Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каспара не находили, космополисты устали ждать и опять умчали по своим нервным делам, и в одно прекрасное утро Федер приказал готовиться к первой фазе пробора — времени ждать не было.
Тогда вмешался дю-А, которого все как бы забыли, и заявил, что начинать пробор невозможно, раз в зоне действия фагов есть человек.
Федер сказал, что это не повод для дальнейшей задержки, что и по мемо и через громкую связь перед пробором будет объявлено о фагоатаке, ему дадут четыре часа на то, чтобы он вернулся в лагерь, — так, между прочим, сказано не где-нибудь, а в приложении к Положению, которое, как известно, дю-А чтит превыше всего. А дю-А и с Положением на этот раз решил не соглашаться, он сказал, а если Каспар не выйдет, что тогда? Неужели мы настолько бесчеловечны, что обречем на верную смерть человека, которого до суда и преступником назвать не может никто, просто так, взять и убить, потому что он мешает пробору (мы делали вид, что не слушаем)? На что Федер ответил — можете жаловаться. Можете писать докладную.
— А вы думали! — ответил дю-А. — Конечно, я напишу. И подпишусь, между прочим.
Федер засмеялся. Для разнообразия.
— Кстати! — сказал тогда Гвазимальдр, ни к кому не обращаясь в особенности. До этого он весь ушел в разборку фикс-ружья и тихо-тихо мурлыкал что-то себе под нос от усердия. — Что-то я не видел нашего матшефа во время тревоги, когда ловили охотника. Наверное, в засаде сидел, в самом опасном месте.
Добродушный Кармино Балыдано, такой тихоня-куафер, который славился умением глотать бутерброды не разжевывая, тоже поддакнул:
— Он просто маскировался, он хотел взять их живыми. Он так хорошо маскировался, что никто из наших его не заметил. Он отчаянный парень, наш матшеф, он от опасности лучше любого тренированного куафера может себя защитить.
Мне стало стыдно, что я молчу.
— Ребята, быстренько прекратили. Если он не ответит, то могу ответить и я. Он под моей защитой.
— Что-то не очень он в ней нуждается, — сказал Кармино.
Дю-А покраснел и виновато, тоже ни к кому не обращаясь, проговорил через силу:
— Я… я почему-то не слышал тревоги. Я проснулся, когда все кончилось.
Гвазимальдо со скучающей миной взял ружье, сунул палец в резонатор и, вздохнув, опять замурлыкал. Кармино тоже сосредоточенно замолчал. Но теперь вылез Элерия.
— Вот тоже кстати, — сказал он, глядя на Федера невинными блеклоголубыми глазами, — командир, почему это у нас тревога такая тихая. Бывало, проснешься и думаешь, сирена это или просто в ухе звенит. Это хорошо — у меня не часто в ухе звенит. А ведь у некоторых — каждый день! Серьезно говорю, командир: надо что-то делать!
Я поднялся и злобно сунул руки в карманы.
— Ладно, хватит, — недовольным тоном сказал Федер. — Нечего. Я сам его от тревоги отключил.
— Почему? — спустя минуту дрожащим голосом поинтересовался дю-А.
— Скажем, потому, уважаемый дю-А, что старший математик пробора — слишком ценная фигура, чтобы ею рисковать. Особенно если я не уверен в его боевых качествах.
Дю-А открыл рот и захлопнул. Потом опять открыл и опять захлопнул. Оглядел нас невидящими глазами и зашагал к двери.
Это было несправедливо. И я сказал:
— Это несправедливо. Зачем унижать? Ему и так хватило собрания. Командир, я прошу снова подключить к тревоге старшего математика.
— Ты добрый, Пан Генерал, — сказал Федер.
— Он под моей защитой.
— Он уже вышел из-под зашиты, разве ты еще не понял? Он не наш, Массена, запомни. И никогда нашим не будет. Кончится пробор, он уйдет.
— Но пока пробор не кончился, — сказал я, — он под моей защитой.
