«На суше и на море». Выпуск 2 - Альманах

Можно пойти по любой из аллей, веером расходящихся от пятачка площадки, посыпанной розовым ракушечником. Но повсюду, где бы вы ни бродили, нельзя не восхищаться яркостью красок, пышностью растительности, которую солнце круглый год питает своими живительными лучами. И все-таки, до тех пор пока вы не оставили позади себя ровные дорожки со скамейками, притаившимися в тени бамбуковых чащ и пугливых мимоз, пруды, затянутые пленкой водорослей с похожими на круглые плотики листьями виктории-регии, и таинственные беседки, увитые плющом и папоротником, вас не оставляет ощущение чего-то очень знакомого. Вы на минуту забываете, что это Рио, Бразилия, Южная Америка, вам кажется, что вы где-то дома — в Сочи, в Батуми, в Гаграх. И, быть может, специалисту-ботанику, легко отличающему друг от друга все девятьсот видов пальм, населяющих этот сад, не пришла бы в голову подобная мысль, для нас, простых смертных, она кажется вполне естественной. Но чем больше удаляешься от входа, тем быстрей охватывает тебя очарование первобытного леса. Золото и багрянец осени переплетаются с нежной зеленью весны и немеркнущим изумрудом олеандров и магнолий.

Тропический сад перелистывает одну за другой ожившие страницы ботанического справочника. Причудливые араукарии подняли свои колючие зонтики над стеной кустарников с алыми, как кровавые пятна, цветами. Шелестит пышной кроной знаменитая гевея, в жилах которой течет холодная молочно-белая кровь, в охоте за которой столетиями лились потоки горячей человеческой крови.

А вот и хлебное дерево — дерево из сказки, с булками на ветвях. Его тяжелые мясистые плоды растут прямо на стволе желтоватыми пупырчатыми шарами. Неподалеку развесистая папайя с гроздьями водянистых, сладковатых дынь, которыми только вчера мы угощались за обедом.

Нельзя не остановиться у величественной равеналы, не случайно названной деревом путешественников; ее родина Африка. И, может быть, не раз изнывавшие от зноя и жажды путники находили спасение под сенью ее листьев-вееров, хранящих в толстых своих черенках запасы прозрачной освежающей влаги.

Но можно пройти мимо, не заметив скромного деревца, которое оказывается не чем иным, как праматерью популярной кока-колы, аккуратные бутылочки которой продаются на каждом шагу: в кафе, аптеках, магазинах сувениров и у автомобильных бензиновых колонок.

И сколько еще вокруг неприметных глазу растений, наделенных чудодейственными свойствами, целебных и загадочных. Немного знаний — и ты никогда не погибнешь ни от голода, ни от жажды в тропическом лесу.

Однако каждый раз наше внимание привлекают лишь знаменитые или яркие представители тропической флоры. Увы, даже деревья мы встречаем по «одежке» и громкому имени.

Дорожки становятся уже и наконец исчезают в густой траве. Заросли бамбука густеют, и вот уже перед нами непроходимая чаща. Смыкается над головой колеблющийся полог, и сырая прохлада девственного леса заставляет учащенно биться сердце. Здесь надо быть осторожным. Здесь человек уже утрачивает свою власть. Широкие лепестки тропического цветка могут скрывать неожиданную опасность. Только легкое покачивание травы да едва слышный шорох напоминают о змеях — некоронованных царицах джунглей. Ухо улавливает какие-то таинственные звуки, треск веток и загадочный шепот листьев, отчего все тело напрягается в ожидании чего-то неизведанного, непонятного. Хочется закрыть глаза и долго стоять, затаив дыхание, на мгновение забыв обо всем на свете. Шелестит ветер, и солнечный луч, проскользнув сквозь листья, золотым слитком пылает у корней папируса.

Десяток шагов назад — и мы снова возвращаемся к цивилизации. Но теперь хочется идти как можно скорей. И каменный рыболов, задумчиво опустивший удочку на берегу пруда, и тенистые беседки, к которым ведут широкие ступени из серого песчаника, стертые подошвами тысяч людей, и великолепные фонтаны сейчас уже но привлекают внимания.

Нас ждет автобус. Мы покидаем ботанический сад, оставив где-то в глубине его, в чаще тропического леса, кусочек своего сердца.

ФЛАГ НАД РИО

Может быть, мы никогда не узнали об этом, если бы не Монис Бендейра. Он появился в первый же день нашего пребывания в Рио, совмещая обязанности корреспондента утренней газеты с ролью внимательного гида и тайного поклонника одной из молодых сотрудниц экспедиции. Монис худощав, черноволос, с живым подвижным лицом, на котором южный загар тщетно борется с румянцем молодости. Потомственный кариока, он влюблен в Рио и готов часами говорить о родном городе. Монис — студент и мечтает о дне, когда наконец в руках его очутится долгожданный университетский диплом. А пока… пока в ожидании этого часа надо работать, чтобы своевременно внести плату за обучение. Впрочем, Бендейра не унывает. Веселый, общительный нрав и знание двух языков — английского и немецкого — способствуют его корреспондентской деятельности. Мы стояли на набережной, любуясь уходящей вдаль панорамой Копакабаны, как вдруг Бендейра сердито хлопнул себя по лбу. «Каррамба — ах, простите, сеньорита, но я так зол на свою рассеянность. Как же я мог забыть о самом интересном. Вы ведь не знаете, что в честь прихода „Ломоносова“ в Рио над одним из домов подняли красный флаг. Понимаете, красный флаг над Рио. Не всякий в наше время решится на такой открытый вызов полиции».

На берегу живописной бухты Ботафогу раскинулась просторная строительная площадка — 40 тысяч квадратных метров, занятых строительными лесами, прямоугольниками бетонных плит, переплетами стальных конструкций, золотистыми штабелями теса. Здесь по проекту архитектора Аффонзо Эдуардо Рейди из бетона, стали и стекла будет сооружен грандиозный Институт культуры. Восемь с половиной миллионов долларов — средства, в основном пожертвованные частными лицами, — должны вскоре превратиться в сверкающие облицовкой холлы, просторные аудитории, светлые выставочные залы. В нем будет сосредоточена культурная жизнь Рио. Здесь будет театр с собственной труппой, оркестром и балетом, библиотека, в которую будут собраны лучшие произведения национальной и мировой классики, кинотеатр и даже свое издательство. Здесь предполагается организовывать выставки лучших творений бразильских и зарубежных скульпторов и художников.

Важнейшим отделом Института будет школа искусств. Необычно широка ее программа. Лекции по истории мировой культуры, философии и языкознанию будут чередоваться с занятиями по физиологии и фотографии, антропологии и статистике. Точные науки будут представлены физикой, математикой и электроникой. Слушателям школы предстоит ознакомиться с историей и социологией.