Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Кисель Елена Владимировна

– Янист, Тодд приехал, Тодд приехал!

Маленькая Йолла – оживлённый вихрь с белым корабликом в руках. Кораблик к вечерней церемонии Провожания ей делала Фреза (а я помогал с мачтами и парусами) – но у торговца Тодда девочка разжилась маленьким медным фонариком на мачту.

- Глянь, как горит, как настоящий, а? Тодд мне ужо и приделать помог. А на палубу я во, сластей у него купила – это для братьев, а батя сладкого не любил, так Тодд сказал, что вот табачок этот прямо вот про каждого мужика делан, пусть даже и для мёртвого, да! А ты ещё не запас? Совсем не запас?! Так беги, а то ж уедет совсем, а как ты вечером?!

Киваю и спешу к воротам питомника, где уже мило щебечет со старым Тоддом Аманда. Перебирает корабли, рядами выложенные в его тележке, цокает языком: «О, тропы Перекрестницы, груз чьих вин потащит на себе эта шхуна? Эвальда Шеннетского? Впрочем, у меня есть тут на примете один устранитель…»

В присутствии светозарной нойя сморщенный Тодд самую малость разглаживается, жмурится и кивает мне даже с какой-то долей благосклонности. Показывает на корабли – я качаю головой. Мне не нужен корабль для Провожания: мёртвые там, с Единым, предстают перед Справедливейшим Судиёй, который определит каждому Лучший из Миров. Хотя и велико искушение – провести пальцами по гладкоструганным палубам, перебрать медные и бронзовые фонарики в коробке… вернуться памятью в детство, когда традиция ещё что-то значила.

Но я роюсь в коробах Старого Тодда в поисках подарков: я давно запас защитный артефакт для Мелони, нитки для вышивания с серебром для нойя, новый водный амулет – для Лайла… А что может понравиться Арделл? Я всё тянул и тянул, заказал вот для Йоллы отличный атлас с картами Кайетты – девочка очень хочет учиться… А тут не решился.

Так что я перебираю ленты, гребни, артефакты – мелкий подарочный хлам, в котором нет-нет да попадётся сокровище. И не могу отвязаться от старой песни, слышанной ещё в детстве:

Корабли плывут, корабли плывут –

На себе они что несут?

Это тем дары, это тем дары,

У кого под водой пиры.

Корабли плывут по ночной воде,

Где их пристань, скажи мне, где?

Где бурлит вода, где бурлит вода,

Где ушедшие навсегда.

День Памяти на то так и называется, чтобы тебя одолевала память.

Откладываю со вздохом какую-то женскую надушенную шляпку – откуда она у Тодда?

Перчатки – тонкие, прочные, искусно выделанные из кожи. Пропитаны огнестойким составом – коричневая кожа чуть-чуть отливает бирюзой. А у неё иногда краснеют и замерзают пальцы, и перчатки скроют шрамы поперёк ладони…

Аманда цокает языком, поглядывает лукаво:

– Ай-яй-яй, сладенький, какая вещица. Только вот Мел они будут велики, а мне маловаты. Ну, разве что Гриз – в самый раз, представляешь? Тодд, дорогуша, скидочку в честь праздника?

Они торгуются за корабль, взахлёб, с красочными оскорблениями и перечислением достоинств и недостатков товара – пока я прячу перчатки и тихонько сую старому Тодду две золотницы – без торга.

И память не оставляет, купает в своих волнах. Вспоминается отец – он не любил Корабельные Дни, даже храмы не посещал. И мой опекун – господин Драккант учил нас с Мелони делать кораблики и украшать их, водил вечером к речке и хохотал: ну вот, устроили году проводы, расплевались с прошлым? Завтра будем встречать новое?

Аманда идёт рядом, прижав к груди резную шхуну с красными бортами. Понимающе кивает в ответ на мой взгляд.

– Память, сладенький?

Память… о девочке, с сосредоточенно нахмуренными бровями опускающей свой кораблик в воду. Подталкивающей меня локтем: эй, эй, валяй, Морковка, давай уже свой корабль-провожатый. О девочке, которая никогда не окажется в трюме – где груз боли и памяти, и никогда – я клянусь! – не будет забыта и мною оставлена, но что мне делать и как сказать ей о том, что я забыл о своём слове?

