Дочь Востока. Автобиография - Беназир Бхутто

тут все взгляды автоматически устремились на армию. Если самолет погиб в результате акта саботажа, то кто, кроме армейского персонала, смог бы совершить этот акт? Инцидент произошел с военным самолетом, взлетевшим с военного аэродрома, охраняемого военными. Никто, кроме военных, не знал, откуда полетит Зия. Эта теория получила наибольшее распространение в течение последующих дней. Даже в традиционно военных областях никто не сомневался, что Зию убрали «свои».

Я находила эти слухи чрезвычайно опасными, не желая, чтобы армия снова стала объектом политических споров — как раз когда она показала готовность уйти из политики. Впервые я обнаружила, что разговор с репортерами вызывает затруднения. От меня ждали восторгов по поводу гибели врага и согласия с теорией об армии в качестве причины его гибели. Как я могла такое сказать?

Теории о гибели Зии становились все более фантастичными. Кто-то с пеной у рта утверждал, что пилот патриотично пожертвовал жизнью, чтобы избавить страну от тирана, кто-то широким жестом засовывал взрывчатку в упаковки с манго, погруженные на борт в Бахавалпуре. Но коробки с манго проходили контроль охраны Зии, как и все грузы самолета, как и сам самолет. А пилот не мог быть уверен, что Зия полетит именно с ним. В распоряжении Зии всегда было два самолета.

Труднее было опровергнуть теорию о технической неисправности машины. Хотя С-130 — один из наиболее надежных и стабильных летательных аппаратов, свидетели сообщали, что самолет около двух минут вилял, пытаясь удержать равновесие, после чего завалился на нос и спикировал в землю. Это, конечно, наводило на подозрение о техническом дефекте. «Шанс один на миллион, но, похоже, он и выпал», — говорил друг Асифа, служивший в военно-воздушных силах. Но и этой теории подтверждений не найдено. Комиссии американских и пакистанских экспертов, исследовавшие обстоятельства крушения, так и не пришли к определенному заключению. Большинство пакистанцев, включая меня, решили, что смерть Зии произошла в результате Божественного вмешательства.

Мусульман с детства учат верить в гнев Господень, поражающий внезапно, без предупреждения. Многие в Пакистане увидели в смерти тирана именно такую кару свыше. Действительно, пример Господнего гнева весьма устрашающий.

Самолет полыхал в течение пяти часов. Зия так злоупотреблял именем ислама, что Бог не оставил ни следа от его тела. Последние мусульманские ритуалы: омовение, молитвы над повернутым головою к Мекке телом — оказались невозможными. Гроб, зарытый в мечети «Шах Фейсал», не содержал ничего из останков Зии.

На совещании центрального исполкома ПНП на следующий день после смерти Зии решено было принять слова президента Исхака Хана за чистую монету и надеяться, что дела не разойдутся со словами. Мы согласились поддерживать нынешнего президента, если он будет действовать в соответствии с конституцией и проведет первые за 11 лет выборы в стране.

Однако к нашему глубокому сожалению, Исхак Хан составил временное правительство из прихвостней Зии. Вместо нейтрального непредвзятого кабинета мы увидели тех же представителей коррумпированной системы Зии, для которых честные выборы означали бы потерю власти и всех привилегий. Мы призвали к их отстранению, что сделали и многие другие политические партии, однако наш призыв остался неуслышанным.

Первым действием нового правительства оказалось приглашение всех желающих на похороны Зии с оплатой дорожных издержек в обе стороны и с бесплатным размещением на месте. Мало кто из пакистанцев воспользовался этой возможностью, мало кто из глав государств появился на похоронах. Никто по Зие не горевал. На церемонии чехлум (сороковины) отмечено лишь около трех тысяч присутствующих.

В первые дни после смерти Зии можно было слышать толки — а особенно читать в иностранных газетах, — что моя решимость и народная поддержка ПНП ослабнет после смерти Зии. В течение многих лет люди трактовали мою политическую позицию как желание отомстить за убийство отца. Но они ошибались. Нельзя жить горечью. Горечь разъедает, она не может вести вперед. Моей движущей силой все эти годы оставалось стремление вернуть Пакистан на путь демократического развития при помощи свободных и справедливых выборов.

После смерти Зии мы жили предстоявшими выборами. Каждый день я встречалась с прессой, с аппаратом и активом собственной партии, с партнерами по ДВД. Мы определялись с кандидатами на 207 мест Национальной ассамблеи для всеобщих выборов 16 ноября и на 483 места провинциальных парламентов, выборы в которые назначались на 19 ноября. Приходилось готовить четыре списка. На случай выборов на партийной основе мы предлагали менее известных кандидатов, поддерживаемых партийной символикой, а на случай непартийных выборов — более узнаваемых, более известных.

Карачи наводнили толпы желающих попасть в кандидаты по списку ПНП. В городе не осталось свободных номеров в отелях. Почти 18 тысяч человек предложили свои кандидатуры на семь сотен центральных и провинциальных мест. Чтобы сломать политическую машину Зии. ПНП открыла двери для бывших членов «Мусульманской лиги». Возвращались и собственные беглые, покинувшие партию в 1985 году. Меня просили выставиться на три места — от Ларканы, Лахора и Карачи. Мать должна была вернуться в Пакистан, чтобы представлять меня, когда я буду оправляться от родов. Ее выставили на два места, одно от Ларканы и одно от Читрала в Приграничье.

В конце августа после особенно долгого заседания ДВД я почувствовала дурноту, акушеры провели ультразвуковое обследование плода. Мне казалось, что ребенок во мне почти не двигается. Я же слышала, что плод в утробе должен постоянно шевелиться. Когда я поделилась наблюдением с подругой, она успокоила: «Значит, сын. Мальчики ленивые, малоподвижные». Высказала свои опасения врачу, но тот тоже успокоил: «Ребенок двигается, просто вы очень заняты и не замечаете».

Обследование показало, что в матке слишком мало околоплодных вод, поэтому ребенок стеснен в движениях. Врач сказал, что это следствие малоподвижного образа жизни, долгих заседаний. Кровообращение замедленное, плоду не хватает питания. По настоянию врача я провела следующие четыре дня в постели, читая Асифу в алфавитном порядке детские имена на урду. После этого врач велел мне лежать по часу каждое утро и каждый вечер, концентрируясь на движениях ребенка. В противном случае он пригрозил госпитализацией. Раз в четыре дня я должна была появляться в больнице для проверки состояния плода. «И приготовьтесь: в любой момент, возможно, придется прибегнуть к кесареву сечению». Видя обеспокоенность медиков, я тоже забеспокоилась, пригласила мать, и через две недели она прибыла в Карачи.

Состояние ребенка внесло дополнительное напряжение в мою и без того напряженную жизнь. Каждый четвертый день я в сопровождении Асифа направлялась в клинику, выбирая более спокойные вечерние часы. Я быстро привыкла к изменению привычного графика жизни. Медики не находили отклонений, и я тут же возвращалась домой. В