Мэрилин Монро - Дональд Спото

Мэрилин обожала поклонение толп, и когда она сталкивалась с массовым признанием, то в ней оживала склонность к эксгибиционизму — пожалуй, острее всего это проявилось между часом и четырьмя после полуночи в холодную предрассветную пору 15 сентября. Знаменитая сцена с поддуваемым снизу платьем должна была сниматься на Пятьдесят второй улице, перед выходящим фасадом на Лексингтон-авеню кинотеатром «Транс-Люкс», о чем и была оповещена пресса и публика. Там собралось несколько сотен фотографов — профессионалов и любителей, — к которым ближе к ночи примкнули почти две тысячи ротозеев, жаждущих одного: увидеть как можно больше аппетитных частей тела Мэрилин. Помощник Уайлдера проинформировал собравшихся, что если все будут разумно сотрудничать со съемочной группой, оставаясь за выставленными барьерчиками, дабы можно было без помех отснять сразу всю сцену, то впоследствии кинокамеру оттянут в сторону и каждый обладатель фотоаппарата сможет нащелкать столько кадров, сколько его душа пожелает.

То, что произошло далее, было немедленно названо кинорепортером-очевидцем Ирвингом Хофменом «дублем, который смотрели по всему миру». Мэрилин расположилась над решеткой, Пол Варцел, ответственный за всякие спецэффекты, регулировал могучий вентилятор, установленный ниже уровня мостовой, и светлое платье Мэрилин взлетало вверх, обнажая (как и было запланировано) ее белые штанишки, а вовсе не комбинашку или короткие трусики. Эхо съемок прокатилось по всему свету. Два часа толпа вопила, а Мэрилин улыбалась, заливисто смеялась и приветственно махала рукой, охотно позируя фоторепортерам и рядовым фотолюбителям. Дважды она просила сделать короткий перерыв и отправлялась в ближайший кинотеатр, чтобы согреться чашечкой горячего кофе, поскольку замерзала от сильного ветра, нагоняемого вентилятором, а также от холодного ночного воздуха. «В ту ночь она тряслась как осиновый лист и простудилась», — вспоминал Том Юэлл. Однако точно так же, как Джин Харлоу, Мэрилин всегда рвалась быть поближе к своей публике и никогда не строила из себя перед окружающими некую великую кинодиву, принадлежащую иному миру.

Отличная мысль заснять указанную сцену именно в таких обстоятельствах пришла в голову фотографу Сэму Шоу, который с 1951 года поддерживал с Мэрилин дружеские отношения и был нанят сопродюсером «Зуда» Чарлзом Фелдменом для того, чтобы подготовить документальный фотоотчет о реализации указанной картины. Еще начиная с подготовительного периода, предшествовавшего собственно съемкам ленты, Сэм помнил о сцене с развевающимся платьем как о фирменном знаке всего этого фильма. «Съемочная площадка была устроена на Лексингтон-авеню исключительно из рекламных соображений, — сказал он годы спустя. — Все знали, что эту сцену придется целиком повторить в павильонах студии». Уайлдер и Варцел заранее утвердили подобный график, четко осознавая, что все крупные и даже средние планы придется потом доснять — хотя бы просто потому, что в Нью-Йорке кругом господствовал слишком сильный шум, не позволявший записать на пленку диалоги. В принципе фотографии, сделанные в ту ночь, показывают гораздо больше, нежели попало в картину: в финальной сцене «Зуда седьмого года», законченной уже в «Фоксе», Мэрилин лишь проходит над решеткой и порыв ветра поднимает ее платье всего до колен, после чего камера предусмотрительно и деликатно переходит на ее лицо и показывает, как девушка оглядывается вокруг — словно бы ищет, кого поблагодарить за живительное и освежающее дуновение. Сам Дисней не смог бы управиться с камерой с большей чуткостью и осторожностью[275].

Однако в том, что произошло потом, не было ничего забавного.

Днем раньше находящемуся в Беверли-Хилс Джо позвонил по междугородному телефону его старый приятель, журналист Уолтер Уинчелл, и предупредил его, что на Лексингтон-авеню готовится неслабое представление. Джо успел поймать ночной самолет в Нью-Йорк. Вечером, однако, он чувствовал себя утомленным, да и не больно интересовался — как обычно — съемками фильма, так что решил дождаться возвращения Мэрилин в баре отеля «Сент-Режи». Туда приехал Уинчелл и, стремясь получить для своей рубрики занятный материал, попробовал, следуя путем Яго из шекспировского «Отелло», уговорить Джо отправиться вместе с ним на Лексингтон-авеню. Но Джо отказался:

— Она бы разнервничалась из-за этого, да и я тоже.

— Да брось ты, Джо. Я-то ведь просто обязан быть там. Может, мне удастся состряпать из этого дела недурную статейку.

— Нет, ступай без меня, Уолтер.

Однако в конечном итоге Уолтер все же победил и мужчины вдвоем явились к месту съемок, чтобы увидеть то, на что именно и рассчитывал Уинчелл и чего больше всего на свете опасался Джо. Когда платье его жены раз за разом взлетало вверх, а толпа ревом и воплями выражала свой восторг, Ди Маджио в бешенстве обратился к Уинчеллу: «Да что же здесь, черт побери, делается?» Билли Уайлдер вспоминал, что Джо «выглядел как смерть», когда вместе с Уинчеллом поспешно возвращался в гостиничный бар. Бессмысленным покажется вопрос о том, почему Джо не пришло в голову, что многие из людей, сгрудившихся той ночью на Лексингтон-авеню (не говоря уже о массе всяких прочих лиц), на «календарных» фотоснимках наверняка видели гораздо больше тела Мэрилин.

Позже из апартаментов, которые занимали супруги Ди Маджио, доносились крики и вопли. Наташа, проживавшая в соседнем номере, пошла взглянуть, что происходит, но Джо отправил ее восвояси. На следующее утро перед ней и Глэдис Уиттен, парикмахершей Мэрилин, предстало потрясшее их зрелище. «Джо ужасно разозлился на нее, — вспоминала Глэдис, — и слегка побил. У Мэрилин остались синяки на руках и плечах, но мы затушевали их соответствующим гримом»[276].

Днем после обеда 16 сентября супружеская пара Ди Маджио вернулась в Калифорнию. Двумя неделями позже Мэрилин подала иск о разводе.

Глава четырнадцатая. Сентябрь 1954 года — январь 1955 года

Хронические опоздания Мэрилин Монро на работу обычно принято было связывать с ее разнообразными опасениями по поводу того, что она, мол, недостаточно хорошо подготовлена, что ее внешний вид недостоин быть запечатленным камерой и т. д. Однако более всего актрису пугало признание ее исполнения неприемлемым, из-за чего она снова (как это не раз бывало в детстве) столкнется с тем, что ее отвергнут, что она окажется нежеланной, отторгнутой и нелюбимой. Таким образом, если режиссер излагал Мэрилин какие-то свои замечания или вносил определенные поправки, ему приходилось делать это максимально деликатно и вежливо. Иначе он мог довести актрису до приступа рыданий из-за ужасного расстройства той ошибкой, которую она совершила; в карьере Мэрилин подобный неудержимый плач стал причиной многих потраченных впустую съемочных дней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});