Бумажный грааль - Джеймс Блэйлок

Сквозь клубящееся облако проступала туманная фигура. Она начала постепенно расти и обретать четкость, точно сияние из машины было освещенной авеню, туннелем с небес, по которому неслась из пустоты пространства и времени какая-то безмерная, необузданная сила.

В световом облаке, сложившись из мерцающих снежинок, материализовалась человеческая фигура. Она как будто говорила на сотне языков, но с запинкой, словно множество наречий давалось ей с трудом.

Мириады голосов из машины силились слиться в один. Поначалу они распадались, будто звуковой калейдоскоп, но все же сложились и стали единым целым – гблосом разгневанного престарелого человека, который, казалось, обращался с речью к огромной аудитории.

– Обесцвеченное солнце! – гремел он. – Оскверненная трава! Ослепленный человек!

Тут он, собираясь с мыслями, помедлил и вдруг озадаченно огляделся по сторонам, будто недоумевая, каким образом здесь оказался. Он вытянул вперед сверкающие руки, внимательно осмотрел тыльные стороны ладоней, неуверенно сжал и разжал кулаки. Потом, описав руками широкую дугу, непререкаемым тоном продолжил:

– Если вы спросите меня, каковы мыслимые причины или назначение этих объектов, я в соответствии с вашими современными представлениями ничего вам не отвечу, но могу сказать, что смысл будет рожден от людей прошлых веков.

Он снова остановился и, обведя всех взглядом, воззрился на кучку мужчин и женщин, сгрудившихся за границей светового круга. Было не ясно, видит ли он их, и тем не менее обращался он как будто именно к ним, тоном, полным уверенной мудрости. Дядюшка Рой приоткрыл от изумления рот, а у мистера Джиммерса вид стал такой, словно это видение оправдывает все его существование. Миссис Лейми прищурилась, хватая ртом воздух, точно после долгого бега.

Призрачное лицо принадлежало Джону Раскину: седая шевелюра, широко раскрытые глаза пророка и провидца. И эти глаза выхватили из группки Элоизу Лейми. Явно зачарованная, она подалась вперед и на последних его словах протянула руку, очевидно, решив, что сейчас он ее возьмет, что они вдвоем уйдут в его темную, продуваемую ветрами ночь.

Гудение пчелиного роя в тихом музее внезапно усилилось, видение заколебалось и на миг поблекло, голос снова распался в жужжание, когда колесо замедлилось и машина потеряла часть энергии. Миссис Лейми бросила на Джиммерса взгляд, полный столь дикого испуга, что он прыгнул вперед и еще раз крутанул колесо. Почти сразу изображение выправилось до кристальной ясности, каждый волосок в шевелюре Раскина загорелся белым, будто по нему побежал огонь.

Вдруг, перекрывая гудение улья, завыли сирены. Говарду на мгновение показалось, что то взмывающий, то опадающий вой производит сама машина, что они слишком сильно ее завели и она вот-вот выйдет из строя.

Но тут послышались рев мотора и скрежет шин по гравию. Вой сирен издавала вовсе не машина. На стоянке остановился какой-то автомобиль – скорее всего полицейские наконец выследили миссис Лейми и украденную карету «скорой помощи».

Дверь музея распахнулась как раз в тот момент, когда призрак Джона Раскина, уже плотный, но все еще белый как лунный свет и двигающийся рывками, точно персонаж из древнего кинофильма, жестикулируя, протянул руки то ли миссис Лейми, то ли кому-то еще, чтобы подчеркнуть значение особо важной фразы, заклиная свою аудиторию не обращать внимания на стоящих на пороге трех мужчин, а слушать только его и его страстное воззвание.

– Чумным ветром заражен сам воздух, который вы вдыхаете по всему миру, – говорил он. – В лондонском тумане воздух чист, но вы предпочли смешать его с грязью и задыхаться в собственной мерзости.

Миссис Лейми громко застонала и, сбросив одеяло, забыв о заляпанном илом порванном платье, вырвалась из рук Эдиты, едва не сбив с ног Джиммерса, одним прыжком пронеслась мимо него и прыгнула в круг отбрасываемого машиной света. Все еще сжимая в руках кости, она неуклюже вскарабкалась на край выставочного стола, столкнув на пол пропановый фонарь. На столе она выпрямилась, простирая руки, словно желая схватиться с видением Раскина, который продолжал вещать про чумные ветры и апокалиптические бури. Призрак как будто почувствовал ее прикосновение, потому что повернулся и недоуменно уставился на нее, будто это она – привидение. Голос у него пресекся, глаза широко открылись.

Покачнувшись на краю стола, миссис Лейми едва не упала, но невероятным образом повисла в воздухе, подхваченная неведомой силой, неподвластной какой-то там гравитации. Выкрикнув что-то, Джиммерс выбросил вперед руку прямо в радиевый свет от машины, чтобы поддержать старуху, не дать ей упасть, но тут же взвыл и резко ее отдернул, как будто нечто попыталось его схватить и затащить в световой круг.

Лицо миссис Лейми сложилось в странную гримасу, она стала на цыпочки и медленно-медленно поднялась над столом. Голова у нее запрокинулась, взгляд вперился в подрагивающие потолочные балки. Ее омывало электрически белое свечение, которое вращалось и пульсировало. Миссис Лейми начала затягивать в себя призрак Джона Раскина, как вода затягивается в воронку, пока его искаженное лицо не повисло рядом с ее собственным, словно,бы он спрятался за ней и только выглядывает у нее из-за плеча. Теперь он, казалось, обращался к ней одной, говорил ей на ухо, как будто среди всех присутствующих лишь она могла его слышать.

Тут миссис Лейми взвизгнула и, резко замахнувшись, швырнула кости Иосифа Аримафейского в дальнюю стену, где они с грохотом упали на пол. Призрачный свет кружился вокруг нее пустынным смерчем, волосы стали дыбом, казалось, ее вот-вот утянет через крышу.

Дядюшка Рой застыл от изумления, а трое на пороге – полицейский и двое санитаров – тоже стояли как громом пораженные, решительно не понимая, что происходит, словно очутились вдруг на Луне или присутствуют при каком-то ритуале инопланетян.

Призрак из машины задрожал, его сотряс короткий спазм, свет замерцал, как марево над раскаленным асфальтом, и видение взорвалось, разлетелось в разные стороны яркими частицами, как снежный ком, в который заткнули петарду.

Закручиваясь спиралями, снежинки света образовали крохотную туманность, а призрачный голос Джона Раскина прокричал что-то в последний раз и умолк.

Мистер Джиммерс бросился вперед, чтобы помочь миссис Лейми, которая лишилась чувств и теперь лежала на краю стола, свернувшись, точно спящая кошка, головой прикорнув на ножке машины.

– Всем отойти! – скомандовал полицейский.

Когда он вошел в круг света, Говард его узнал: это был коп из гавани, и взгляд у него был подозрительный и ошарашенный одновременно. Два санитара вкатили носилки и поспешили переложить на них миссис Лейми, после чего проверили дыхание и пульс. Она как будто сдулась, словно кукла, из которой вытащили половину набивки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});