По ту сторону рассвета - Ольга Брилева

— А я никому и не скажу, — гном бахнул себя в грудь, гул пошел по всему залу. — Бороды мне лишиться — никому!

— Это — хорошо, — кивнул Кальмегил, и предложил: — Выпьем?

Берен не подал виду, что крайне изумлен этим предложением, исходящим от эльфа.

Слуги наполнили кубки.

— Чтоб мы и в пирушке и в драке ложились последними. Хху! — Мельхар перевернул кубок в рот.

Берен, подавляя тошноту, вцепился в хлеб. Похоже, гном и в самом деле намерен лечь последним… Может, сейчас? Нет, рано…

На государя Мельхара, как и на большинство гномов в подпитии, нашел приступ говорливости и бахвальства. Это еще можно было бы стерпеть, не потеряй он окончательно чувство меры и не начни рассказывать такое, чего ни в каких сказках не выдумаешь. Ладно, байку про морийское серебро, кольчуга из которого выдерживает любой удар, а весит при том не более тяжелой латницы — он когда-то слышал. Но вот байка о том, что далеко к югу за Морией никогда не бывает зимы и среди гиритрона блещут нимросы,[44] а на деревьях в роще созревают золотые яблоки, которые сами собой, без ножа, распадаются на дольки. А люди в тех краях, заливался гном, с лица черны, как древесный уголь.

На такую басню можно было ответить только правдой, но такой, которая заткнет ее за пояс. И Берен с удовольствием принялся рассказывать, что слышал от мудрых: некогда, проходя через земли далеко к востоку от Мглистых Гор, беоринги повстречали диковинное племя:

— С виду — люди как люди, но росточка вот такого, — он показал четыре фута от земли. — Как дети.

— Знаю, — отмахнулся гном. — Нибин-наугрим, гномы-малютки. Отребье.

— Н-не, — Берен с оттенком торжества в голосе покачал пальцем. — Не гномы вовсе. Мы поначалу тоже думали. Однако ж. Бород у них не растет. Лица гладкие даже у старых. И ноги волосатые.

— Эка диво — ноги волосатые. У меня, к примеру, тоже волосатые…

— Да нет. Не такие волосатые. Не как у всех мужчин. Совсем. Наподобие заячьих или собачьих.

— Ну, ты даешь, — подался назад гномий король. — Ну ты сочиняешь, князь — мне за тобой не угнаться.

— Я? Сочиняю? А кто тут про черно… чернолицых рассказывал?

— Дак я-то правду говорил!

— И я правду.

— Да ну! И от кого ж ты ее знаешь? На собственные глаза-то ты видел своих, с собачьими ногами?

— А ты — свои головешки ходячие?

— Мир полон таких вещей, — вклинился в начинающийся спор Кальмегил, — которые порой даже мудрец не может увидеть во сне.

— Точно, — согласился гном. — Лучше выпьем.

Выпили.

Берен обнаружил вдруг, что рассказывает гному о тролле, которого убил его дед, Брегор Бешеный, причем гном одновременно рассказывает ему о найденном им в юности изумруде, и при этом обоих, похоже, такой разговор вполне устраивает.

— …Быков душил, а людей так жрал…

— …Тесно там, грю, и жарко, как у балрога в заднице…

— …Дед туда-сюда, смотрит — потерялся…

— …Я туда-сюда — ну, думаю, чушка свинцовая — застрял…

— …Вокруг никого, если не считать тролля …

— …А снизу пышет жаром и воняет — дракон, как пить дать…

— …И тут он выходит — здоровенный что твой дуб…

— …А как глаза попривыкли, смотрю прямо перед носом — сверкает… Вот такой, в кулак…

— …Лег дед и притаился в камнях…

— …А размахнуться негде — хоть плачь, хоть смейся, хоть зубами выковыривай… И драконом несет…

— …И прямо через него перешагивает… Понял тут дед, что сегодня Тулкас прямо на него смотрит… И рубит тролля ровно через то место, где ноги вместе сходятся…

Гном вдруг умолк и подозрительно посмотрел на Берена.

— Зачем мне твой дед, князь? Я про этого тролля от него сто раз слышал. Ну, раза три — это точно. Ты про себя расскажи.

Не дожидаясь помощи слуги, он открыл трубку и плеснул и себе, и Берену.

— Выпьем.

— Чтоб нам только так и встречаться, — уже с некоторым усилием проговорил Берен.

Выпили. Берен знал, что, если ему сейчас понадобится в отхожее место, то своими ногами он не дойдет — придется опираться на плечи оруженосцев. На его счастье, голова у него была крепче ног.

Озорная задумка родилась в этой голове, и Берен с удовольствием ей поддался. С самым нешутейным видом он начал пересказывать историю о том, как ранил самого Саурона. Правду сказать, он сомневался в том, что раненый им громадный черный волколачище — сам Саурон; ничто не говорило в пользу этого — кроме того нестерпимого, животного ужаса, который тварюка распространяла вокруг себя. Однако же, никто из волколаков к себе не располагает — просто этот был больше и сильнее других, да какой-то особенно злобный дух горел в его глазах…

— …И в окрестностях Гвайра мы встретились. До того я преследовал, а он уходил… Но когда увидели — он меня, я — его… Все обратно повернулось… это… кинулся он. Ростом — с коня, зубищи — м-мать моя честная женщина, что твои гвозди… А я… это… Нож… И копье… Все…

— И что?

— Копье — дрянь… Древко гнутое… Т-торопился… В плечо ему — раз! Здар-ровый… Зубами за древко… Хрясь — и пополам!

— Поклянись, что не врешь.

— Чтоб я сдох. Я бежать. Он за мной, понимаешь? Хромает, а идет. Слышу — воет… Своих созывает… И тут я, государь, смекнул, что не простой это волколак… Простой — не будет раненый по следу идти… Я в скалы… Успею — моя судьба, не достанут. Не успею — сожрут…

Берен надолго замолчал, вроде бы как собираясь с мыслями.

— Ну? — не выдержал король гномов.

— П-полез, — Берен стукнул кулаком по столу. — А в Гвайре я сроду не лазил. Ни одной скалы не знаю… Сорвусь — крышка. Лезу… А холодно, собаки его рви… Пальцы задубели… Гляжу вниз — тварюка уже там… Сидит, стерво, рану лижет и на меня зенки таращит; а достать — уже никак…

— А дальше?

— Лезу, — уперто проговорил Берен. — Лезу, лезу, лезу… Пальцы в кровь содрал… Гляжу — мать моя честная женщина! — внизу уже трое. И тут у меня ногу свело… Сорвался я и х-х-хху-у-у! — вниз.

С этими словами Берен ударил по столу ладонью, а потом со стуком ткнулся в доски стола головой.

Краем глаза он увидел, что гном изумленно смотрит на него. Попытался выпрямиться и подпереть щеку ладонью. Голова была тяжелой и на руке не держалась.

— Ну и что?

— Чего что?

— Чем кончилось?

— Чего кончилось?

— Тьфу ты! Сорвался, упал — и что?

— Упал? А-а-а, упал… Насмерть, — сообщив это, он снова упал лицом вниз — но не на стол, а на сгиб своего локтя.

Мельхар какое-то время потрясенно молчал, потом в крайнем недоумении спросил:

— Как насмерть?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});