Рейтинговые книги
Читем онлайн Россия и Европа-т.3 - Александр Янов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 119 120 121 122 123 124 125 126 127 ... 145

Федотов пришел уже после конца. Вокруг него бушевало море эмигрантской ненависти и эсхатологической истерики, эскиз кото­рой попытался я набросать в этой главе. Зрелище было жуткое: эмиг­ранты - несчастные, обездоленные, перебивавшиеся в чужих стра­нах случайными заработками, и все-таки неутомимо строившие планы грандиозного и непременно сверхдержавного реванша. Георгий Петрович предчувствовал, что все это - и государственный патернализм, и националистический миф, и идея «смены одного тоталитаризма другим», и апелляции к нечистой силе - опять вос­креснет в стране после распада CCCFJ только в масштабах гигантских, национальных, чреватых новым, на этот раз, быть может, оконча­тельным самоуничтожением России. Во всяком случае предвидел он, как мы помним, что «когда пройдет революционный и контрреволю­ционный шок, вся проблематика русской мысли будет стоять по- прежнему перед новыми поколениями»[175].

А это между прочим означало, что и «после большевиков» не уйти будет новым поколениям от старого славянофильского мифа, который однажды - у него на глазах - уже погубил Россию. Более того, опасался Федотов, что как раз когда откроются все шлюзы и гигантская волна дореволюционной и эмигрантской мысли, со всеми ее гибельными иллюзиями и зловещими пророчествами, захлестнет страну, неподготовленные умы окажутся бессильны сохранить от этого поистине библейского потопа главную для него - декабристскую, муравьевско-соловьевскую - тему. И мощная славя­нофильская нота о «силе и призвании России» опять заглушит для новых поколений тему ее «болезни».

Тем более что ни минуты не сомневался Федотов: окончательное крушение русского средневековья будет эпохой трагической. «Нет решительно никаких оснований, - повторял он, - представлять себе первый день России после большевиков как розовую зарю новой свободной жизни. Утро, которое займется над Россией после кош­марной ночи, будет скорее то туманное «седое утро», которое проро­чил умирающий Блок... После мечты о мировой гегемонии, о завое­вании планетных миров, о физиологическом бессмертии, о земном рае -[оказаться] у разбитого корыта бедности, отсталости, рабства, может быть, национального унижения... Седое утро»85.

И со всей неизбежной при крушении вековой империи грязью и кровью, с предательством наивного и не понимающего, с чем он имеет дело, Запада, со всепроникающей коррупцией и невыноси­мым чувством национального унижения неминуемо вдохнет это «седое утро» новую жизнь в старые мифы.И может случиться так, что даже величайшее из достижений советского инобытия Московии, победа - в союзе с Западом - над фашизмом, окажется, как и констатировала много лет спустя одна из колеровских «про­изводителей смыслов» Екатерина Дёготь, лишь «реминисценцией глубинной нелюбви к Западу. Потому что на протяжении многих поколений это подавалось как победа не просто над фашизмом, а именно над Западом. Для значительной части населения Запад - это общий враг, который еще со времен Никейского собора сумел нас облапошить и выбрать какой-то более выгодный исторический путь развития. А мы, с нашей глубиной и достоинствами, оказались в ж...»86

Да и могло ли случиться иначе, покуда по-прежнему господствует над умами все тот же карамзинско-уваровский консервативный миф внеевропейской «самобытности» отечественной культуры? Разве не он сокрушил в 1917-м Россию? И разве не был он снова на устах пут­чистов в августе 1991-го? Такой ли уж фантазией звучит после этого другое - вполне федотовское - предсказание Екатерины Дёготь, что «борьба с тем фашизмом, к несчастью, может стать знаменем нового фашизма в России»?87

По всем этим причинам предчувствия Георгия Петровича были, если угодно, еще трагичнее, еще безнадежнее соловьевских. Больше всего, впрочем, опасался он как раз того, что произошло в сербской мини-империи, известной под именем Югославии. Того, что « в общем неизбежном хаосе... произойдет гражданская война приблизительно равных половин бывшей России. Если даже победит Великороссия и силой удержит при себе народы империи, ее торже­ство может быть только временным. В современном мире нет места Австро-Венгриям... Ликвидация последней империи станет вопро­сом международного права и справедливости»88.

Страшен сон^да милостив Бог. Пронесло. Навсегда ли, однако? Кто знает, кончилась ли уже для России эпоха крушения средневе­ковья, принесшая Югославии море человеческих страданий и неис­черпаемую, похоже, взаимную ненависть народов бывшей импе­рии? «Большевизм умрет, как умер национал-социализм, - говорил в конце 1940-х Федотов, - но кто знает, какие новые формы примет русский... национализм?»89

Общественная реакция на путинский «поворот на Запад» после 11 сентября 2001 года свидетельствовала, что не зря мучила Федотова

Цит. по: Колеров МЛ. Новый режим. M. 2001. C.99

Там же.

