Искры гаснущих жил - Карина Демина

— Ах, милая, — Лэрдис протянула руки, и Кэри, словно во сне, коснулась атласных перчаток. — Понимаю, что явилась не вовремя, без предупреждения…

Почти дружеский жест, и губы целуют воздух у щеки.

Запах лаванды щекочет ноздри.

А белая эгретка в волосах Лэрдис покачивается…

— Но ты, должно быть, слышала, что не в моих привычках ограничивать себя, — Лэрдис разглядывала Кэри жадно, и в льдистых ее глазах виделось… презрение?

Нет, другое что-то.

Раздражение?

— А правила — это так скучно… — Лэрдис не спешила отпускать руки, и Кэри держалась. Соприкасались лишь кончики пальцев да юбки, но и этого было чересчур много.

— Могу я узнать, что привело вас…

— …тебя…

— …что привело тебя в мой дом?

— Твой ли? — Лэрдис резко опустила руки.

— Мой, — с улыбкой подтвердила Кэри. — Прошу, присаживайся. Я распорядилась подать чаю, надеюсь, ты любишь чай?

— Предпочитаю кофе.

— К сожалению, гостей я не ждала, поэтому не знаю, остался ли кофе…

— Помнится, Брокк весьма его любил, — Лэрдис устроилась в кресле.

Золотая холодная женщина.

Враг.

…Сверр ненавидел тех, кто прикасался к Кэри, утверждал, что на коже ее следом чужака остается запах. Это его бесило, и сейчас Кэри как никогда понимала брата.

— Мой муж изменил свои привычки.

— Или тебе так только кажется, — заметила Лэрдис, мило улыбаясь. И плеснула светом алмазная пыль ее эгретки, точно вызов…

Не поддаваться.

У ревности вкус чая, даже не чая — кипятка, который обжигает нёбо. И Кэри отставляет чашку, заставляя себя дышать.

Улыбаться.

Смотреть. Рассматривать. Притворяться, что этот неурочный визит вовсе не в тягость.

— Кстати, — Лэрдис разглядывает чашку, и Кэри, и комнату, и кажется, внимательный взгляд ее проникает сквозь стены, пробирается в самые потаенные уголки старого дома, — а где мой мальчик?

— Работает…

— Конечно, он всегда так много работал… и ничего-то не меняется, — Лэрдис к чаю не притронулась. Она отставила чашку, откинулась на спинку кресла, а руки положила на подлокотники, поза ее была вызывающе-мужской, но и при этом нельзя было назвать ее нелепой.

— Кое-что изменилось, — Кэри поморщилась.

Язык саднило, да и горло тоже.

— Ты об этой нелепой свадьбе? Брось, милая, когда брак хоть что-то менял? — рука-змея в золоте перчатки. Тонкие атласные пальцы, и невесомая пыльца пудры на них. — Тем более такой.

— Какой?

— Все знают, что ваша свадьба — это попытка Короля сделать хорошую мину при плохой игре. Твой жених от тебя сбежал, вот Король и взял первого, кто подвернулся под руку. Ко всему, Брокк слишком многим Королю обязан, чтобы возражать. Да и для него, если разобраться, ты неплохая партия. Милая домашняя девочка без особых амбиций… простоватая, конечно.

Она говорила это с очаровательной улыбкой, и каждое слово пробивалось сквозь щит отчуждения. А от Сверра спасал… но она хуже. Сверр был безумен, а Лэрдис понимает, что делает.

Но зачем?

Не из любви к Брокку, любовь бы Кэри поняла.

— И я даже верю, что он попытается тебя любить.

— Попытается?

…хорошо бы.

— Конечно. Он ведь должен, а у Брокка гипертрофировано чувство долга… — Лэрдис коснулась свечей, и огоньки скользнули по атласу перчаток, не опалив ее. — Да и есть в тебе очарование юности, способное увлечь… на некоторое время. А потом ему станет скучно.

— Неужели? — Кэри проклинала себя за слабость. Ей нужно ответить.

Едко.

Красиво.

А в голове пустота, и обида, которую Кэри старательно глушит, приказывая себе держаться.

— Скука разрушила куда больше браков, чем измены… — Лэрдис задумчиво провела мизинцем по узору из живого железа. Обручальный браслет ее терялся в кружевной вязи, словно являясь ее продолжением. — Он надоест тебе, а ты — ему… причем ты ему скорее.

— Зачем ты пришла?

Щеки вспыхнули, и это проявление слабости разозлило Кэри. В конце концов, какое право имеет Лэрдис появляться здесь? Говорить подобные вещи? Смотреть так, точно Кэри — существо низшего сорта.

Выродок.

— Услышала, что мой мальчик женился… стало интересно, — Лэрдис поднялась. — И захотелось взглянуть на… королевскую подачку. Не обижайся, но так и есть.

Дышать. Не позволять глухому черному бешенству взять верх. Оно рвется, грозясь выплеснуться волной живого железа, меняющей, уродующей.

…и вот что, значит, испытывал Сверр.

— Все знают, — Лэрдис провела пальцами по щеке Кэри, — что если бы не королевская воля, он никогда бы не женился. Мой мальчик все еще любит меня.

— Или тебе так только кажется.

Ее слова. И Лэрдис вспоминает, она хохочет, ничуть не стесняясь этого слишком громкого, нарочитого какого-то смеха.

— Тебе он нравится. Бедная девочка… мне жаль, — в бледных глазах тонут отблески свечей. — Действительно жаль… ты пока слишком молода, чтобы понять, насколько это глупое бесполезное чувство — любовь.

— Именно, — глухая злость туманила разум, наверное, поэтому Кэри сказала то, чего говорить не следовало бы. — Я молода, но стану старше. И ты тоже… станешь еще старше.

Лэрдис ничего не ответила.

После нее остался недопитый чай и навязчивый аромат лаванды, который привязался к ткани. Платье предало Кэри.

И зеркало тоже.

Она хотела стать красивой? Миленькая, не более того… в ней нет холодной изысканности Лэрдис и, наверное, никогда не будет.

Грязная кровь.

И пустой дом, который не спешит утешить.

— Мой дом, — сказала Кэри, сжимая кулаки. — И мой муж.

А он вернулся поздно, когда многочисленные часы в доме подобрались к двенадцати, и Кэри, заперев обиду, все же сказала:

— Здравствуй.

— Здравствуйте, — отозвался Брокк.

Он принес с собой запах гари и беды, а еще снег на волосах. И Кэри протянула было руку, чтобы снежинки стряхнуть, но Брокк отступил.

— Не надо.

Отвернулся.

— Уже поздно, — он говорил глухо, раздраженно, точно само присутствие Кэри было неприятно ему. — Вам не стоило меня ждать.

— Почему?

Не ответит ведь. Придумает повод промолчать или спрятаться, а Кэри не останется ничего, кроме как смириться. И уйти к себе.

Пустая комната. Кровать и грелка, завернутая в байковую ткань. Простыни согреются, но Кэри все равно будет мерзнуть, гладить в темноте цепочку, слушать шелест медальона, вспомнив, что и этот подарок предназначался вовсе не ей.

— Что я сделала не так?

— Ничего.

Что ж, у него есть право молчать, а Кэри… терпение — главная добродетель женщины. И наверное, ее присутствие и вправду излишне. Она сама — случайность в чужой жизни.