Общая психопатология - Карл Ясперс

Все доступное созерцанию в мире может стать символом: исконные формы жизни, миры, события, стихии, любые фундаментальные факты наличного бытия, обобщенные типы реальных вещей, человеческие идеалы и антиидеалы. Любой объект может обратиться в символ и занять соответствующее место на нашей шкале ценностей. Но символ перестает быть символом, когда его начинают рассматривать просто как объект — даже если этот объект обозначает какой-либо иной объект (такова машина, обозначающая деспотическое государство), но при этом оба объекта рассматриваются как равноценные, и каждый из них объясняет другой как нечто конечное. Когда же символы становятся носителями бесконечного смысла или чего-то, доступного нашему восприятию только при посредстве символа, они превращаются в своего рода «одушевленные существа», привлекающие нас к себе, вдохновляющие нас, доставляющие нам удовольствие, заставляющие нас отпрянуть, захватывающие и увлекательные. Не будучи ограничителями нашей свободы, они тем не менее оставляют на нас свой отпечаток; но стоит им сделаться постоянными объектами суеверия, как они связывают нас по рукам и ногам.

В разговорной речи слово «символ» имеет множество различных смыслов. В самом широком смысле оно обозначает только знаки, метафоры или сравнения, упрощенные схемы того, что мы видим в окружающем нас мире, все то, что обладает значительностью. Мы всегда задаемся вопросом: «Символ чего!» Если ответ указывает на какой-то другой конкретный предмет, это значит, что мы имеем дело не с истинным символом. Настоящий символ содержит это «что-то» внутри себя и не соотносится с реальными объектами в окружающем мире — если только не считать таковыми трансцендентные философские понятия.

В понимающей психологии должны тщательно различаться символ как носитель значений, имеющих ценность для данного индивида, — иными словами, символ как укорененная в биографии индивида «эрзац-структура» — и символ как носитель объемлющего смысла имманентной трансцендентности. Юнг считает первый из них порождением личностного, а второй — коллективного бессознательного.

3. Возможности понимания символов. Доступны ли символы пониманию? Символы других людей, то есть не собственные символы данного индивида, могут быть увидены только со стороны. Их нельзя понять изнутри. Для того чтобы быть понятым полностью, символ должен вместить в себя всю жизнь индивида. Собственные символы индивида могут, так сказать, «озаряться» и тем самым трансформироваться в метафизические идеи; в этом процессе многое может быть извлечено из тьмы и получить богатое развитие. Символы доступны пониманию, пока они остаются частью нашей жизни и пока мы сами живем в них. С Другой стороны, формальное понимание символов приводит в лучшем случае к их эстетическому созерцанию, к особого рода возбуждению чувства, обусловленному пробной игрой с чуждым материалом, — но все это происходит безотносительно к серьезному аспекту реальности. Символическое знание — это нечто большее, нежели мышление в образах.

Психологическое понимание символов не может быть достигнуто без столкновения с опасными двусмысленностями. Мы исследуем символы в мифах и религиозных верованиях, снах и психозах, грезах наяву и психопатических состояниях. Приобретаемое нами знание носит чисто внешний характер; наша собственная вера в нем не участвует. Но при этом мы вольно или невольно склоняемся к тому, чтобы усматривать в Результатах наших научных исследований имманентную правду самого символа; мы стремимся сообщить наше знание символов другим людям И тем самым оказать на них исцеляющее воздействие; мы хотим пробуждать символы к жизни и приглашать других к соучастию. Знание о символах как об исторических и психологических фактах, рассматриваемых извне, — пусть даже при этом у нас развивается определенное внутреннее представление о них, — сложным и запутанным образом переплетается с тем, что мы знаем о собственной, имманентной правде символов. Таким образом стирается разница между двумя различными смыслами слова «символ».

4. История изучения символов. Исследование символов, как правило, ограничивается мифами, сказками и сагами. В эпоху романтизма значительного развития достигли исследования в области греческой мифологии (Кройцер [Creuzer]). Среди наиболее плодовитых авторов — О. Мюллер, Велькер, Негельсбах, Роде. Солидное и разностороннее исследование Шеллинга до сих пор в определенной степени сохраняет свое значение, даже несмотря на грубые ошибки в частностях и отдельные нелепости в целом; но самым вдохновенным истолкователем остается все же Бахофен — при всей своей преувеличенной солидности и собирательском прилежании.

