Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин

— Великолепно! — воскликнул Сулла, прочитав письмо своего агента, и направил посольство из римских сенаторов во главе с бывшим консулом и экс-цензором Марком Перперной в Александрию с последней волей царя Птолемея Александра Второго и распоряжением на случай его смерти. Посланникам Суллы было также приказано по пути домой заехать в Тир, чтобы забрать оттуда золото.

С того времени до новогоднего дня третьего года правления Суллы никаких известий не поступало.

— Наше путешествие преследовала неудача, — рассказал Марк Перперна. — Корабль потерпел крушение у Крита, нас взяли в плен пираты. Потребовалось два месяца, чтобы найти деньги для выкупа, а потом пришлось плыть до Кирены и, держась ближе к Ливийскому побережью, добираться до Александрии.

— На пиратском судне? — уточнил Сулла.

Он сознавал всю серьезность новости, однако с трудом сдерживал смех. Перперна выглядел таким старым и сморщенным… таким испуганным!

— Как ты проницательно заметил, — да, на пиратском судне.

— И что случилось, когда вы приехали в Александрию?

— Ничего хорошего, Луций Корнелий. Ничего хорошего! — Перперна глубоко вздохнул. — Александрийцы действовали быстро и эффективно. Они точно знали, куда надо послать людей после убийства царя Птолемея Александра.

— Для чего послать, Перперна?

— Послать за двумя побочными сыновьями Птолемея Сотера, Луций Корнелий. Они обратились к царю Тиграну в Сирию с просьбой отдать им обоих молодых людей: старшего, чтобы править Египтом, и младшего, чтобы править Кипром.

— Умно, но не неожиданно, — заметил Сулла. — Продолжай.

— К тому времени как мы достигли Александрии, царь Птолемей Авлет уже сидел на троне вместе со своей женой, дочерью царя Митридата. Ее называют теперь царица Клеопатра Трифена. Его младшего брата, которого александрийцы решили именовать Птолемеем Кипрским, послали на Кипр. Его жена, другая дочь Митридата, поехала с ним.

— И как ее зовут?

— Митридатида Нисса.

— Все это незаконно, — нахмурился Сулла.

— Александрийцы так не думают.

— Продолжай, Перперна, продолжай! Скажи мне худшее.

— Ну, конечно, мы предъявили завещание и сообщили александрийцам, что пришли официально аннексировать Египет, как провинцию империи Рима.

— И что они на это сказали, Перперна?

— Они посмеялись над нами, Луций Корнелий. Их адвокаты принялись разными способами доказывать, что завещание не имеет силы. Потом они показали нам царя и царицу и объявили, что уже нашли законных наследников.

— Но они вовсе не законные!

— Только согласно римскому праву, говорят они. А к Египту оно неприменимо. Согласно египетскому праву, которое выглядит так, словно состоит большей частью из правил, сочиненных экспромтом, лишь бы поддерживать все, что считают нужным александрийцы, их новые царь и царица совершенно законны.

— Так что же ты сделал, Перперна?

— А что я мог сделать, Луций Корнелий? Александрия кишит солдатами! Мы возблагодарили наших римских богов за то, что нам удалось выбраться из Египта живыми и невредимыми.

— Ну и правильно, — сказал Сулла, не желая срывать злобу на недостойном этого объекте. — Но факт остается фактом. Завещание имеет силу. — Он побарабанил пальцами по столу. — Египет принадлежит Риму. К сожалению, в настоящее время Рим немногое может сделать. Мне пришлось послать четырнадцать легионов в Испанию, чтобы справиться с Квинтом Серторием, и я не хочу добавлять расходы казне, развязывая еще одну кампанию на другом конце света. Только не с Тиграном, который тиранит большую часть Сирии и сейчас, когда парфянские наследники вовлечены в гражданскую войну, находится вблизи Египта. Завещание у тебя?

— О да, Луций Корнелий.

— Тогда завтра я сообщу Сенату обо всем, что случилось, и верну завещание весталкам. Пусть лежит у них до того дня, когда Рим сможет позволить себе аннексировать Египет силой — это единственный способ, которым мы можем вступить в права наследства, я думаю.

— Египет сказочно богат.

