Святая Земля. Путешествие по библейским местам - Генри Мортон

Иисус сразу же обозначил то странное отличие, которое будет проявляться при всех его встречах с апостолами:

«Не прикасайся ко мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему».

Можно вообразить восторг Марии, которая бросилась к ногам Христа и попыталась коснуться Его.

«Иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему»135.

В сером свете раннего утра женщина бежала назад — с вестью о том, что Христос воскрес.

ПО БИБЛЕЙСКИМ МЕСТАМ

Введение

Когда я странствовал по библейским местам, собирая материал для книг, во мне возникло и окрепло желание совершить христианское паломничество от Евфрата к Нилу и на Синай, а также рассказать историю становления христианства на Ближнем Востоке. Эта книга — результат моего путешествия.

Земля Ближнего Востока усеяна руинами великолепных церквей, свидетельствующими о неизбывной святости здешних мест, а в мусульманских странах по сей день существуют местные христианские общины, самоотверженно пронесшие верность своей вере через века гонений. И лучшее подтверждение тому — история коптской церкви в Египте.

Г. В. М.

Глава первая

Столпники и паломники

Описание путешествия к церкви Святого Симеона Столпника в Сирии и к руинам паломнического города святого Сергия. Я останавливаюсь в Пальмире по дороге в Вавилон.

1

Было еще темно, когда маленькое грузовое судно вошло в залив Искандерун и бросило якорь в ожидании начала дня.

Меня разбудила тишина — так лондонец нередко просыпается в сельской местности. На мгновение я растерялся, не понимая, что происходит, но потом осознал, что мотор не работает, железные дверцы перестали хлопать, не стучат по палубе стальные набойки и даже глухо урчавший вспомогательный двигатель наконец смолк. К моменту прибытия у меня выработалась устойчивая привычка ко всем этим звукам, и теперь, когда они исчезли, моя защита рухнула и тишина навалилась, как чужак, внезапно положивший мне руку на плечо.

Но все же был один звук, настолько тихий, что пришлось прислушаться к нему: мелодичный плеск воды, облекавшей борта корабля, прикасавшейся к железной обшивке мягко, почти игриво, а затем уходившей в темноту. Я лежал, наполовину проснувшись, наслаждаясь этим звуком. Затем раздался внезапный и совершенно неуместный крик петуха — пожалуй, самый странный звук для моря. Я уже видел эту птицу. Петух жил среди тощего сирийского скота, размещенного в носовой части судна, и, услышав его голос, я окончательно проснулся; опустив ноги на пол кабины, я испытал трепет, словно снова стал восемнадцатилетним и мне предстояло впервые ступить на землю иного государства. Мы прибыли в Александретту.

Трудно было поверить, что прошло всего десять дней с того холодного январского утра в Англии, когда я отправился в путь до Вавилона. Поезд, корабль, ожидание в иностранном порту, еще один корабль, мимолетные знакомства, случайные подробности чужих жизней, скороспелые приятельские отношения и медленное продвижение к сирийскому побережью на небольшом пароходе, следовавшем вдоль берега, — все это создало серьезный барьер между мною и началом путешествия, так что я едва осознавал, что прошло десять дней, а не десять месяцев. А теперь наступал момент, от которого просто дух захватывало: момент, когда я ступлю на берег Сирии и на машине пересеку горы и пустыню, чтобы посетить Пальмиру, Багдад, Вавилон.

Я вышел на палубу; дул сильный, холодный ветер. Я увидел гору, поднимавшуюся на фоне неба, — она была чернее ночи, у ее подножия горели несколько огоньков, а вокруг простиралось море — темное и пустынное. Еще сияли несколько звезд, но на востоке уже виднелся бледный отблеск рассвета. Я ощутил запах снега. Он лежал повсюду на различимых в сумраке горах. Холодный северный ветер дул с высот Таврских гор. Я подумал, что греки, должно быть, надевали в этих краях теплое шерстяное белье. Странно представлять их закутанными по самые глаза, вероятно, страдающими от того, что мерзла голова; но в этих эллинистических городах — Антиохии, Тарсе и других — в январе должен был царить ужасный холод.

Медленно, с усилием, на востоке разгорался свет, а вместе с ним приходило тепло, сияние разворачивалось на небе как веер, отбрасывая желтоватый отблеск на море; а потом над Александреттой встало солнце, и я увидел все горы Сирии, взметнувшие белые головы в теперь уже безветренное утро, потому что с восходом солнца ветер прекратился, а небо стало голубым.

2

Залив Искандерун носит прекрасное и славное имя. Во всем арабском мире Искандер — имя Александра Македонского. Он оставил имя этим водам, а также удаленным местам вплоть до Кандагара; когда он перевалил через горы Тавра и выиграл битву при Иссе, то получил ключи от Востока.

Этот залив — северо-восточная оконечность Средиземного моря. Его воды, теплые и ласковые летом, становятся зимой холодно-синими, на семьдесят миль протянувшись вдоль болот и подножия гор, которые вздымаются мощной цепью, отделяющей Сирию от Малой Азии. Антиох смотрел на залив с высот Таврских гор, а в ясный день с высот виден даже Кипр, лежащий за морем. Это один из древних, затерянных уголков мира. Были времена, когда триремы и галеры из Египта, Финикии, Греции и Рима шли от одного мраморного города к другому, рассекая эти воды, опуская цветные паруса в портах, которых уже давно нет на карте. Регма в Тарсе, куда однажды прибыла под звуки флейты роскошная барка Клеопатры, сегодня представляет собой болото, где гнездятся птицы, а гавань Селевкии, из которой святой Павел отправился в свое первое странствие, теперь стала участком, где вызревают большие фиолетовые плоды инжира. В наши дни залив пустынен, если не считать одиноких судов, курсирующих вдоль побережья в Мерсину за виноградом и древесиной или следующих древним маршрутом до Кипра, чтобы забрать мулов для сирийского рынка. Веками история вершилась вокруг этого залива, и мы потеряли здесь влияние только во время последней войны, когда наши армии, вместо того чтобы высадиться в Александретте, как первоначально планировалось, направились в Дарданеллы.

Когда я смотрел на горы, окружавшие побережье и залитые утренним светом, мысли мои вернулись к апостолу Павлу, который родился у этих вод, в Тарсе, и так хорошо знал церковь, которая была в Антиохии1. Должно быть, нередко по утрам святой Павел глядел за море, на горы напротив, размышляя, когда растает снег, открывая перевал, известный как Киликийские ворота. Он, должно быть, глядел на снег и думал о том, как идут дела на равнинах, у галатов, и в какие бесчинства могли они впасть за время его отсутствия. Мне кажется, миссионеры, как матери, должны любить самых непослушных детей, и нет сомнения, что святой Павел, нетерпеливо дожидаясь в Антиохии, пока откроется перевал и море станет судоходным, смотрел на север, где вздымались белыми пиками на фоне неба, словно свадебный торт, горы Тавра, навевая мысли о страстных и суровых упреках, направленных на совершенствование его возлюбленных галатов.