Весь Хайнлайн. Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

— Я прекрасно умею целоваться — когда хочу.

— Сомневаюсь. И сомневаюсь, что вы вообще когда-нибудь целовались. Мужчины редко делают авансы вооруженным девушкам.

— Неправда!

— Что, за живое задело? Но это правда, и вы сами это знаете. Даю вам шанс доказать, что не прав, а потом мы обсудим, стоит ли вас отпускать.

— Мне больно рукам.

— Ну…

На этот раз поцелуй длился раз в восемь дольше. Наконец Гамильтон отпустил ее, перевел дыхание, но ничего не сказал.

— Так что же?

— Юная леди, — проговорил он медленно, — я недооценил вас. Я недооценил вас дважды.

— Теперь вы меня отпустите?

— Отпустить вас? Ни в коем случае! Это заслуживает повторения.

— Нечестно!

— Леди, — совершенно серьезно проговорил Гамильтон, — честность — понятие совершенно отвлеченное. Кстати, как вас зовут?

— Лонгкот Филлис. Но не уклоняйтесь от темы.

— Так как насчет повторения?

— Ох, ладно…

Гамильтон совсем отпустил свою пленницу, и тем не менее повторение оказалось столь же продолжительным и захватывающим дух. Отстранившись, Филлис запустила пальцы ему в волосы и растрепала их.

— Вы негодяй! Грязный негодяй!

— В ваших устах это звучит как комплимент, Филлис. Выпьем?

— Не откажусь.

Гамильтон предложил гостье выбрать напиток, торжественно извлек и наполнил бокалы, превратив будничные действия в пышную церемонию, в конце которой встал и торжественно предложил:

— Выпьем за мир?

— Сейчас? Сдается мне, время еще не пришло. Я хочу поймать вас вооруженным.

— Лучше не надо. Вы доблестно сражались и были побиты с честью. Правда, я шлепнул вас — но и вы меня укусили. Так что мы квиты.

— А как насчет поцелуев?

Гамильтон улыбнулся.

— Это тоже был равный и достойный обмен. Не будьте столь обидчивы. Я не хочу, чтобы вы за мной охотились. Давайте! Мир — и пусть прошлое останется в прошлом!

Он поднял бокал, перехватил ее взгляд — и Филлис невольно улыбнулась.

— Ладно, да будет мир.

— Повторим?

— Нет, спасибо. Мне пора идти.

— Что за спешка?

— Мне и в самом деле пора. Могу я теперь получить свой бластер?

Гамильтон потянулся было за излучателем, но захлопнул ящик, проведя по нему рукой.

— Он мой — и вы это знаете. Я его выиграл.

— Но вы же не оставите его себе!

— Именно это я имел в виду, утверждая, что вы, вооруженные дамы, лишь претендуете на мужские роли. Мужчина никогда не попросил бы оружия обратно. Он скорее надел бы повязку.

— Вы оставите бластер себе?

— Нет. Но хотел бы, чтоб вы его больше не носили.

— Почему?

— Потому что хочу пригласить вас пообедать сегодня со мной. И я буду чувствовать себя дураком, сопровождая вооруженную женщину.

Филлис внимательно посмотрела на него.

— Странный вы человек, Гамильтон Феликс. Побить девушку — и потом пригласить ее пообедать…

— Так вы согласны?

— Да, — она отстегнула пояс с кобурой и бросила его Гамильтону. — Потом отошлете его мне. Адрес — на рукоятке.

— В двадцать ноль-ноль?

— Или на несколько минут позже.

— Знаете ли, Филлис, — проговорил он, распахивая перед девушкой дверь, — у меня предчувствие, что у нас с вами впереди великое множество развлечений!

Девушка одарила его долгим взглядом.

— Поживем — увидим.

Глава V

«Просто я более

или менее честен…»

Закрыв дверь, Гамильтон вернулся в комнату. Предстояло немало дел — и срочных. Он подошел к телефону и вызвал Монро-Альфу.

— Клифф? Я вижу, вы уже на службе? Будьте у себя, — и он повесил трубку, не снизойдя до каких-либо объяснений.

Когда вскоре Феликс появился в кабинете Монро-Альфы, тот встретил его с обычной церемонностью.

— Доброе утро, Феликс. Мне кажется или вы действительно чем-то обеспокоены? Что-нибудь не в порядке?

— Не совсем. Я хочу попросить вас об одолжении. Но скажите — с вами-то что случилось?

— Со мной? Что вы имеете в виду?

— Вчера вы напоминали труп недельной свежести, а сегодня прямо-таки искритесь и светитесь. И сплошные птичьи трели на устах… Что за метаморфоза?

— Не думал, что это так бросается в глаза. Но я действительно в приподнятом настроении.

— Почему? Ваша денежная машина объявила о новых дивидендах?

— Разве вы не смотрели утренние новости?

— Признаться, нет. А что случилось?

— Они вскрыли Адирондакский стасис.

— Ну и?..

— Там оказался человек. Живой человек.

Брови Гамильтона поползли вверх.

— Это, конечно, интересно — если только правда. Но не хотите ли вы сказать, будто появление этого ожившего питекантропа является подлинной причиной вашей детской радости?

— Неужели вы не понимаете, Феликс? Неужели не ощущаете значения свершившегося? Ведь он явился к нам из золотого века, он — сын тех простых и прекрасных дней, когда род людской еще не успел испортить себе жизнь кучей бессмысленных усложнений. Только подумайте, о чем он может нам рассказать!

— Может быть… Из какого он года?

— М-м-м… Из тысяча девятьсот двадцать шестого — по старому стилю.

— Тысяча девятьсот двадцать шестой… Погодите-ка… Конечно, я не историк, но что-то не припоминаю, чтобы то время было такой уж сияющей утопией. По-моему, довольно примитивный век.

— Об этом я и говорю — он был прост и прекрасен. Я тоже не историк, но встретил вчера человека, который немало порассказал мне об этом периоде. Он специально изучал ту эпоху, — и Монро-Альфа пустился в восторженное изложение концепции Фрисби Джеральда о жизни в начале XX века.

Гамильтон выждал, пока Клиффорд смолкнет на мгновение, чтобы перевести дыхание, и тогда вклинился в монолог:

— Не знаю, не знаю, но сдается мне, что у вас концы с концами не вяжутся.

— Почему?

— Видите ли, я вовсе не считаю, будто нашему времени незачем желать ничего лучшего, но уж в прошлом лучшего точно не сыскать. Нет, Клифф, клич: «Вернемся к добрым старым временам!» — это чушь. При минимальных усилиях мы научились получать гораздо больше, чем это было возможно когда-либо — на всем протяжении истории.

— Ну конечно, — едко заметил Монро-Альфа, — если вам не уснуть, пока кроватка не укачает да не споет колыбельную…

— Бросьте. При необходимости я мог бы спать хоть на камнях, но сворачивать с шоссе, просто чтобы потрястись на ухабах — увольте.

Монро-Альфа промолчал. Гамильтон почувствовал, что приятель уязвлен его словами, и добавил:

— Разумеется, это всего лишь мое субъективное мнение. Может быть, вы и правы. Забудем об этом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});