— Это для меня не новость, Перперна! Птолемеи сидят на величайшем сокровище мира, в одной из богатейших стран Ойкумены. — По выражению лица Суллы было видно, что он закончил беседу, но, как бы между прочим, он добавил: — Полагаю также, это значит, что вы не получили двух тысяч талантов золотом в Тире?

— О, это мы взяли без всякого труда, Луций Корнелий! — воскликнул Перперна, сделав вид, что потрясен сомнениями Суллы. — Банкиры отдали нам золото, как только мы показали завещание. Как ты и приказал, по пути домой.

Сулла расхохотался:

— Молодец, Перперна! Я почти в состоянии простить тебе александрийскую катастрофу! — Он встал, потирая руки от удовольствия. — Очень хорошее пополнение казны. Сенат это оценит так же, я уверен. По крайней мере, Риму не придется платить за посольство, не получив адекватного финансового возмещения.

* * *

Все восточные цари причиняли беспокойство — одно из наказаний, которое вынужден был терпеть Рим, потому что его внутренние разногласия делали невозможным для Суллы оставаться долго на востоке, чтобы сдерживать Митридата и Тиграна. Как только Сулла отплыл домой, Митридат вновь принялся интриговать, чтобы захватить Каппадокию, и Луций Лициний Мурена (в то время губернатор провинций Азия и Сицилия) немедленно отправился воевать с ним, не известив Суллу и не испросив его разрешения. И к тому же в нарушение Дарданского соглашения. Некоторое время Мурена одерживал верх, пока самонадеянность не привела его к целому ряду катастрофических встреч с Митридатом на земле Понта. Сулла был вынужден послать старшего Авла Габиния приказать Мурене вернуться в свои провинции. Сулла намеревался наказать Мурену за своевольное поведение, но это как раз было время его конфронтации с Помпеем, поэтому он вынужден был разрешить Мурене возвратиться и отметить триумф, чтобы поставить Помпея на место.

А тем временем Тигран использовал минувшие шесть лет для того, чтобы расширить территории Армении к югу и западу за счет земель, принадлежавших царю парфян, и быстро распадавшегося царства Сирии. Он увидел свой шанс, когда узнал, что старый Митридат, царь парфян, слишком болен, чтобы осуществить запланированное вторжение в Сирию и чтобы предотвратить захват варварами-массагетами его земель к северу и востоку от самой Парфии. Не в силах он был и помешать одному из своих сыновей, Готарзесу, узурпировать Вавилонию.

Как Тигран когда-то и предсказывал, смерть парфянского царя Митридата спровоцировала войну наследников, осложненную тем, что у старика имелись три официальные царицы: две его сводные сестры по линии Отца и третья — дочь самого Тиграна по имени Автома. Пока сыновья от разных матерей сражались между собой за то, что осталось, от державы отделилась еще одна важная сатрапия — сказочно богатая Элимаида, орошаемая восточными притоками Тигра, реками Хоасп и Паситигрида. Незаиленные гавани к востоку от дельты Тигра-Евфрата были потеряны, равно как и город Сузы, одна из резиденций парфянских царей. Не обращая на это внимания, сыновья старого Митридата продолжали грызню.

Вот что сделал Тигран. Сначала он (в тот год, когда умер Гай Марий) вторгся последовательно в малые царства Софена, Гордиена, Адиабена и Осроэна. Покорив эти четыре небольших государства, Тигран завладел всеми землями по восточному берегу Евфрата — от Томисы до Европа. Большие города Амида, Эдесса и Нисибис теперь тоже принадлежали ему. Он собирал пошлины вдоль всей великой реки. Но вместо того чтобы доверить коммерческие дела своим армянам, Тигран добился покорения скенитских арабов, которые контролировали засушливые районы между Евфратом и Тигром южнее Осроэны и брали мзду с каждого каравана, который проходил по их территории. Хотя скенитские арабы были кочевниками-бедуинами, Тигран переселил их в Одессу и Карры и назначил сборщиками пошлин с Евфрата у городов Самосата и Зевгма. Их царь, называвшийся «абгар», считался теперь клиентом Тиграна, а грекоговорящее население всех городов, которые покорил царь Армении, было вынуждено эмигрировать в те части Армении, где греческий язык оставался доселе неизвестным. Тигран отчаянно хотел сделаться цивилизованным правителем эллинизированного царства — а какой лучший способ эллинизации можно изобрести, как не устроить колонии греков по всей территории страны?