Криминальные сюжеты. Выпуск 1 - Эдмунд Бентли

— Тебя кто-нибудь видел?

— Нет.

— Нужно быть осторожней, Вега.

— Вега?!

Она бросилась ко мне, прижалась к моей груди и вдруг затихла.

— Ты! Это ты! — задыхаясь, шептала она, и ее слезы обжигали мне лицо. — А Зибель сказал, что ты умер.

Не было времени ждать. Я схватил записки Зибеля, прижал к груди портрет Елены Зибель с планом коридоров, который я знал уже наизусть, и потащил девушку за собой. Она, ничего не понимая, изумленно смотрела на меня.

— Нужно бежать!

— Да, но как? Зибель мертв, а я не вспомню, как найти эту дверь. Я не смогу ее найти.

— Нужно бежать! — повторил я.

Я пережил наше бегство миллионом различных способов. Было опасно, но я не боялся и ни на минуту не сомневался в успехе. Нельзя было терять времени. Вега выпрямилась и вдруг пошатнулась.

— Я не могу потерять тебя еще раз. Я хочу родить ребенка свободным или умереть. Бежим.

Она не спросила, куда мы бежим, я и сам этого не знал. Мы прислушались. К дверям кто-то приближался. Вошел девяносто третий. У меня подкашивались ноги.

— Вы готовы? — спросил он и улыбнулся.

Мы сказали друг другу несколько слов на прощание, уверенные, что вновь увидимся, притом на свободе, пожали руки, взволнованные и расчувствовавшиеся, какими раньше друг друга не видели, я велел ему быть осторожным, следить за Хензегом, Папанели, доктором Андри-шом, за ядерным самоликвидатором, дорогу к которому он знал. И мы с Вегой отправились в путь.

Бесконечные коридоры, по которым мы ходили двадцать лет, обняли нас своим белым светом. Они были бескрайними, и мы помнили об этом, как и о том, что в них полно было дежурных, но в то же самое время везде стояли наши — девяносто третий позаботился о нашей безопасности. Но нужно опасаться Хензега и Папанели, встреть мы их — все может случиться. Вега крепко сжимала мою руку, не произнося ни слова, но я видел ее бледное лицо и потемневшие от боли глаза. Мы прошли уже половину пути, как вдруг она выпустила мою руку и села на пол.

— Иди один, я больше не могу!

— Что с тобой, Вега? Ты устала?

— Не знаю, это не усталость, что-то другое. Мне никогда не было так плохо.

Я взял ее на руки. Необходимо было как можно скорее добраться до заветной двери, ведущей в большой мир, а там все будет по-другому. По-другому? Мы не знали, что нас там ждет, и долго обсуждали с девяносто третьим нашу предполагаемую встречу с людьми. Я немного боялся. Немного? Сейчас нельзя было думать об этом, я должен сосредоточиться, точно рассчитать время, когда дежурный обернется к нам спиной, и в этот момент свернуть в следующий коридор, где тоже был дежурный, и нужно было снова выжидать подходящего момента. Веге стало совсем плохо, ее лицо побелело и слилось с одеждой.

Она попробовала улыбнуться, но губы ее задрожали, а в уголках глаз показались слезы.

— Не понимаю, что они со мной сделали. Мне так страшно. Как будто мы в каком-то огромном зале с зеркалами. И постоянно в них отражаемся. Вращаемся по кругу. Мы ходим по кругу?

— Нам осталось пройти только три коридора. Потерпи еще немножко!

Нам оставалось гораздо больше. Руки у меня онемели, шаги стати неверными. Вега все поняла. И сказала, что пойдет сама. Я поставил ее на пол, она сделала несколько шагов и зашаталась. По соседнему коридору шли Хензег и Папанели. Мы вжались в стену. Увлеченные своим разговором, они не заметили нас. Хензег размахивал руками. Папанели отрицательно качал своей темной головой.

— Все кружится. Кружится, — бредила Вега. — И мы кружимся. А коридоры делаются все темнее. Я уже не чувствую своего тела, я плыву, нет, летаю. Я летаю?

Колени у нее подгибались, взгляд стал блуждающим, она снова прислонилась к стене, как бы ища опоры. Опоры не было.

— Объясни, что со мной происходит. Ты такой умный.

Я мог бы ей объяснить, но не имел права. Она пришла прямо от доктора Андриша, а у доктора Андриша были уколы на разные случаи. Были и таблетки. Ими он контролировал наше нестабильное равновесие, превращая его в стабильное. И не только его. Он контролировал нашу жизнь, желания, мысли, поступки, все. Из-за него умерли двое наших, потом еще двое. И сам Зибель. А теперь умирала Вега. Мне не хотелось в это верить, но я не мог обманывать себя. Папанели не любил экспериментов, в них был риск, а он не выносил риска. Этот ребенок поставил бы его перед новыми проблемами. Он боялся ответственности, и без того его утомляло наше необъяснимое поведение и еще более необъяснимое поведение Хензега. Полностью лишенный фантазии, Папанели напоминал мне примитивные кибернетические машины первого выпуска.

Вега умирала. Оставляла меня одного.

— Мы совсем близко. — Я умолял ее потерпеть. — Еще немного. А наверху тебе станет лучше. Ты увидишь наши звезды на небе. На настоящем небе.

— А может, там и не ночь… Я и сейчас их вижу.

Я снова взял ее на руки и быстро пошел. Времени было в обрез. Я побежал. Картина была столь необычной, что дежурные смущенно шарахались, уступая мне дорогу. Возможно, и они были предупреждены девяносто третьим. Некоторые из них пытались помочь. Я отказывался и бежал дальше.

Еще один шаг. Еще один, еще…

Последний коридор… Силы почти покинули меня. Вероятно, вид у меня был довольно жалкий, один из наших приблизился ко мне сзади и прошептал:

— Все-таки придется тебе помочь, приятель.

Я обернулся. Мое собственное лицо смотрело на меня обеспокоенным взглядом. А микроустройство под одеждой молчало. Он не был из круга наших доверенных лиц, но дружелюбно улыбался. Он склонился над Вегой, но в следующий миг в испуге отпрянул назад.

— Но она… мертва!

— Нет! — прошептал я. — Нет! — крикнул я. — Нет! — страшный вопль готов был вырваться из моего горла, но клонинг опередил меня, зажав рукой рот.

Она была мертва. Мы осторожно положили ее на ковер, по которому рассыпались ее темные, блестящие, живые волосы. Я погладил ее лицо, оно осталось неподвижным, без улыбки. Мы переглянулись.

— Пойдешь со мной? — не глядя на него, медленно, но решительно спросил я.

Не знаю, как бы я поступил, если бы он заколебался, задумался хотя бы на минуту, если бы спросил куда. Но он быстро выпрямился и сказал:

— Пойдем.

Я с облегчением вздохнул.

В последний раз с болью я взглянул на тело Веги, снова погладил ее неподвижное лицо, закрыл ее прекрасные темные глаза. Я навсегда уносил с собой ее образ, как уносил и эти проведенные здесь двадцать лет жизни. Вега открыла для меня любовь, а через нее — сущность мира и людей, я любил ее и навсегда уносил с собой живую и теплую, с улыбкой и слезами, со всем тем, что принадлежало только ей, чтобы отомстить за нее, за нас за всех…