Народ, да! - Голенпольский Танкред Григорьевич

До товарного оставалось не более ста футов. Нет, им не проскочить!

— Прыгай, Сим! — отдал последний приказ своему кочегару Кейси Джонс. — Спасайся!

Кейси Джонс дал задний ход и включил все тормоза — единственное, что мог сделать в таком случае машинист, но поздно! И почтовый № 638 на всем ходу врезался в хвост товарного, круша и ломая его вагоны, которые разлетались в щепки, словно спичечные коробки.

А Сим Уэбб выпрыгнул и упал прямо на кусты, так что даже не очень ушибся.

Когда тело Кейси Джонса откопали из-под обломков, то увидели, что одна рука его сжимает шнур свистка, а другая — рычаг воздушного тормоза.

— Наверное, он хотел предупредить свистком тех, кто был на товарном, чтобы и они успели выпрыгнуть! — говорил всем Сим Уэбб.

Так оно и было. Никто не погиб, кроме Кейси Джонса, в эту страшную катастрофу.

Все очень жалели Кейси Джонса. Но больше всех убивался его друг негр Уоллес Сондерс. Он был мойщиком паровозов и всегда восхищался Кейси Джонсом.

— Нет человека лучше Кейси Джонса, — говорил Уоллес Сондерс. — Богатырь шести футов и четырех дюймов! И сердцем широкий, как его широкая ирландская грудь.

Никто не видел его в дурном настроении, улыбка никогда не гасла на его лице.

— Я благословляю саму землю, по которой ходил он, — говорил негр Уоллес Сондерс о своем белом друге.

И он сочинил о нем песню. У слушателей перехватывало дыхание, когда он пел ее. Он рассказывал в песне, как погиб машинист Кейси Джонс на своем рабочем посту, сжимая одной рукой шнур свистка, другой — рычаг воздушного тормоза.

А потом в город Джексон, где жил Уоллес, приехал музыкант-композитор. Он услышал его песню и записал ее, но по-своему, сохранив только знаменитое имя — Кейси Джонс. С тех пор по всему свету поют песни о Кейси Джонсе — в Англии и во Франции, в Германии и даже на железных дорогах далекой Африки. И всюду по-разному. Но мы-то вам рассказали самую правдивую историю про Кейси Джонса, верьте нам.

Секрет молчания президента Кулиджа

Пересказ Т. Карелиной

Каких только анекдотов не рассказывают про президента Кальвина Кулиджа! Особенно любят повторять его как будто остроумные ответы. Хотя человеком он был мрачным и никогда не острил, даже не шутил.

Кальвина Кулиджа спросили однажды: — Каково быть президентом Соединенных Штатов?

Кулидж обдумывал ответ секунд пятнадцать, не меньше, и, наконец, произнес:

— Приходится быть трижды осмотрительным.

И в этом была вся философия его жизни.

Однажды он сидел на званом обеде. За все два часа он ни разу не улыбнулся и не проронил ни слова. Шутки, обращенные в его адрес, только раздражали его, и по дороге назад в Белый дом он заметил, что все это зубоскальство недорого стоит. Скучнее, чем завтраки в Белом доме у президента Кулиджа, ничего нельзя себе представить! Каждый старался найти уважительный предлог, чтобы избежать туда приглашения. И однажды отказались прийти на президентский завтрак сразу восемь сенаторов. К тому же, как выяснилось, за все время пребывания на президентском посту Кальвина Кулиджа провиант для его кухни в Белом доме покупали на Собачьем рынке или в самых дешевых лавчонках.

Что поделаешь, президент Кулидж был скуповат!

Трудно сказать, что руководило его поступками в некоторых случаях: жадность или желание казаться оригинальным. К примеру, он никому не разрешал садиться в свой автомобиль, когда ехал на совещание в конгресс. То ли он набивал себе этим цену? Но вряд ли! А может, он считал, что у шоферов Белого дома слишком мало работы? Вполне на него похоже.

Но скорей всего он рассуждал так: раз президенту полагается то-то и то-то, он свое возьмет, пока срок не вышел.

Он очень любил проявлять в мелочах свою власть. Иначе разве он сказал бы Айку Гуверу про портрет президента Джона Адамса, сто лет висевший в Красном зале, который он видел каждый божий день:

— Надоела мне эта лысая голова. Нельзя ли пририсовать ей шевелюру?

