Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отовсюду сбегались подмастерья с охапками дров.
– Вот это дело! – воскликнул Бенвенуто. – Ну как? Будете меня слушаться?
– Будем, будем! – раздались со всех сторон голоса. – Приказывайте, будем повиноваться вам до последнего вздоха!
– Тогда кидайте сначала в печь дубовые доски. Дуб хорошо горит, он живо приведет в порядок нашего Юпитера!
Тотчас же в топку полетели дубовые доски и чурки, так что Бенвенуто был вынужден под конец остановить подмастерьев.
– Довольно! – крикнул он.
Ваятель заразил своей энергией всех окружающих: они понимали его приказания с полуслова и выполняли их мгновенно. Один только Паголо время от времени цедил сквозь зубы:
– Вы хотите невозможного, учитель, это значит испытывать бога.
Челлини отвечал ему лишь взглядом, говорившим: «Не беспокойся, голубчик, у нас с тобой разговор еще впереди».
И вот, несмотря на мрачные пророчества Паголо, металл снова начал плавиться. Чтобы ускорить этот процесс, Бенвенуто время от времени бросал в печь кусочки свинца и длинным железным шестом перемешивал расплавленную бронзу до тех пор, пока, выражаясь его собственными словами, «металлический труп» не стал оживать. А вместе с ним ожил и сам художник: он повеселел и не ощущал больше ни лихорадки, ни слабости.
Наконец металл закипел и поднялся. Тогда Бенвенуто открыл отверстие формы и велел вышибить втулки плавильной печи, что и было немедленно сделано. Но, по-видимому, этой нечеловеческой работе суждено было до конца походить на битву титанов. В самом деле, когда втулки были вынуты, Челлини заметил, что металл не только течет слишком медленно, но что его, пожалуй, не хватит. И тут ваятеля осенила блестящая мысль, одна из тех, что приходят одним гениям.
– Пусть часть людей остается здесь, все остальные за мной! – скомандовал он.
И в сопровождении пяти подмастерьев он побежал в Нельский замок. Несколько минут спустя все вышли оттуда, нагруженные серебряной и оловянной посудой, слитками этих металлов, незаконченными рукомойниками, кувшинами, кружками. По знаку Бенвенуто подмастерья бросили свою драгоценную ношу в печь, которая мгновенно пожрала все: бронзу, свинец, серебро, металлические болванки, тончайшие чеканные изделия и при этом с таким же равнодушием, с каким она пожрала бы и самого ваятеля, вздумай он броситься в огонь.
С помощью этих металлов бронза скоро стала жидкой и, словно раскаявшись в своем упорном нежелании плавиться, стремительно потекла в форму. Наступил момент напряженного ожидания, сменившегося щемящим душу страхом, когда Бенвенуто заметил, что вся бронза вытекла, а уровень расплавленного металла все еще не доходит до отверстия формы. Он опустил в сплав длинный шест и с трепетом убедился, что голова Юпитера заполнена.
Тогда великий мастер упал на колени и возблагодарил всевышнего. Юпитер, который должен спасти Асканио и Коломбу, закончен и, даст бог, получился удачно. Однако Бенвенуто мог убедиться в этом только на следующий день.
Легко понять, что ночь прошла для него тревожно. Несмотря на усталость, он едва забылся сном, но и сон не принес ему облегчения. Стоило художнику закрыть глаза, как действительный мир сменялся миром фантазии. Он видел своего Юпитера, повелителя богов, красу и гордость Олимпа, таким же кривобоким, как Вулкан,[126] и никак не мог понять, почему это случилось: виновата ли во всем форма или неправилен был самый процесс литья? Его ли это ошибка или насмешка судьбы? Грудь его теснилась, в висках бешено стучало, и он то и дело просыпался в холодном поту, с сильно бьющимся сердцем. Сперва он не мог понять, явь это или сон. Потом вспомнил, что его Юпитер все еще покоится в форме, как неродившееся дитя в чреве матери. Он перебирал в уме все принятые накануне предосторожности и призывал бога в свидетели, что старался не только создать шедевр, но и совершить доброе дело.
