Зеленый фронт (СИ) - Рус Агишев

— Сергей, давай сюда. Тут он, — старшина ногой перевернул тело на спину и прислушался. — Жив, сволочь! Чего глаза вытаращил? — привалившийся головой к стене немец, блестел белками глаз. — Где остальные? Где все? Слышишь, пень с глазами? Спроси-ка ты его, а нет у меня больше мочи глядеть на него…

— Wo die übrigen Soldaten? (пер. с нем. Где остальные солдаты?) — чуть помедлив, спросил второй разведчик. — Wir versprechen dir das Leben. Sage, wo die übrigen Soldaten? (пер. с нем. Мы обещаем тебе жизнь. Скажи, где остальные солдаты?).

Немец поднял на него свои глаза и облизал потрескавшиеся до крови губы. Он выглядел изможденным. Темные, почти черные круги под глазами. Свалявшиеся волосы на голове. Впалые щеки.

— Ich werde alles sagen. Nur gestatten Sie für den Gott, zu trinken! (пер. с нем. Я все скажу. Только ради Бога, дайте попить!) — хриплым голосом прошептал он, глядя на фляжку бойца. — Ich trank schon zwei Tage fast wessen aß (пер. с нем. Я уже почти два дня ничего не пил и не ел).

— Товарищ старшина, немец воды просит. Говорит, два дня ничего не ел и не пил, — с недоумением перевел Сергей. — Да, точно. Два дня не пил воды.

Старшина машинально отстегнул свою фляжку и дал лежащему солдату, который, открыв крышку, начал жадно пить.

— Товарищ старшина, смотрите, — разведчик кивнул головой на видневшиеся внутренности склада. — Здесь же полно еды. Вон консервы, галеты. Здесь вино… Как же так? — они оба не сговариваясь вновь уставились на немца.

Тот с трудом оторвался от фляжки.

— Danke. Sie haben mich gerettet (пер. с нем. Спасибо. Вы меня спасли), — негромко произнес он без всяких хрипов в голосе. — Ich werde Ihnen alles erzählen (пер. с нем. Я вам все расскажу), — он расстегнул ворот кителя, стягивавший его шею. — Sie sind weggegangen. Kurt, Otto, Herr Leutnant Fischer… Alle… Haben Herrn des Majors erschossen und sind weggegangen. Ich sagte ihnen, dass man so nicht machen darf! (пер. с нем. Они все ушли. Курт, Отто, господин лейтенант Фишер… Все… Застрелили господина майора и ушли. Я говорил им, что так делать нельзя!).

— Его товарищи ушли, — негромко переводил Сергей, не спуская глаз с немца. — Все ушли. Даже лейтенант Фишер. Сначала они застрелили майора.

Немец вновь приложился к фляжке и благодарно кивнул старшине, от чего тот скривился.

— Es ist der Gott bestraft uns für unsere Übeltaten! (пер. с нем. Это Бог наказывает нас за наши злодеяния!), — фанатичный огонек зажегся в его глазах. — Wir schufen solches, dass er nicht ertragen hat! Schnitten, vergewaltigten, töteten! Wir wie die wilden Tiere! Nein! Nein! Wir schlechter als Tiere! Jener töten sich ähnlich niemals! (пер. с нем. Мы творили такое, что он не выдержал! Резали, насиловали, убивали! Мы как дикие звери! Нет! Нет! Мы хуже зверей! Те никогда не убивают себе подобных!).

— Нас проклял бог, — продолжал разведчик. — За наши злые дела. Мы совершали убийства, насилие… Was ist los? (пер. с нем. Что случилось?).

Тот что-то продолжал бормотать, время от времени закатывая глаза и сверкая белками. Это продолжалось до тех пор, пока потерявший терпение старшина не пнул немца по раненному колену.

