О Вечном… - Николай Рерих

И врагами моими горжусь. Врагами мне посланы те, кого постыдно было бы друзьями считать.

Назвать нашу жизнь бедной нельзя. Жизнь была особенной. Немногие ее знали. Волком, в стае, я никогда не ходил. Пусть буду медведем, лишь бы волком не быть. Поймете?

Делаю земной поклон учителям. Они внесли в жизнь нашу новую опору. Без отрицаний, без ненавистных разрушений они внесли мирное строительство. Они открывали путь будущего. Они облегчали встречи на пути. Встречи со злыми, встречи с глупыми и с безумными…

И природа помогала в этих встречах. В ней забывались люди. В ней копились силы против злобы и против глупости. Невежество и пошлость. Еще страшнее злобы они.

Где оно — облако благодати, чтобы покрыть ожесточение сердца? Какою молитвою молчания можно вернуть тишину? Каким взором можно взглянуть в бездну неба? Все строения разрушаются бездонным творчеством облачным. Не в храм рукотворный, но в пустыню тишайшую отдам молитву мою. Выше облачных сводов не созидалось храмов. Ярче звезд и луны не осветили огни торжеств. Измышления человеческие не испепеляли грознее молнии. Не уносили из жизни мощнее урагана. Где отличить то, что должно погибнуть, и то, что должно породить следствия. В великана Голиафа верили толпы, и что для них был Давид?[231]

Среди безумия толпы, что им чудо? Какими бы словами не говорить людям о чуде, они будут глухи к этим словам. Понятия вражды и ссоры им гораздо ближе. Нужно уничтожить все, что угрожает и вредит мирному строительству, знанию и искусству. Всякая распущенность мысли погибнуть должна. Всякая невежественность погибнуть должна.

Кончится черный век наш.

Что произойдет еще?

Неужели еще раз увижу себя расстроенным? Неужели еще придется уйти в тишину? Кто уж заставит меня сделать это? Как будут выглядеть эти люди? Но тогда, друзья, вы узнаете все немедля, чтобы сердце ваше не ожесточалось напрасно. И тогда расскажу не только тебе, друг, но и другим, которых я еще не узнал.

Расскажу смелым искателям, опьяненным загадками; расскажу чтецам звездных рун, чьи души привлекаются песней. И там, где вы можете знать, вы будете презирать доказательства. Эти смешные нелепые показания свидетелей. Слепых и глухих. Друзья мои, я вас еще не знаю, но вы уже проходите близко. Озаренные пламенем. Друг, ты, может быть, торопишься куда-то по делу?

Или спешишь на обед? Или должен вежливо отвечать на какие-то случайные вопросы? И тебе сейчас далеки мои строки?

Шучу. Знаю, что эти строки тебе близки. И душа твоя не торопится. Идет твердо. Уже не боится влияний…

Больше писать не могу. Человек на сойме кончил свой лов. Торопит с ответом. Если не успею отослать теперь, задержу месяца еще на два. А может быть, и дольше.

Уже нагромождаю второпях. Хочется еще многое сказать. Так ты получишь? Где получишь?

Кончу.

Мы увидимся. Непременно увидимся.

Не только увидимся, но после работы еще поедем с тобою или в… или на берега… в… Туда, где нас ждут, где ждет нас работа. Ведь об этой гармонии жизни уже работают реально и, в братстве, возводят ступени храма.

Звучит благовест. Даже сюда залетают зовы.

Кончу словами белой книги[232]. Помнишь, ее мы любили вместе читать:

"Знай, что то, которым проникнуто все сущее, неразрушимо. Никто не может привести к уничтожению то Единое, незыблемое.

Преходящи лишь формы этого Воплощенного, который вечен, неразрушим и необъятен.

Поэтому сражайся".

Милый, веди свою битву! Мощно веди! Разве мы не увидимся? Знаем, где ждут нас.

Душевно с тобою…………

Кончаю тем, чем начал.

Прости меня, друг, если я напечатал твое письмо.

Знаю, ты простишь мне. О тебе писалось всегда много ложного. Часто твои дела истолковывались неверно. Так же и будет много писаться. Такие же будут толкования. Но ты всегда стремился к ясности. Мечтал о возможности жизни, открытой перед лицом всех людей. Мечтал о ясном труде. Ты вспоминаешь нашу милую белую книгу.

Продолжу из нее:

"Взирай лишь на дело, а не на плоды его. Да не будет побуждением твоим — плоды деятельности.

Отказываясь от привязанности, оставаясь одинаково уравновешенным в успехе и в неудаче, совершай деяния в слиянии с Божественным".

Верю, что ты вернешься. Жду Тебя, друг мой.

Тулола. Сентябрь 1918 г.