Наконец, немного успокоенный, он засыпал, сломленный усталостью, но лишь затем, чтобы увидеть сон еще мучительнее, еще кошмарнее прежнего.
Как только рассвело, Бенвенуто вскочил с постели, оделся и минуту спустя был уже в мастерской.
Бронза, очевидно, еще недостаточно остыла, и не стоило ее обнажать, но художнику не терпелось убедиться, удалась статуя или нет, и, не будучи в силах удержаться, он принялся освобождать от формы голову Юпитера. Дотронувшись до нее, он смертельно побледнел.
– Фи полен, сутарь? – раздался рядом голос, по которому нетрудно было узнать Германа. – Фам лутше лешать ф постель.
– Ты ошибаешься, друг мой, – отвечал Бенвенуто, удивленный, что видит его на ногах так рано. – Наоборот, это в постели я умирал. А ты-то зачем поднялся в такую рань?
– Я хотил погулять, сутарь. Я ошень люплю погулять, – пролепетал Герман, покраснев до корней волос. – Хотите, сутарь, я фам помогать?
– Нет-нет! – вскричал Бенвенуто. – Никто не прикоснется к форме, кроме меня! Погоди, погоди!
И он принялся осторожно снимать куски формы с головы статуи. Хоть и случайно, но художнику все же хватило металла. Не приди ему в голову удачная мысль бросить в печь все свое серебро – кувшины, блюда, кружки, – Юпитер получился бы без головы.
Но, к счастью, голова вышла на славу.
Вид ее приободрил Челлини. Он принялся очищать всю статую, снимая с нее форму, как скорлупу с ореха. И вскоре освобожденный из плена Юпитер явился во всем своем величии, как и подобает олимпийскому богу. На бронзовом теле статуи не оказалось ни малейшего изъяна, и, когда упал последний кусок обожженной глины, у подмастерьев, незаметно столпившихся вокруг учителя, вырвался крик восторга. Бенвенуто же был так поглощен мыслями о своем успехе, что до сих пор не замечал их присутствия.
Но, услышав этот крик, художник почувствовал себя богом. Он поднял голову и с гордой улыбкой произнес:
– Посмотрим, решится ли французский король отказать в милости человеку, создавшему такую статую!
И тотчас же, словно раскаявшись в своем тщеславии, которое, кстати сказать, было ему свойственно, Бенвенуто упал на колени и, сложив руки, громко прочитал благодарственную молитву.
Едва он кончил молиться, в комнату вбежала Скоццоне и сообщила, что его желает видеть госпожа Обри; у нее для художника письмо, которое муж поручил передать в собственные руки Бенвенуто.
Челлини дважды заставил Скоццоне повторить имя посетительницы, ибо никак не предполагал, чтобы у Жака Обри была законная супруга.
Тем не менее он тут же вышел к ожидавшей его женщине, предоставив подмастерьям гордиться и восхищаться талантом своего учителя.
Но, приглядевшись повнимательней, Паголо заметил на пятке статуи небольшой изъян; вероятно, что-нибудь помешало металлу проникнуть до конца формы.
- Роман о Виолетте - Александр Дюма - Исторические приключения
- Цезарь - Александр Дюма - Исторические приключения
- Чаша. Последний обряд - Вадим Черников - Исторические приключения
- Синие московские метели 2 - Вячеслав Юшкин - Альтернативная история / Исторические приключения / Попаданцы / Периодические издания
- Охота на левиафана. Пропавшая сестра. Мальчики на севере.Водой по лесу. - Майн Рид - Исторические приключения / Природа и животные
- Жозеф Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма - Исторические приключения
- Ларец Самозванца - Денис Субботин - Исторические приключения
- Не ходите, дети... - Сергей Удалин - Исторические приключения
- Прутский поход [СИ] - Герман Иванович Романов - Исторические приключения / Попаданцы / Периодические издания
- Паскуале Бруно - Александр Дюма - Исторические приключения