Главное управление - Андрей Алексеевич Молчанов

для пересчета купюр?

– Если Ходоровский обречен, – сказал я, – то в итоге вероятны всякого рода претензии, недоразумения, вообще подъем мути со дна… Ведь что ни говори, а деньги платятся серьезные… А Жбанова я интуитивно опасаюсь. Он весьма непрост. К тому же он корень зла, руководитель тактики противника. Он бывший полковник из ГРУ, мы могли бы заняться его биографией, связями, но сейчас не до того. Его надо устранить. И тогда механизм «Рифа» не просто даст сбой, а перекосится всеми заклинившими шестеренками. А как усугубить этот процесс – я придумал. И тут ваше попечительство будет нелишним фактором в успехе предприятия. Да, еще, у Жбанова в вашем аппарате осведомитель. И вычислить его надо уже сегодня. Иначе…

– Моя проблема, не переживай. Уже представляю себе, кто именно… Что тебе надо еще?

– Ваше благословение, товарищ генерал-полковник. Служивый толковый народ. Техника. Дело ведь общее, святое. Против врага страны выступаем. После того как разберемся со Жбановым, тряхнем «Риф». Вернее, перетряхнем, как просо в сите. Подведя под это скандальную подоплеку. Вы будете в стороне, этим займется руководитель вашего департамента контрразведки, полагаю.

– Расписывай операцию.

– Прежде чем ее расписать, хочу заметить: у меня удостоверение вашего советника. Прошу назначить меня руководящим исполнителем.

– Чего-то ты тут выруливаешь, Шувалов… Или как тебя там?..

– Я привык к этой фамилии. Чего выруливаю? Отвечу честно: Жбанов, будучи техническим директором Совета, использовал меня в наездах на коммерсантов. В серьезных наездах. Я повелся… Ныне мне такой свидетель не нужен. А тут возник прецедент…

– Ох, темна вода в твоем колодце, – с сомнением произнес Олейников. – Но гонорар, конечно, все перевешивает… Аргумент! Только ты представляешь, что будет, если он, аргумент, и он же гонорар, окажется фантазией, манком для меня, простофили?

– А то!

– Ну, вот лист бумаги, черти схемы, объясняй расстановку сил…

На встречу со мной при обмене досье Ходоровского на мзду Жбанов приехал с внушительной охраной из «Рифа», где явно и нагло светились сотрудники из силового подразделения нашей конторы, устроенные на службу в коммерческую организацию с моей подачи – вот смех и грех, как говаривал поп, покуривая травку. Я, не исключавший разного рода пакостей со стороны Жбанова, тоже явился с группой бойцов, нацеленных на принципиальную схватку.

Наличие силовой поддержки у сторон нами, их лидерами, не комментировалось. Жбанов изучил досье, я – содержимое чемодана, и мы, холодно кивнув друг другу, мирно расстались.

Однако последующей ситуацией отныне владел не мой оппонент и одновременно соратник, а исключительно я, ведавший с минуты нашего расставания каждый его вздох и шорох. Да и как ему было меряться со мной силами, когда за моею спиной стояло государство? И я, столько времени проведший в одной из самых суровых силовых контор, даже предположить не мог, насколько мастерски, без осечек, как хирурги с набитой рукой, работают мои опера в связке с подручными Олейникова, приданными мне в наше общее, не отличающееся высокой моралью дело.

Как только Жбанов получил необходимые документы, он поехал в свой загородный дом, где по интернету отстучал условный сигнал о выполненном задании. Никаких телефонных переговоров он не вел, что подтвердила техническая служба, накрывшая своим колпаком место его проживания.

В два часа ночи, когда Жбанов тихо посапывал в уютной спальне, у него под ухом раздался телефонный звонок: звонили из больницы, куда привезли его дочь, якобы попавшую час назад в автомобильную аварию.

Опытный разведчик, конечно же, устроил проверочные маневры, ожидая любой каверзы, но, позвонив на мобильный телефон дочери и услышав ее голос, ее слова о том, что она в жуткой областной больнице, из которой ее надо вытаскивать, – слова, сымитированные нанятым подражателем голосов, – ринулся к ней на выручку в смятенных отцовских чувствах, с пачкой внушительных купюр.

На самом деле дочка Жбанова в это время пребывала в беспробудном блаженном сне, вызванном употреблением специального фармацевтического средства, подмешанного ей в вечерний коктейль одним из случайных ухажеров на столь же случайном совместном ужине в ресторане.

Жбанов между тем летел по ночной трассе, обставленной нашими наблюдателями.

Рассчитано было все: маршрут, активность дорожных милицейских постов, приостановка в необходимый момент движения в попутном направлении и с примыкающих второстепенных дорог, наконец, скорость автомобиля взбудораженного папаши.

На пятикилометровом отрезке трассы, свободном от присутствия какого-либо транспорта, Жбанов разогнался на совесть, под сто пятьдесят километров в час, неуклонно приближаясь к засаде, залегшей за жестяным барьером разделительной полосы.

Зазвонил телефон, на нем высветился номер и имя дочери, он потянулся к трубке, когда до засады оставалось два десятка метров, отвлекся, и тут сработала световая пушка – ослепительное во всех отношениях оружие, продукт новейших военных технологий.

Водитель, напрочь утративший зрение, парализованный внезапной вспышкой, теряет представление о времени и местоположении в пространстве и, как уверяли меня специалисты, «сносится» с трассы в течение считаных секунд.

Их уверения себя оправдали.

Обрыв, с которого, перевернувшись шесть раз, скатилась машина Жбанова, был крут, высок и ни малейших шансов выжить ему не оставлял. Да и толку, если бы он выжил… Удостоверились бы в этом факте в первую очередь те, кому такой факт стоял поперек горла.

Когда ответственный наблюдатель убедился в надлежащем завершении операции, по рации был дан всеобщий «отбой».

Оставалось одно: удалить из анналов телефонных компаний следы всех последних звонков – как поступавших к Жбанову, так и от него исходящих.

Через час я вручил Корнееву ключи от служебного сейфа покойного американского шпиона. Сказал:

– С раннего утра изымешь все документы…

– С шефом что-то не так? – поинтересовался тот обеспокоенно.

– И с шефом, и с его конторой. Тебя – трудоустроим. Вопросы?

– Ох, ни хрена себе…

«Риф» просуществовал еще три дня, покуда в его стены не нагрянули сотрудники контрразведки с тотальным обыском. Предлог для такого визита был нешуточным: в машине Жбанова обнаружился носитель информации с копиями документов оборонно-стратегического характера. О чем заинтересованные лица из его окружения были вскользь извещены. Таким образом мы с Олейниковым умывали руки и отстранялись от своей причастности к постигшему «Риф» краху.

Досье на Ходоровского вернулось на Лубянку.

А далее грянул скандал с его арестом, десятком вмененных ему обвинений и, соответственно, посадкой зарвавшегося олигарха на надежные российские нары. Спасти его не смог никто. Да и кто бы попытался спасти, когда все пасовали… Даже его дружок мэр, чей хребет при всей тучности его лунообразной фигуры и морды оказался куда гибче по отношению к власти, нежели у подтянутого, гимнастического сложения Ходоровского.

Вскоре последовала закономерная отставка Коромыслова, недальновидного покровителя зловредного покойного шпиона – именно так его персона определялась полушепотом в