Каково, а?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Айк рассказывал, что в летней резиденции Кулиджа, которая находилась в Черных горах штата Южная Дакота, местным жителям пришлось отловить полторы тысячи форели и запустить ее в ближайший водоем в особых сетях, чтобы в любую минуту ее можно было поймать.

Президент Кулидж очень любил рыбную ловлю, однако ходил к реке всегда в белых перчатках. А ловили для него червей, насаживали их на крючок и снимали с крючка попавшуюся форель специальные агенты секретной службы.

Однажды какой-то незнакомец поймал форель как раз в водах президента Кула. Так что ж вы думаете, Кул тут же послал своего человека отобрать эту форель.

— Это моя форель, — сказал он.

Кулиджу очень нравилось, что его прозвали Кул Молчаливый. Остается только выяснить, почему он предпочитал не высказываться публично по важным вопросам: то ли у него не было на этот счет своего мнения, то ли он робел его высказывать?

О его лаконичном стиле слагались даже легенды. Его называли колючим новоанглийским стилем, которым отличался юмор всех янки, хотя на самом деле что-что, а острый ум янки был ему свойствен меньше всего. Шутки его бывали тяжеловаты и угрюмы.

Однажды ему привелось выступить в Питсфилде на предвыборной кампании в конгресс. Он говорил долго и убежденно. После его выступления к нему подошла одна почтенная дама и сказала с трепетом в голосе:

— Я проделала пятьдесят миль, чтобы услышать вас, мистер Кулидж. И не присела ни на минуту, пока вы говорили.

— Я тоже, — заметил Кулидж.

Муж его дочери, полковник Линдберг, уговаривал Кулиджа летать на самолете, а не тащиться поездом.

— Это самый современный и безопасный способ передвижения, — убеждал он. — На двести тысяч пассажиров всего один несчастный случай.

— Маленькое утешение для несчастного, — заметил президент.

В воскресное утро вся семья президента отправлялась в церковь.

— Когда начало службы? — спросил кто-то из его гостей.

— В одиннадцать, — ответил президент.

— А когда же мы выйдем?

— Без семи минут одиннадцать, считая от верхней ступеньки лестницы.

Одна высокопоставленная вашингтонская дама сидела на светском приеме рядом с президентом. Он, как всегда, хранил молчание. Дама не выдержала и сказала:

— Господин президент, разве можно все время молчать? А я-то заключила пари, что вытяну из вас более двух слов.

— Вы проиграли, — заметил президент.

Миссис Кулидж рассказывала, что, когда они вернулись из свадебного путешествия, Кальвин Кулидж преподнес ей старую коричневую сумку, в которой было пятьдесят две пары мужских носков и на каждом дыра.

— Кальвин Кулидж! — возмутилась она. — Вы что, женились на мне, чтобы я штопала вам носки?

— Нет, — ответил он. — Но это было бы очень кстати.

Но особенно американцы любят рассказывать про скупость президента.

По субботам у президента Кулиджа в Белом доме готовили жареные бобы и ржаной хлеб. А на воскресенье — ветчину.

Спустя много лет Кулидж как-то признался жене:

— Ох, и надоела мне эта история с ветчиной в Белом доме! Каждое воскресенье подают тебе огромный окорок. Вы, мадам, отрезаете себе ломоть. Я — ломтик. Потом дворецкий его уносит. А куда, спрашивается, девается остальное? Так я до сих пор и не знаю.

Кстати, о ветчине. Однажды в Белом доме готовились к торжественному приему. Президент пошел на кухню, чтобы самому все проверить.

— Не понимаю, к чему нам шесть окороков? — заметил он повару.

— Но ведь ожидается шестьдесят гостей, господин президент, — ответил повар. — К тому же эти виргинские окорока совсем невелики. Одного окорока на десять человек хватит только-только.

— Все точно сговорились, чтобы я объелся ветчиной, — пробормотал недовольный президент.

Чтобы уж покончить с воспоминаниями о президенте Кулидже, приведем последний пример, рисующий стиль его деятельности.

На очередной пресс-конференции в Белом доме корреспонденты разных газет тщетно пытались вызвать на разговор Кальвина Кулиджа и забрасывали его вопросами.