Давай мы станем незнакомцами - Наталия Веленская

болото».

«Скорее уж перевернуть банку со змеями», — хмуро подумала я, но решила воздержаться от подобного комментария. Вместо этого открываю пришедшие фотографии и…

Сердце резко ударяется об рёбра, а потом замирает в груди, стоило мне увидеть лукавый взгляд синих глаз и знакомую широкую улыбку.

Ярик. Такой родной, такой любимый и такой… до неприличия счастливый. Точно олицетворение человека, которого полностью доволен своей жизнью. Чего сейчас никак нельзя сказать обо мне…

Скольжу затуманенным от слёз взглядом по фотографиям, на которых запечатлены все самые весёлые моменты прошедшего вечера. На львиной доле фотографий был запечатлён Мереминский, который явно не скучал среди сотрудников Хабаровского офиса. И само собой среди молодых красивых сотрудниц…

Ярик — это Ярик, Марин. И он никогда не изменится. Никогда.

Резко закрываю сообщение и отшвыриваю в сторону свой айфон. Цепляюсь ногтями в край столешницы и делаю глубокий вдох, пытаясь унять рвущиеся наружу слёзы.

Ты хотела начать новую жизнь, Марин? Ну так начинай! Что тебе ещё надо, какие тебе ещё нужны доказательства, что у вас нет никаких шансов? Ты ему не нужна! Он тебя отпустил и живёт дальше! Перестань уже тешить себя нелепыми иллюзиями! Лучше сосредоточься на том, что у тебя есть сейчас. Начни уже по-настоящему ценить человека, который рядом с тобой! Который любит тебя и терпит все твои закидоны! Как и то, что ты до сих пор его к себе не подпускаешь, потому что никак не можешь решиться на близость!

Вновь хватаю со стола телефон и дрожащими пальцами начинаю набирать номер Лиса. Мысленно молюсь всем богам, чтобы его деловая встреча уже закончилась, и он услышал мой звонок. Пока меня не оставила моя решительность…

— Да, Мариш, — раздаётся наконец в трубке низкий бархатистый голос.

— Я хочу, чтобы ты приехал, — говорю я, от волнения затаив дыхание.

— Хочешь покататься по вечерней Москве? — усмехается Лис. Да именно этим мы и занимались с Елисеем в последнее время. Я так ни разу и не решилась остаться у него на ночь…

— Нет. Тебя.

Небольшая пауза на том конце провода показалась мне маленькой вечностью.

— Буду через двадцать минут.

Лис отключается, а я медленно опускаю телефон вниз. На ватных ногах прохожу в спальню и начинаю стаскивать с себя одежду, в которой я была сегодня в офисе. Наверное, нужно одеть что-то красивое и сексуальное, но почему-то взгляд равнодушно скользит по комплектам белья и шёлковым комбинациям. Не хочу… Вряд ли я чем-то смогу удивить такого мужчину, как Меланчук. Тем более, что голой он меня уже видел. И даже успел рассмотреть во всех деталях в ту ночь, когда я пришла к нему, чтобы утолить свою боль.

Похоже, сейчас мне нужен новый сеанс терапии. Мне нужно заглушить эту тоску, которая разъедала меня изнутри. И плевать, что на мне будет надето. Плевать… да на всё плевать!

Набрасываю шёлковый халат на голое тело, возвращаюсь в гостиную и вздрагиваю, услышав настойчивую трель дверного звонка.

Ну надо же, какая целеустремлённость — несмотря на пробки Лис домчал до моего дома на пять минут раньше заявленного. И даже без труда смог прорваться через консьержа и охрану.

Как в тумане распахиваю входную дверь. Встречаюсь с горящим, голодным взглядом, а в следующее мгновение оказываюсь полностью прижатой к стене. Без лишних слов Меланчук жадно впивается в мои губы, развязывает шёлковый пояс халата, очерчивая горячими ладонями каждый миллиметр моего тела.

— Наконец-то, — хрипло выдыхает мне в губы Лис.

Ногой захлопывает за собой дверь, всё также не выпуская меня из объятий, приподнимает от пола вверх, заставляя обхватить ногами его бедра.

— Я люблю тебя, — шепчет он, продолжая осыпать горячими поцелуями мою кожу. — Моя Мариша… Ты — моя… Только моя, слышишь?

— Да, — шепчу я, прикрывая глаза, чтобы скрыть подступившие слёзы. И открываю их только когда мы оказываемся в спальне.

Глава 72

Ярослав

Три недели без неё. Три недели непрекращающейся агонии. Человек может уехать за тысячу километров, но при этом навечно прописаться в твоём сердце и в твоих мыслях. И никакие доводы рассудка, и никакие обстоятельства не могли этого изменить.

Марина всегда была с ним. С мыслей о ней он начинал каждое своё утро. Она была рядом во время проверок по филиалам, будто бы подсказывая и направляя его, как делала всегда во время их совместной работы в холдинге. Он чувствовал её присутствие одинокими тоскливыми вечерами, когда возвращался в отель. И засыпал он тоже, думая о ней, прокручивая в голове все те счастливые моменты, когда они были вместе. Вспоминая её улыбку, её смех, бархатистый взгляд тёмных глаз, её губы, её тело и как оно откликалось на каждое его прикосновение…

Наверное, он сходит с ума. Наверное, это какая-то стадия шизофрении, когда ты так сильно зацикливаешься на одном человеке. Когда ты не можешь больше ни о чём и ни о ком думать, кроме неё. Когда так отчаянно хочешь услышать её голос, хотя бы на мгновение коснуться её руки, увидеть её улыбку. Когда всё, о чём ты можешь мечтать — это хотя бы в последний раз обнять её и ощутить сладость любимых губ. Пускай даже потом с этих губ сорвутся те самые горькие убийственные слова: «Оставь меня в покое. Я тебя не люблю».

Судя по контенту, который стал с завидной регулярностью постить у себя в аккаунте Лис — у Марины было всё прекрасно. На их совместных фотографиях из Москвы Маринка выглядела довольной и счастливой. Ярик каждый раз с болью заходил в ненавистную ему страницу и жадно вглядывался в любимые черты лица, пытаясь уловить хотя бы намёк на то, что всё это просто видимость. Просто маска, которую предпочла нацепить на себя Вишнякова, чтобы ударить его побольнее своим мнимым счастьем. Но, к сожалению, не находил. Корсаков оказался прав — с Лисом ей было хорошо. Или по крайней мере намного лучше, чем с теми идиотами, с которыми она встречалась раньше.

Хотя Ярик знал, что Меланчук не просто так решил выложить на всеобщее обозрение свою личную жизнь, чего никогда не водилось за ним раньше. Это был послание, адресованное ему — посмотри, Мереминский, она счастлива без тебя. Не лезь и не порти ей жизнь.

Да, Маринка перевернула страницу и жила дальше. А он не мог. Просто не мог её забыть. И время тут было не помощник. Ни работа, ни алкоголь, ни вечеринки с коллегами, на которые его утаскивали якобы повеселиться — ничего не помогало заглушить