумать не сумели, и любой план был лучше, чем сидеть в Аннуре или Мертвом Сердце, пока не захлопнется устроенная кенарангом ловушка.

– Тристе незачем было лгать, – подумав, отозвался Каден. – Она не могла знать, что через несколько недель окажется на