Коровы - Сергей Евгеньевич Акчурин

Ириска.

— Скорее всего — упал… — добавила Марта.

Тут над скотиной пробежала, как порыв ветра, какая-то невидимая волна, растрепав гриву кобыле, тряхнув бубенчики на шее у Катерины и Марии-Елизаветы, сорвав прищепку с уха одной из овец и пощекотавшая нос одному из козлов так, что тот даже чихнул.

— Если это Подслушиватель, то в этот раз он довольно неласков, — заметила Анна.

— Такая резкость Подслушивателя, будущие коровы, — объяснила черно-белая Зорька, — выражает негодование Хозяина.

И действительно, стоило существу, рассеянному в эфире, нашептать Пастуху что-то важное, исходящее от Хозяина, как Пастух решительным, строгим тоном огласил следующее послание: «Химеру номер четыре ни к каким святыням не допускать, незамедлительно вернуть ее в Малый отстойник, привлечь для этого не одного, а сразу нескольких Пастухов, которые будут держать самолюбивую, вредную телку на крепких коротких привязях, после чего Пастуху стада телок первого круга идти к первоосновному камню и получить там, под камнем, свиток с дополнительными инструкциями в отношении своего поредевшего стада; Иде же, несмотря на ее почтительный возраст, за самоуправство в отношении собственной дочери — за то, что она без одобрения высшего разума потащила Химеру к святыням, — объявить от Хозяина выговор и лишить привилегии свободнопасущейся особи до тех пор, пока она не осмыслит свою непростительную ошибку, мало того, в обязанность ей тут же вменяется сопровождать стадо расхлябанных телок, наевшихся синей травы (которые еще получат свое!), до девяностых столбов, пока его не примут там под свое начало столбовые Гуртовщики; а вся остальная скотина на плоскости пусть знает о том, что, вернувшиеся из ниоткуда и заговорившие проекционными звуками, теперь сразу же назначаются в скоростные гурты и следуют не в Главный отстойник или в Загон для сумасшедшей скотины, как это было установлено до сих пор, а на великие Скотобойни, где языки их вместе с мозгами подвергнутся беспощадному исправлению…»

Пастух снял веревочную петлю с шеи Иды, тут подошли еще три Пастуха: тот самый, эфирное тело которого было покрыто белым бурнусом и куфией, и двое ни во что не одетые, эфир которых, видимо, от серьезности ситуации из розоватого и бледно-зеленого перекрасился в густо-коричневое, — и, опутав веревкой и еще и своими бичами маленькую Химеру так, что она попала как будто в какую-то сеть, потащили ее вниз по склону холма, причем скотина из очереди наблюдала все это с полным, церемониальным молчанием. Химера же, напротив, пищала: «…Поймите вы, дурни, лицензионное сознание архаично… Понятие «харизма» всплыло из сакрального ряда… Харизма в секулярном сообществе выдается на предъявителя, а не как в сакрализованных социумах… Лицензионное сознание не исключает веру в вышестоящее, но отключает ее как метанойю — полное переосмысление себя и мира… Понятие харизма в мире лицензий — всего лишь очередная смысловая подмена и оборотень… Метанойю, процесс глубоко онтологический, приспособила под себя психология и психотерапия, торгующие утешительными услугами — чем и занимается ваш Хозяин, по существу являя собой единственное средство массовой информации…» — и это было последнее, что услышали телки, после чего Елена сказала:

— Вот тут отец ее уже точно упал… Вообще, на каком языке она говорила?

— Да я сама сейчас чуть не упала, — призналась Джума и добавила: — Наверное, это был производный язык, отраженный в иллюзию из лжесущностного пространства, и попавший сюда уже в четырежды, как говорит наш Пастух, измененном звучании… В книгах, во всяком случае, ничего подобного мне не встречалось…

— Такую книгу, поверьте мне, телки, — сказала Мария-Елизавета, — даже в проекционном нигде нельзя прочитать и, тем более, запомнить, не покурив хоть немного травы… Делайте вывод!

— Вывод один, — заметила Катерина, — нам всем повезло, что Ида отправилась с ней сразу на холм, а не в ущелье — на обмывание первородным Божественным светом, поскольку произнеси эта Химера свою последнюю речь в окружении белых искрящихся скал, наверняка, я думаю, случилась бы катастрофа, еще неизвестно какого масштаба, вполне возможно такого, что пострадало бы все Божественное пространство…

— Ужас! — сказала Овсянка.

— Кошмар! — согласилась Ириска.

Оправившись прямым и косвенным образом от впечатления только что происшедшего, скотина снова сосредоточилась на продвижении к вершине холма, и кое-кто стал мычать, блеять и ржать, правда, с телками в разговор уже никто не вступал, и они сами немного пообсуждали случившееся.

— Мне показалось, что в этой Химере сразу четыре химеры… — сказала Джума.

— Три — это точно, — согласилась Мария-Елизавета, — но в чем ты уловила козла?

— Как же, она призывала нас, свободнорожденных, впрягаться…

— Ну не в телегу же, а в голодовку…

— Прежде всего, телки, — вмешалась тут Катерина, — она впрягла нас в свой паршивый язык: нет такого мычанья: впрягаться, и, значит, возражать ей скотина смогла бы только проекционным звучанием… А голодовка — это хуже телеги, представьте себе, что вы впряжетесь в «не прикасаться к траве»…

— Да и вообще, зачем было ее отпускать? — удивилась Антонина-гадалка.

— Ну, возможно, Хозяину был подан какой-то особый знак из недосягаемых сфер, — предположила Елена.

— Надо спросить Пастуха.

Но Пастуха уже не было… Гурт остался на попечение Иды, которая только теперь пересчитала всех телок и, узнав о причинах потерь, очень расстроилась, признавшись, что любила в стаде каждую сущность, держала в своей голове каждую голову, и что теперь ей будет недоставать как Куролески, так и Солдатки, как Стрекозы, так и Дурехи с Копейкой, а также Горчицы с Буянкой, и конечно, Сметанки, Ромашки, Лисички и особенно — скромной Кувшинки… «Будь с вами я — подобное бы не случилось!» — добавила Ида и упомянула еще и Малинку с Рябинкой, которые ушли от соблазна, не изменив Божественному началу, и тем самым, по ее мнению, не пройдя еще и нулевого столба, уже достойны были бы называться истинными коровами, которыми непременно станут при следующем своем появлении на плоскости. Узнав про бегство Таньки-красавы к верблюду, Ида коротко промычала: «Му», — и больше ничего не добавила.

78. На холме

Вершина холма, как оказалось, представляла собой довольно большую площадку с расставленными на ней в беспорядке пятью валунами-камнями, к которым по очереди подходила скотина, прикладывалась мордами своими к предметам, лежащим на этих камнях, на миг замирала, а затем уходила вниз, скрываясь по ту сторону холма. Но больше, чем этот процесс и камни, внимание телок сразу же привлекли веселые, желто-оранжевые, расходящиеся по своду лучи вечнозакатного солнца, бьющие неизвестно откуда — источник их находился за краем Божественной плоскости, и это говорило о том, что на холме нет предела коровьего видения, поскольку четкий край плоскости для стада открылся впервые.

Полюбовавшись лучами, которые были величественно-красивыми, но все же