Слепец - Игорь Борисенко

Отвечая на редкие приветственные крики, толстяк проехал внутрь города через тесный дворик у ворот. Сзади ночь наполнилась скрипами и звоном: мост спешно подымали вновь. Четверо всадников поскакали по гулким, узким и пустым улицам. Большой трехэтажный дом за слепленной из разномастных камней стеной в два человеческих роста оказался конечной целью их путешествия. Пумите пришлось снова кричать, чтобы слуги соблаговолили открыть ворота. Так как они не торопились это сделать, из глотки толстяка посыпались самые страшные ругательства, какие только можно представить. Правда, по местной традиции все они были, так сказать, с "рыбным душком". "Рыбий сын", "рыбу тебе в задницу", "чтоб ты чешуей покрылся!" и так далее… В темном доме заметались слабые огни свечей, зазвучали испуганные голоса. Наконец насмерть перепуганный человек в ночной рубахе до пят и трясущейся бородой отворил ворота.

– Господин! Но ты ведь… - пролепетал он. Пумита не стал его слушать, просто проехал во двор и тяжело спрыгнул наземь. Предложив всем отдать лошадей на попечение слуг, он позвал спутников за собой внутрь дома. Металлические нотки в его голосе не сулили прислуге ничего хорошего.

В доме царил переполох. Один из слуг, вооруженный лестницей, торопливо зажигал под потолком большого обеденного зала масляные лампы, однако толи он толком не проснулся, толи руки у него дрожали от страха - работа не спорилась. Огромное помещение было освещено только танцующими в камине языками пламени. В полутьме Слепец с трудом разглядел детали - многочисленные охотничьи трофеи на одной стене, искусные барельефы на тему охоты - на другой. Третью стену занимали высокие, зашторенные на ночь окна, а больше стен не было. Треугольная комната! Необычная архитектура. Пумита тоже застыл посреди зала, словно бы оказался тут в первый раз и хотел все получше рассмотреть. Разведя руки, он радостно зарычал. Кажется, его раздражение внезапно улетучилось? Слугу, принесшего факел, толстяк отправил прочь хорошей затрещиной. Воткнув факел в зажимы на стене возле камина, Пумита подвинул к огню огромное и тяжелое, укутанное мохнатой шкурой кресло и рухнул в него. Раздалось жалобное скрипение старого дерева, которое повторилось, когда толстяк вытягивал вперед ноги. Слепец и его друзья стояли, не зная, что им делать дальше, до тех пор, пока из широких дверей не высыпала толпа кое-как одетых в богатые платья людей. Ни один из них не проявлял радости при виде развалившегося у камина старика. Несколько воинов в кольчугах, вошедших вслед за первой группой, держали в руках факелы и обнаженные мечи.

Слепец быстро разглядел вошедших и мысленно приготовился к худшему, ибо лица их, даже в темноте, говорили о многом. Трое испуганных молодых людей в темных балахонах жались к человеку крепкого сложения, старше их раза в два. Он смотрел на Пумиту из-под нахмуренных кустистых бровей и нервно жевал пышный, с проседью, ус. Чуть в стороне от них стояли, взявшись за руки, кудрявый юноша с кинжалом на поясе и бледная русоволосая девушка лет семнадцати. Пумита, увидев вошедших, всплеснул руками и с кряхтением поднялся на ноги. Он шагнул было им навстречу, но, увидев мрачные лица, остановился, как вкопанный.

– Вароппе! Сынок! - воскликнул толстяк, поочередно обращаясь к усачу и держащему за руку девушку юноше. - Что стряслось? Где Едевей?

Человек, которого Наставник назвал Вароппе, поиграл желваками на скулах и хищно оскалился.

– Ты скоро увидишь Едевея, Пумита. Но я должен сказать, что тебе не стоило возвращаться. Так ты, по крайней мере, умер бы в неведении.

– О чем ты говоришь?? - удивился толстяк. Его возглас прервался скрипом двери: волоча ноги, из нее вышел глубокий старик с длинной и редкой бородой, большой залысиной на лбу и сгорбленными плечами.

– Ты звал меня, хозяин? - безжизненно спросил он, обратив лицо с невидящими, белыми глазами к Вароппе. Воздух наполнил ужасный запах разложения, исходивший от тела старца. Слепец взглянул на него внимательнее - и ужаснулся, увидев ползающих по почерневшей коже жирных трупных червей. Они уже выели старику щеки и ноздри и теперь продвигались вниз, к горлу, прогрызая дорожки в бороде.

– Едевей!! - с отчаянием воскликнул Пумита. - Что они с тобой сделали?

Вароппе расхохотался, но слишком нарочито, не сводя с Наставника взгляда настороженных и испуганных глаз.

– Он выпил зелье Шоновара, и превратился в моего раба! Правда, протянет он недолго, слишком уж старо это тело. Теперь я здесь волшебник, более того, теперь я хозяин города!! Мы все давно устали от твоей тирании, поэтому ни одни живая душа не станет за тебя заступаться. Перемены необратимы! Я хотел провести их как можно лучше, я хотел, чтобы ты ушел из жизни героем! Рыбаки потребовали бы выкуп, но мы отказали бы им. Ты же сам знаешь, как трудно живется сейчас горожанам - непосильной дани они не выдержат. Ты бы умер на глазах всего города, умер мучеником! И никогда не узнал бы, что стал жертвой предательства. Судьба, видно, распорядилась иначе. Придется тебе подыхать тихо и незаметно.

Пумита стоял, сгорбившись, совсем как мертвый Едевей, только фигура у него была гораздо массивнее.

– Для чего же меня спасли? - прошептал он дрожащим голосом, в котором не осталось ни капли того хозяйского рыка, которым он только что гонял слуг. - Для того, чтобы тут же подвергнуть такому душевному истязанию?

Вопрос звучал очень странно - толстяк будто бы обвинял во всем своих спасителей! Слепец переглянулся с товарищами, увидев недоуменный взгляд Фило, и испуганный - Морина. Вароппе тоже обратил свое внимание на скромно стоявших за креслом незнакомцев.

– Спасители нашего несчастного Наставника? Он, верно, обещал вам щедрую награду? Я дам ее вам - быструю смерть от топора палача. Заметьте, я мог бы быть гораздо менее добрым. Посадить вас на кол, четвертовать, сжечь, напоить зельем Шоновара, наконец!

Слепец и Фило, одновременно, схватились за мечи, но Вароппе проворно повернулся к ходячему мертвецу и скомандовал:

– Едевей! Веди их всех в подвал.

Труп обратил на них взор своих мертвых глаз, отчего руки Слепца и Фило задрожали и опустились. Ни один из четырех пленников более не владел собственным телом. Молча, выражая ужас и обреченность одними только взглядами, они прошли мимо Едевея и устремились к лестнице. Несколько десятков крупных ступеней, практически неосвещенных, вели вниз безо всяких поворотов. Ступая ватными ногами, Слепец никак не мог прийти в себя от испытываемого отчаяния. Ему-то казалось, что все самое страшное в жизни он пережил - ан нет, теперешняя ситуация представлялась самой жуткой. Что может быть страшнее, чем предательство собственного тела, к которому ты так привык, без которого не мыслишь жизни? Ни одной здравой мысли не приходило на ум: сознание металось испуганным зайцем, пойманное в клетку превратившейся в оковы плотью.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});