А дальше ему объявили полный бойкот. Никто с ним не заговаривал, никто не слушал, что он говорит, и скоро он замолчал. Приказы его (он все-таки остался матшефом) рассылались через меморандо, и если ему надо было что-то узнать, то он тоже спрашивал через мемо и через мемо же получал ответ. Он и питаться стал отдельно — в своем домике, а то и в интеллекторной, хоть первое — привилегия командира, а второе — строжайше запрещено разлюбезным его Положением.
Я знаю, что это такое. Когда не тебе, но при тебе говорят о тебе гадости. Случайно, еще в самом первом проборе, я сделал пару неловких и, чего там! глупых поступков, за что меня произвели в шпиона антикуистов. Со мной тоже не говорили, от меня запирались, мои грязные делишки обсуждались тут же, при мне, и на вылазки никто не хотел идти со мной в паре, кроме как по строжайшему приказу командира пробора.
В пищу подливали мне рвотных капель, подпиливали ножки у стула, правда, вывалять меня в экскрементах не догадались: Каспара среди них не было. Эта мука длилась неделю, я выжить уже и не мечтал — не то чтобы удара в спину боялся, просто стал нервничать и сам с собой шептаться, а такие редко в проборе выживают. Кончилось тем, что я закатил им истерику, потребовал личностной проверки, и они очень удивились, когда я оказался своим, все после спрашивали меня, почему я так поидиотски повел себя в самом начале. А я и сам не знал почему.
Словом, я понимал состояние математика. И никогда не отвечал ему с помощью мемо. Губы его стали еще тоньше, глаза еще больше поблекли, лицо осунулось, подсушилось, и он совсем уже не выглядел юношей.
Он держался три дня. Или четыре — не помню. А потом не выдержал, сдался, принял мое покровительство и вынудил меня на дружбу. Дружбы в общем-то я не хотел, я жалел его, а это совсем другое. И опять-таки сходство сыграло роль.
Тяжело было с ним. Я часто не понимал, что он мне говорит, он все время жаловался на кого-то, а иногда вдруг за себя принимался, мол, какая он недостойная тварь. Но с кокетством ругал себя, так, чтобы я возразил. Я иногда попадался на удочку и начинал говорить ему, какой он хороший. А он ловил меня на вранье и обижался смертельно. Он все время на меня обижался, но чем дальше, тем больше я был ему нужен, и на другой же день после очередной обиды он разыскивал меня и мирился. Теперь ему совсем не такой ужасной казалась мысль о нашем дальнем родстве.
Поначалу противно было; я уже и жалел, что связался с дю-А. А потом привык, начал снова видеть в нем хорошее и даже сам нужду в нем стал находить. Этот парень был умнее меня, и еще, несмотря на всю сопливость свою, занудность и замкнутость на своей персоне, он был очень порядочный человек, точнее, он изо всех сил старался быть очень порядочным, но не всегда хорошо понимал, что для этого нужно.
Все приказы и «рекомендации» он и мне посылал через мемо, иногда в самой категорической форме — с угрозами и язвительными замечаниями по поводу моих прошлых промашек. До смешного доходило: возвращаешься от него после трех-четырех чашек им сваренного кофе (у него талант был варить кофе), а из меморандо сигнал: «проверьте лист указаний». И читаешь: «фаун-куаферу Л. Массене выражаю свое крайнее неудовольствие не выполненным на 85 % приказом о прослеживании четырех маркированных особей ак-160. Повторяю приказ: в случае повторного невыполнения последуют санкции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Парикмахерские ребята - Владимир Покровский - Научная Фантастика
- СЕРДЦЕ ЗОНЫ - Сергей Стрелецкий - Научная Фантастика
- Лора - Натан Романов - Космическая фантастика / Любовно-фантастические романы / Научная Фантастика
- Пока не кончилось время - Евгений Лукин - Научная Фантастика
- Летним вечером в подворотне - Евгений Лукин - Научная Фантастика
- Супердопинг - Ант Скаландис - Научная Фантастика
- Первый покупатель хризантем - Ант Скаландис - Научная Фантастика
- Румбы фантастики. 1989 год - Иван Ефремов - Научная Фантастика
- 2005 № 10 - Журнал «Если» - Научная Фантастика
- Геноцид - Алексей Калугин - Научная Фантастика