Аманда мурлычет песню – на своём языке, но мотив тот же:

Корабли плывут, свет в ночи дрожит –

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Что же в трюмах у них лежит?

Это прошлый год, это груз невзгод,

Груз обид, боли и забот.

Корабли плывут, корабли плывут –

За собой они год зовут.

Корабли плывут и уходят вдаль –

Ты прими их к себе, вода.

Машет от общей кухни Фреза, показывает жестом: зайди. Киваю – и слышу, как откликается под утренним небом серебристый зов колокольчика-артефакта.

– Общая встряска, – мурлычет Аманда, – сегодня рано, но это понятно – первый день Перекрёстков… Ты будешь праздновать в питомнике, пряничный? Здесь бывает хлопотно, но уютно, и я пеку свой фирменный пирог со сливками.

Праздновать в питомнике Перекрёстки? Провожать старый год и становиться на порог нового? Звучит как зловещая шутка. Но Мелони останется – а значит, мне придётся тоже.

– Церемонию Провожания мы проводим прямо тут, у пристани, да-да-да. И вечером поём и рассказываем истории – не могу дождаться, что же в этот раз вспомнит Фреза? И у нас ещё новички – о, это будут самые интересные Перекрестки за последние годы! Конечно, встреча года немного задерживается – ты же понимаешь, животные, их Мел и Гриз тоже угощают. Но потом обязательно случается что-нибудь захватывающее: один раз Фреза подралась с грабителями, а как-то раз компания Лортена подожгла его особняк… И ещё один раз они почти утопили самого Лортена, когда решили омыть его от прошлого года – ах, Гриз пришлось прыгать за ним в речку! Просто восхитительно, уверяю тебя, есть, что вспомнить, взять хоть того «клыка», который посреди праздничного ужина забыл что-то в вольере у виверния…

Я резко останавливаюсь, и нойя уточняет со смехом:

– Не Рихард, конечно, тот, что был до него. Нэйш здесь не празднует. Может, он считает, что его истории принесут слишком мало радости, а может, его не забавляют игры – но он проходит Перекрёстки неведомо где и как, в его стиле, да-да-да?

Вот уж точно, – киваю я с некоторым облегчением. Вслед за Амандой поднимаюсь на крыльцо бывшей таверны и спешу на утреннюю «встряску»-совет. Внутри какое-то странное ощущение.

Словно бы Поминальный День (Вспоминальный, как мы шутя называли его с Мелони в детстве) начинается для меня с чего-то важного, о чём я забыл.

ЛАЙЛ ГРОСКИ

Вдохновенная рука того, кто создавал календарь Кайетты, покромсала год на одиннадцать месяцев по тридцать три дня. Каждый месяц получил посвящение в честь божества – а поскольку Девятеро это вам не Одиннадцатеро (про Керрента-Первоварга, вечно забывают) – то ещё два месяца ушли на Предвечного Дикта и Всесозидательницу-Аканту. После такого разделения остался куцый хвостик, не принадлежащий ни старому году, ни новому. Перекрёстки – промежуток в два дня, когда нужно как следует отчиститься от того, что было и подготовиться к тому, что на тебя неизменно свалится.

Проводы и Встреча, Очищение и Обновление, Корабельный день и День свежих вод, Поминание и Веселье – словом, так и так получается, что два дня Перекрёстков содержат в себе противоположное.

В Поминальный день полагается поминать и вспоминать. Ходить по храмам и просить прощения, у кого попросится. Помогать сирым разной степени убогости и печаловаться о своём несовершенстве. Заканчивается день Корабельными проводами, когда все от мала до велика идут к ближайшему водоёму и нагружают его маленькими кораблями – покупными и самодельными, с белыми парусами, исписанными именами, с изукрашенными бортами – в общем, в меру фантазии. На палубу кладут небольшие передачки тем, кто ушёл в Водную Бездну – приветы и память от живых. На мачту вешают фонарики – чтобы все нашли верный путь во тьме.

Трюм положено нагружать всем тяжким, что случилось в прошлом году: расставаниями, болезнями, нуждой, склоками.