Милосердие

Наивное народное действо в семи картинах

Картина первая

Высокое помещение с открытыми пролетами колонн в глубине. На первом плане с двух сторон поднимаются снизу две лестницы. В пролеты колонн видно небо, освещенное пожарами. Яркие клубы дыма и искр. Слышны звуки труб и рожков. Битва. Временами — глухие удары камнеметов и стенобитных орудий. Все время, то удаляясь, то приближаясь, — лающая человеческая толпа: ay, ay, ay! Посередине за столом — старейшины. В пурпурных плащах. По лестницам снизу вбегают вестники, иногда истерзанные и раненые. Общий тон картины похож на "Зарево"[233].

Первый вестник (продолжая весть)…Ими овладело безумие. Наши отступают. Вождь ошибся. Он вступил в переговоры. Он собрал пленных и отпустил их. Они все высмотрели. Все узнали. Сегодня они опять бьются. Им дали новое оружие. Они уверены теперь, что позволено все. Думают, что они знают.

Второй старейшина (шепчет). Опять переговоры! Или трус? Или глупец?

Третий старейшина. Он отпустил заложников…

Второй вестник. Они ворвались в школы! Избивают юношей! Гибнут надежды народа. Их терзают восставшие против знания. Учителям они угрожают.

Третий вестник. Они захватили женщин. Влекут их. Насилуют. Если бы вы видели ужас! Они…

Четвертый вестник. Они пробили стены Палаты. Захватили кованые сундуки. Похитили священные сосуды. Ломают. Похищают золото и камни.

Пятый вестник. Они волокли за ноги раненых. Они разбивают черепа о перила. Они сбрасывают в воду. Топят камнями. Врачей они избивали.

Шестой вестник. Подожжены лучшие здания. Разрывали изображения. Разбивали лучшие статуи. Книги уничтожали. Выпущены из тюрем все убийцы. Преступники стали во главе избивающих. Кто-то платит им золото. Я сам видел, как сыпали монеты.

Седьмой вестник. Кто-то их опьяняет. Они грозят уничтожить знание. Здание Правосудия только что рухнуло. Я видел людей, обремененных добычей. Откуда столько грабителей? Неужели они скрывались здесь, между нами? Худо там, худо…

Первая старуха. Они изнасиловали моих дочерей. Им все можно. Говорят: "Старейшины, истребите злодеев!"

Вторая старуха. Месть грабителям! Они уничтожили целебные составы. Они издевались. Школа моя истреблена. Посмотрите на моих учениц Милосердия! Найдите их, уведенных войсками. Или это все нужно? Вы мудрецы!

Третья старуха. Или вы обессилели, старейшины? Люди вы или нет? Или грабителей вы послали?

Четвертая старуха. Или и вам заплатили золотом? За кровь наших детей!! Где ваше мудрое знание? Вы ослепли?

Пятая старуха. Моего сына тащили обнаженным. По камням тащили. И били! За то, что он был в школе. За то, что учиться хотел. Ваше знание искал. Учителей там задушили арканом.

Шестая старуха. Всех больных волокли по земле. Содрали с них одежды. Бросили их в подвалы укреплений. Неужели вы можете слушать мою весть?

Седьмая старуха. Они в храмах плясали. Священнослужителей убили. Хо-хо! Хо-хо! Там весело. Теперь идут вас задушить. Хо-хо! Там весело. Красно там. У вас тут темно. Хо-хо!

Семь стариков (спеша и перебивая друг друга). Они уничтожили все наши книги… Пропали знаки о новых звездных путях… Изображения камней и толкования в них заключенного разорваны… Линии звуков нарушены… все гибнет…

Первый земледелец. Все было спокойно. Мы кончали пашню. Готовились сеять. Вдруг всадник. Кричит: "Будут искать!" Что искать, мы не знали. Будут обыскивать. А там уже идут убийцы. С оружием пришли. Начали убивать…

Второй земледелец. Моим коням глаза выкололи. Овец заперли в хлев и сожгли. Овцы кричали человечьим голосом. Так громко…

Третий земледелец. Топили в реке зерно. Искали школы, чтобы их уничтожить. Учителя избили до смерти. Бороду вырвали. Дали молиться ему. Ждали. И растерзали потом. Спокойно терзали.

Четвертый земледелец. Где помогающие? С трудом я пробрался. Всего оборвали… Куда надо сообщить? Меня прислали просить помощь. Там уже сожгли, может быть! При мне убили священника. Моего соседа, белого — ему сто лет, — поймали, избивали уже. Не давали проститься с семьею. Глаза выбили. Его сыновьям камни привязали на шею. Бросили… Куда сказать?.. Кто поможет?.. Научите… Я с ними прошел… Я ничего не прибавил… Только правду… Соседи знают… Научите ж, куда сказать… Где помогающие?

Второй старейшина. Видите? Чуете? Поняли? Теперь помогите! Молчащие!