Старость аксолотля - Яцек Дукай

лифта по краям, высокие тени выплеснулись на убегающие вверх стены. Фон Мильце заглушил двигатель, вышел, потянулся, плюхнулся на пол у задней шины, вынул сигарету, закурил. Я присел рядом. Мы сняли очки ночного видения. Юрген возился с радио, потерявшим волну. Фон Мильце угостил меня «Гарваром». Здесь тоже воняло, но уже не так, как на поверхности. Я высказался об этом запахе, говорил сквозь ладонь, приложенную вместе с сигаретой к губам, тихо и невнятно; фон Мильце понимающе кивал головой. Это одна сплошная куча навоза, сказал он. Биологический ускоритель. Вы видели снимки Адских Огней? – риторически спросил он. Я видел, видел. Самовоспламеняющиеся метановые гейзеры – испарения джунглей, всплывающие на поверхность биогрязи огромными пузырями, – освещают вечную ночь планеты длинными стягами бурого пламени. Как газовые факелы на океанских платформах. Океан джунглей Мрака местами смолисто-черный, его флора не может позволить себе в фотосинтезе потерять хотя бы квант энергии. Мы сидим здесь уже второе десятилетие, бормотал фон Мильце, и до сих пор открываем всё новые виды, и какие! – возьмите хотя бы стратопауков, перелетающих от вулкана к вулкану; а в лесах еще хуже. В лесах всегда хуже, там желтые глаза в горячей темноте. Уже мало осталось У-меншей в Склепе. На «Геринге» их тоже прилетело всего около сотни; а на сколько их хватит, на пять лет? Просто слезы. Может быть, нам стоит открыть здесь собственную ферму. В конце концов, гидропоника на низших уровнях Клина производит все больше земного белка. Но самок мало. Впрочем, Фульке – вы его знаете, это тот дылда из СА, – Фульке не даст согласия, его подпись священна, он довел искусство толкования официальных распоряжений до уровня настоящего искусства. Понимаешь, он должен следовать указаниям, которые получит только спустя годы, он предвидит на десять шагов вперед, политический ясновидец; и какую бы ересь он публично ни произнес, кивни ему и не спрашивай, он Хранитель слова, он несет Пламя.

Лифт остановился, ворота раздвинулись. Лысый усач в костюме механика кинул на нас взгляд через плечо, справляя малую нужду в разбитое ведро, звук напоминал резку листового металла. Потолочные галогены зала загорались и гасли в случайных комбинациях. Юрген задрал голову. – Глюки Зигфрида, – пояснил фон Мильце. Зигфрид – главная административная цифферрехненмашина Клина, модель, отставшая на два поколения, но новая машина почему-то до сих пор не смонтирована, хотя детали упали с «Геринга» почти неделю назад. Двое присланных вместе с ними специалистов успели лишь разобрать до основания программное обеспечение Зигфрида. Проблема заключалась в том, что простой в работе электрогехирна[202] был абсолютно недопустим, переход следовало осуществить как можно более плавно. Между тем оказалось, что за все годы полной изоляции Зигфрид эволюционировал здесь в своих квазисетевых структурах в некую странную, ни с чем не совместимую форму. – Псих, чокнутый, – пробормотал фон Мильце, направляясь к двери, над которой горела красная лампочка. Шлюз. Я ожидал перемены в воздухе, но если она и произошла, то к худшему: к зловонию добавилась духота. Яркое освещение вдавливало тени за края пластиковых панелей, которыми были облицованы стены коридора. Фон Мильце остановился и принялся объяснять Юргену, как ему попасть в свою комнату, поскольку не мог лично проводить его туда; фон Мильце было приказано доставить меня прямо к двери Мунди. Мунди ждет. Юргену было знакомо размещение комнат на Клине по трехмерным картам, доступным нам на «Геринге», каждого обучали архитектуре базы и географии планеты, чтобы постоянно не теряться на Мраке в первые дни после прибытия – но одно дело симуляция, а другое – бетонный лабиринт вокруг: Юрген заглядывал в коридоры, пялился на пиктограммы этажа и сектора, качал головой… Мы так его и оставили, с листком бумаги и набросанными на нем подсказками в одной руке и карманным электронным нотицбухом[203] в другой.

– Он сказал «немедленно», и это значит «немедленно», – ворчал фон Мильце, таща меня по бесконечным коридорам, лифтам и лестницам. Людей, что мы встретили, оказалось значительно меньше, чем я ожидал, я представлял себе толчею и толпы, заполонившие Клин, очень глупо – в общей сложности нам попалось по дороге человек двадцать или чуть больше. Все они окинули меня оценивающим взглядом, безошибочно узнав нового посланца с «Геринга».

Наконец дверь. Криво прилепленная табличка: Вандельштернфюрер[204] Октавио Мунди. Какое звание!.. Фон Мильце постучал, просунул голову внутрь, буркнул что-то себе в подбородок, толкнул меня через порог, махнул рукой, подмигнул, меланхолично улыбнулся – и проделав все это, захлопнул дверь.

Это были, вероятно, частные комнаты вандельштернфюрера, его квартира на Клине, довольно просторная, во всяком случае, скальную породу здесь пришлось изрядно пробурить. Площадь гостиной составляла не менее сотни квадратных метров, она была разделена на три яруса, на самом верхнем стоял рояль, на клавишах которого сидел черный кот. Кот окинул меня холодным взглядом и продолжил облизывать лапки. На одном из диванов лежали выпачканные в чем-то брюки, а на столике среднего яруса, между пепельницами, переполненными окурками, белели дамские трусики. В воздухе, с запахом которого и так тщетно боролся кондиционер, висело еще амбре табака и сивушного алкоголя. Даже портрет Гитлера на стене напротив входа висел наперекосяк.

Слева от меня доносился шум воды. Я напряг слух. Кажется, кто-то пел в душе. Мне даже удалось узнать по концовкам слов, которые воплями выкрикивал мужской голос, шлягер десятилетней давности; я уже собирался двинуться к источнику лирических экскламаций, но певец опередил меня – закрутил воду и замолк. Тотчас же он сам появился в гостиной, застав меня смущенным и растерянным посреди комнаты, над алтарем несвежего белья.

Он проследовал мимо, шлепая мокрыми ногами и почесывая волосатую задницу. С черной шевелюры стекала вода. Он выругался себе под нос, а заметив меня, поднял брови.

– А-а, с «Геринга», – пробормотал он. – Кто?

– Капитан Эрде, – представился я.

– А-а, точно.

Он прошел мимо меня, ковыряя пальцем в ухе, и исчез за дверью, противоположной той, что вела в ванную. За короткое время его отсутствия я наконец решился и сел в ближайшее кресло. На мне был стандартный гидрокостюм от АстроКорпс, и я понимал, что на контрасте с голым Октавио Мунди произвожу неприятное служебное впечатление, особенно на фоне раскинувшегося вокруг поля сражения. Но закинуть ногу на ногу всё же не осмелился. Скачок оказался слишком резким: еще час назад – «Геринг»; теперь – военный бордель. О Мраке ходили разные слухи, но ни один из них не соответствовал действительности. Боже мой, а мы на корабле всерьез обсуждали проблему, как отдавать честь в вакуумных шлемах!.. «Ослабление дисциплины», ну да,