— Bei uns sagen darüber seit langem, dass die Russen irgendwelche neue Waffen verwendet haben… Das Kommando von uns verbirgt. Aber Sie verstehen, der soldatische Rundfunk schweigt nicht. Sagten, was es im Süden schon keine ununterbrochene Front gibt und auf Hundert Kilometer blieb es keines deutschen Soldaten übrig. (пер. с нем. У нас давно говорят о том, что русские применили какое-то новое оружие… Командование от нас все скрывает. Но вы понимаете, солдатское радио не молчит. Говорили, что на юге уже нет сплошного фронта и на сотни километров не осталось ни одного немецкого солдата), — все это время он со страхом смотрел на старшину. — Uns sagten, dass diese Waffen die furchtbare Krankheit herbeirufen. Von ihr werden die Tiere verrückt, und die Menschen verfaulen lebendig buchstäblich. Niemand wusste genau! Es gingen nur ein Gerüchte… Das Kommando schwieg (пер. с нем. Нам говорили, что это оружие вызывает страшную болезнь. От нее животные сходят с ума, а люди буквально гниют заживо. Никто не знал точно! Ходили лишь одни слухи… Командование молчало).

— Товарищ старшина, он говорит, что советские войска применили какое-то новое оружие, — усмехаясь проговорил Сергей. — От него, мол, немцы заразились чем-то очень страшным… Его товарищи говорили, что на южном направлении эта болезнь очистила от немцев несколько сот километров фронта.

— Ich betrüge nicht. Nein! Bei uns sie nennen die russische Lepra oder die Verdammnis Stalins (пер. с нем. Я не обманываю. Нет! У нас ее называют русская проказа или Проклятье Сталина), — с возмущением произнес он, видя что ему не верят. — Sieben Tage rückwärts ist der Soldat der ersten Klasse Gajer krank geworden. Er lebte im dritten Unterstand. Erstens niemand sogar nachdenken konnte nicht, dass es die das Krankheit ist. Über, Gott! Wie es furchtbar war! Im Lazarett dachten, dass es nur das Unwohlsein… Aber auf den zweiten Tag sein Anfang, von irgendwelchem von den weißen Geflechten zu zerreißen. Niemand wusste dass diesen solches! Und später hat angefangen… Noch ein Ist, sowohl zweiten, als auch dritten krank geworden… Der Major hat die Quarantäne erklärt und hat verboten, die Leichen der gestorbenen Soldaten zu verbrennen. Er sagte, dass der Brandgeruch hilft, sich die Krankheiten zu erstrecken (пер. с нем. Семь дней назад заболел рядовой первого класса Гайер. Он жил в третьем блиндаже. Сначала никто даже подумать не мог, что это та самая болезнь. О, боже! как было страшно! В лазарете думали, что это лишь недомогание… Но на второй день его начало рвать каким-то белыми жгутами. Никто не знал что это такое! А потом началось… Заболел еще один, и второй, и третий… Майор объявил карантин и запретил сжигать трупы умерших солдат. Он говорил, что гарь помогает распространяться болезни…).

С каждым новым словом, которое ему успевал перевести Сергей, старшина все более мрачнел. Все начинало приобретать совершенно другой оборот!