В настоящее время наиболее известными истолкователями символов являются Клагес и Юнг. То, что у Буркхардта обозначается термином «архаические образы» или «первообразы» («urtьmliche Bilder»), у Клагеса получило название просто «образов», а у Юнга — «архетипов». Но между Клагесом и Юнгом есть существенные расхождения. Интерпретация Клагеса отличается исключительной живостью и наглядностью. На фоне обширного наследия Клагеса (которое с философской точки зрения есть скорее сомнительный опыт развития достаточно странной, докритической системы философских воззрений, основанной на синтезе рационализма и гностицизма) его яркое, впечатляющее видение поэтических и художественных символов представляет собой, пожалуй, непреходящий вклад. Что касается Юнга, то он лишен не только клагесовской наглядности, но и той жутковатой серьезности, которая исходит от трудов Клагеса. Юнг — искусный мастер, овладевший всеми средствами интерпретации, но вдохновение ему чуждо. Клагес же, как истинный наследник Бахофена (чьи труды он открыл заново), наделен вдохновением. Изложение Юнга утомляет и раздражает обилием недиалектических противоречий; Юнг склонен к светскому скептицизму, что резко контрастирует с впечатлением окрыленности, которое неизменно производят на читателя многие страницы Клагеса. Современность бедна символами, и обоих исследователей занимает прежде всего задача обнаружения первичной реальности. Усилия Юнга кажутся мне тщетной попыткой начать заново исходя из старого, тогда как сделанное Клагесом ощущалось им самим как безнадежная попытка вспомнить навеки утерянные глубины истории.

Теории Юнга пользуются большим уважением в среде психотерапевтов; впрочем, вне этой среды они также удостоились восторженного приема. Выдающийся индолог Г. Циммер (H. Zimmer) говорит о «магической, душеводительской функции юнговского учения», которое «открыло в самых сокровенных глубинах нашего существа его вечный источник — архаическое, исконное бормотание. Оно возвратило миф — столь тщательно разработанный в преданиях народов и творчестве поэтов ради того, чтобы мы смогли его постичь, — в те непостижимые глубины, откуда ведут свое происхождение все его формы». «Юнговское искусство толкования снов замечательным образом освещает темный мир мифа и сказки». Каждый может найти в нем что-то свое. Что касается меня, то я отнюдь не убежден в справедливости подобных суждений.

5. Задачи, которые могут быть решены в результате исследования символов. Символы играют определенную роль в жизни современного общества, но их число невелико. По сравнению с прежними историческими эпохами наше время исключительно бедно символами. Но не подлежит сомнению, что символы в больших количествах появляются в снах, фантазиях наяву, а также при психозах и психопатических состояниях (причем невозможно определить, происходит ли это в порядке своеобразной «игры» или всерьез). В психопатологии символы сделались излюбленным объектом внимания психотерапевтов. Символы существенно важны для психотерапии, что обусловлено тремя причинами: во-первых, они предоставляют нам возможность распознать то, что доминирует в данном человеке; во-вторых, скрытые во тьме психических глубин символы можно пробудить к жизни, развить и сделать достоянием сознания; в-третьих, с помощью символов можно косвенно управлять больным. Во всяком случае, так кажется со стороны — хотя весомость всех трех причин время от времени подвергается сомнению. Но если символы действительно имеют значение с перечисленных точек зрения, — а это потенциальное значение трудно переоценить, — их анализ становится задачей первоочередной важности.

(ad) Познание материального аспекта символов. Вначале психотерапевты побуждали больных рассказывать сны. Затем сходные содержательные элементы стали выявляться в психотических переживаниях, фантазиях, бреде. Наконец, было обнаружено, что в снах любого человека раскрывается целый мир, который иначе так и остался бы незамеченным. Эти открытия доказали свою значимость постольку, поскольку Удалось показать наличие параллелизма между содержанием снов и мифологическими универсалиями; здесь нужно отметить, что еще раньше этнологам удалось обнаружить параллели между мифами народов, живущих в различных регионах Земли, и прийти к гипотезе «элементарных Мыслей» (Elementargedanken — Bastian). Этим последним термином обозначаются идеи, повсюду возникающие спонтанно, независимо от какого бы то ни было общения. Психотерапевты подтвердили постулат о существовании общечеловеческих содержательных элементов, выдвинутый этнологами и специалистами по сравнительной мифологии: они сумели обнаружить аналогичные элементы в снах, неврозах и психозах. Назрела необходимость охватить мифы всех народов в том виде, в каком они выявляются в верованиях, сказках, легендах и плодах поэтического воображения.