Федотов Г.П. Цит. соч. С. 326.

как ученика Соловьева эта жестокая дилемма. Вот как сформулиро­вала её два поколения спустя, уже в мае 2002 года, московская газета Аргументы и Факты: «Одни говорят, что Россия стала колоссом на глиняных ногах... Но есть и другое мнение: страна затаилась и копит силы для перехода в новое качество - геополитического и экономиче­ского лидера если не всего мира, то уж Европы точно»[176].

При всей неряшливости этой журналистской формулировки смысл вопроса прозрачен: окончательно ли признала себя в 2001 году Россия устами Путина одной из великих европейских держав или поворот её, как и в 1860-е, был лишь тактическим маневром, не миром, а перемирием? Покуда у руля страны последнее советское поколение, да еще и выпестованное Андроповым, окончательного ответа на этот роковой вопрос мы не получим.Тем более что, как и в роковое десятилетие Великой реформы, по- прежнему опасно слаба в стране европейская, декабристская традиция.К чести России, однако, традиция эта никогда в ней не умирала, даже посреди эмигрантской ненависти и эсхатологической истерики. Именно тогда, в самую мрачную пору позднего сталинизма в начале 1950-х и писал ведь Владимир Вейдле: «Задача России заключается в том, чтобы стать частью Европы, не просто к ней примкнуть, а раз­делить её судьбу»[177]. Увы, голосу его суждено было остаться, как и голосам его предшественников, одиноким воплем а пустыне.Нет сомнения, сталинская эпоха была для Вейдле, как и для Федотова, чем-то вроде нового татарского ига, поставившего страну на колени. С порога отвергали они «официальное советское миро­воззрение, [которое] проистекает из малограмотного западничества, приправленного дешевым славянофильством»[178]. Но свято верили, что вновь «не отатарится» Россия. И обосновывали свою веру в её европейскую судьбу тем, что ведь «и древняя Русь не отатарилась, от европейского наследства не отреклась и кончилась Петром, прору­бившим окно не куда-нибудь в Мекку или в Лхасу»93.Более того, уже тогда, когда и просвета не было видно в тучах, убеждали они Европу, что «лишаясь России, она теряет источник

обновления, лишается единственной страны, своей отсталостью спо­собной её омолодить, самой своей чуждостью напитать, потому что эта чуждость не такая уж чужая, потому что эта отсталость может ей напомнить её собственную молодость»94.

Всё это очень глубоко и серьёзно, хотя эхо славянофильских грёз слышно и здесь (как, впрочем, и у всех постдекабристских западни­ков). И всё-таки ярче чего бы то ни было свидетельствует исповедь Вейдле, что пережила декабристская традиция России и Катастрофу, и сталинизм, и эмиграцию.Это правда, не спасла она, как мы видели, страну в пору решаю­щей - и последней в дореволюционной России - патриотической истерии 1908-1914 годов. Не только потому, однако, что оказалась несопоставима с мощью сверхдержавного соблазна и средневеково­го мифа, гласившего, что «Россия не может идти ни по одному из путей, приемлемых для других цивилизаций и народов». Не спасла европейская традиция страну в 1917-м еще и потому, что стояло тогда за плечами рушившейся петровской России другое, допетровское «мужицкое царство». Только оно, как мы уже говорили, и сделало возможной реставрацию московитской империи на развалинах пет­ровской.Ничего похожего не стояло - и не стоит - за плечами разрушен­ной второй империи. И по этой причине путь реставрации ей зака­зан. Навсегда. Знаменитая деревенская литература, оплакавшая исчезновение «мужицкого царства» еще в 1970-е, самое красно­речивое этому свидетельство. Приходится признать, что Великого немого, на протян^нии полутора столетий вдохновлявшего консер­вативный миф, больше нет.

Вот почему шансы европейской традиции в XXI веке, едва сойдет с политической сцены последнее советское поколение, несопостави­мо выше, чем в начале - и даже в конце XX. Бесспорно, вера в сак- ральность верховной власти, возрожденная при Сталине, все еще работает. Но и ей нанес жестокий удар своей отставкой Путин. Если я прав, царская отставка неминуемо приведет к мощному сдвигу в

1 ... 119 120 121 122 123 124 125 126 127 ... 145
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Россия и Европа-т.3 - Александр Янов бесплатно.
Похожие на Россия и Европа-т.3 - Александр Янов книги

Оставить комментарий