— Vier Tage rückwärts blieb es uns nur zwei Zehn der Mensch übrig. Sie verstehen? Aus dem ganzen Bataillon — zwei Zehn der Mensch?! Der Major wollte nicht weggehen. Sagte, dass die Hilfe bald kommen wird, dass der Führer uns nicht abgeben wird, dass die neuen tollen Waffen in die Truppen gleich handeln werden… Gott! Mir scheint schließlich er ist verrückt geworden… Wenn er verzichtet hat, wegzugehen, haben es in seiner eigen землянке einfach erschossen! Die ganze Welt ist verrückt geworden! (пер. с нем. четыре дня назад нас оставалось всего лишь два десятка человек. Вы понимаете? Из всего батальона — два десятка человек?! Майор не хотел отходить. Говорил, что скоро придет помощь, что фюрер нас не оставит, что новое супер оружие вот-вот поступит в войска… Боже! Мне кажется в конце концов он сошел с ума… Когда он отказался отходить, его просто застрелили в его же собственной землянке! Весь мир сошел с ума!), — чувствовалось, что немец вот-вот разрыдается. — Ich wollte mit allen auch gehen. Aber bei mir der Befehl! Ich sollte das Lagerhaus beschützen… Ich konnte einfach nicht! Sie verstehen?! Ich sollte diesen чертовый das Lagerhaus beschützen! Ich blieb… Und später habe ich verstanden, dass alle Lebensmittel und das Wasser verseucht sind… Sie darf es ist nicht! Genau! Sie konnten das alles vergiften. Sowohl das Wasser, als auch die Lebensmittel, und die Luft! Alle! Sie die Mörder! Die Mörder! (пер. с нем. Я тоже хотел идти со всеми. Но у меня приказ! Я должен был охранять склад… Я просто не мог! Вы понимаете?! Я должен был охранять этот чертовый склад! Я остался… А потом я понял, что все продукты и вода заражены… Их нельзя есть! Точно! Все это вы смогли отравить. И воду, и продукты, и воздух! Все! Вы убийцы! Убийцы!), — последние слова он буквально выплюнул в лицо разведчикам.

109

Невысокий, среднего роста человек в ладно подогнанной форме, мягко захлопнул дверь автомобиля и сразу же сел на переднее сидение. Едва он занял свое место, как небольшой кортеж тронулся.

Власик (Власик Николай Сидорович, 1896 г. рождения, с 1931 г. возглавил личную охрану В.И.Сталина) прекрасно понимал, что ехать в Тимирязевскую академию для того чтобы лично передать благодарность сотрудниками учреждения за внесенные в фонд Победы средства, было совершенно необязательно. «Раньше Хозяин так не делал, — размышлял он, продолжая контролировать дорогу. — Несколько строчек в газете всегда хватало… А тут всех на уши на ночь глядя.»

— Коля, — вдруг раздался голос Сталина, в котором отчетливо прослеживались нотки веселья. — Чего нахмурился? Знаю, что не одобряешь поздние поездки. Но надо, Николай, надо. Да, сейчас и не сорок первый…

«Точно! — ойкнуло в груди Власика. — Не просто так едем». На мгновение он пожалел, что не привлек дополнительной охраны.

— Ничего, долго там не будем, а то меня Ситанка (прозвище, данное В.И.Сталиным своей дочери, Светлан) сегодня на даче ждать будет, — продолжил он. — Поблагодарим ученых, да посмотрим, что они нам покажут…

Последняя фразы прозвучала так двусмысленно и многообещающе, что начальник охраны вновь тяжело вздохнул, понимая, что предстоит бессонная ночь.

Автомобиль мягко затормозил перед громадой здания, очертания которого еле угадывались из-за маскирующих его конструкций.

— Все-таки неплохо у нас господа жили, — пробормотал Сталин, выходя из машины. — С размахом…

Мешковатая ткань и фальшивые конструкции не могли скрыть красоту монументально здания — бывший господский дом в стиле барокко Петровско-Разумовского имения, где в настоящее время размещалась сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева (одновременно являвшаяся вузом Норкомзема). Большие арочные окна смотрели на приехавших забитыми досками проемами, словно с трудом победивший в бою великан. На втором этаже угадывалась встроенная колоннада, придававшая зданию изящный, тянущийся в небо, вид.

— … Дорогие товарищи! — чуть позднее в большом зале академии собрался весь оставшийся коллектив — чуть более ста человек. — В эти тяжелые дни весь советский народ, начиная с колхозника-чабана в далеком узбекском селе и заканчивая заслуженным академиком в едином порыве выступили против захватчика. Каждый из вас своим трудом приближает этот радостный для всех нас день — день Победы, — десятки глаз не отрываясь смотрели на невысокого человека за трибуной, который в эти годы олицетворял для них сражающуюся страну. — … Выражаю коллективу академии высшего учебного заведения свою искреннюю благодарность не только за внесенные фонд Победы немалые средства, но и за самоотверженный труд и несгибаемую волю!