Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

Элан зашел в свою комнату, зарядил ракетницу, сунул в карман порядочный запас патронов, накинул куртку и двинулся догонять туристов. По пути посчитал следы: прошли восемь человек. Значит, последняя пара не явилась; странно.

На дороге следы повернули налево, к дальнему от главного въезда концу кемпинга. Четко выделялись глубокие ямки от каблуков Лены Желанной. Надо думать, писательке было неудобно ковылять. Затем ямки внезапно пропали, как будто Лена взлетела. Элан приостановился в удивлении. Машина ее подобрала, что ли? Ах нет; конечно же, нет. Вот мужские следы, которые стали заметно глубже – но это не здоровенная лапища Майка. Неужто писательку взялся тащить на руках заморыш-литагент?

Элан покинул кемпинг и зашагал по дороге через лес. Разлапистые ели замерли, отяжелев под навалившимся снегом. Дымка на небе сгустилась в плотный слой облаков, все кругом помрачнело. Он прибавил шагу. Далеко забрались; куда-то Майк их завел?

Потянуло дымком, и спустя полсотни метров он разглядел за деревьями своих туристов. Элан отыскал дорожку следов в снегу, глянул вперед – и сердце чуть не разорвалось. С десяток шагов он пробежал, потом наткнулся на ствол и остановился, ухватившись за него, привалившись всем телом, переводя дух. Видал он виды, но такое…

На просторной поляне горел костер, вокруг на кучах лапника сидели люди. А рядом, на утоптанном снегу, танцевала объятая пламенем женщина. Она кружилась, извиваясь всем телом, и огонь пылал в ее русалочьих волосах, змейками пробегал по воздетым к небу рукам, обнимал стройные ноги в алых туфлях. Свинцовые облака опускались все ниже, в лесу стало темно, и только костер пылал ярче и ярче, да бросала на снег рыжие отблески горящая колдунья Тамара.

Внезапно зазвучал ее голос – сперва низкий, негромкий, он нарастал, поднимался, и наконец превратился в мощный гул, затопивший поляну. Этот гул вибрировал и отдавался дрожью в груди, от него сбилось дыхание, запнулось и неровно застучало сердце. Завороженный, Элан не мог оторвать взгляд от живого факела, а Тамара кружилась все быстрей, пылающие волосы конусом света летели по воздуху, и шаманское пение будило в душе первобытный страх и желание пасть ниц перед неведомой высшей силой, вселившейся в неподвластное огню женское тело.

Элан прижался щекой к оледеневшей коре дерева. Холодок потек по лицу, остудил голову, отрезвил. Потрясающе, бесподобно, однако – обман. Интересно узнать, как ей удается иллюзия огня. Химреактив, дающий холодное безопасное пламя? Как не жалко посыпать волосы всякой дрянью?

Тамара вдруг замерла, протягивая руки к мрачному небу, могучий голос оборвался, зато пламя на ней вспыхнуло ярче, взметнулось длинными языками. Колдунья повернулась к прижавшимся друг к дружке версанам. Они одинаковым движением приподняли головы и подались вперед. Оглушительно грянул колокольный голос Тамары:

– Майк Эри, ты загубил молодую жизнь!

Майк вскочил, лицо ему осветило обнимавшее Тамару пламя.

– Ты лжешь, женщина!

– А подруга твоя загубила любовь!

Отгремел ее голос, пламя погасло, и на поляне стало темно. Только настоящий, не колдовской костер продолжал мирно потрескивать, выбрасывая веселые искры. Тамара тряхнула головой, откинула за спину русалочьи волосы, поправила воротник шубки.

– Ты лжешь, – повторил версан.

Она отошла к куче лапника, где было свободное место. Уселась, протянула ноги в алых туфлях к огню и наконец удостоила ответом:

– Ты сам знаешь, что нет.

Мишель потерла лицо, обхватила себя за плечи. Элан вдруг понял, что сейчас она снова решит покинуть группу – и уже ничто не заставит ее лететь на Изабеллу. Да и Майк не станет уговаривать. Тигреро вышел на поляну, прямиком направился к колдунье.

Этика Светлого озера запрещает проводнику ввязываться в дела городских. У них свои развлечения и забавы, до которых ему нет дела. Он должен вмешаться, только если грозит пойти в ход оружие – однако оружие Тамары будет пострашней охотничьего ружья.

Элан ногой подтолкнул в костер откатившуюся головню и отчетливо проговорил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– У нас на Светлом бешеных собак стреляют, не дожидаясь, пока они перекусают других. Ты поняла меня, женщина? – Он уставился на Тамару в упор и не отводил взгляд, пока она не потупилась. – Вы застудите ноги, – добавил он, скидывая куртку. Сел перед колдуньей на корточки, снял с нее туфли и закутал холодные ноги в куртку, сжал их и поглядел Тамаре в лицо. – Не надо употреблять свой дар во зло, – промолвил он тихо, для нее одной. – Они не заслужили того, что вы наговорили.

Колдунья нагнулась, обдала запахом душистых волос с примесью чего-то горелого.

– Майк не верил, и я хотела доказать, – призналась она полушепотом.

– Вы сделали очень больно. К тому же на самом деле сказали неправду.

У Тамары огорченно изогнулись брови.

– Ну, если так… я извинюсь.

Тигреро поднялся. Извинится она, подумать только!

Мишель сидела, понурившись; Майк обнимал ее за плечи. Элан хотел было пристроиться к ним на край подстеленного лапника, но наткнулся взглядом на Лену Желанную. Золотились тяжелые косы, на непокрытую голову опускались снежинки. Не застегнутая шуба разошлась на груди, и виднелась длинная полоска голой кожи.

– А меня кто согреет? Я тоже мерзну, – писателька улыбнулась.

У нее была живая плутоватая улыбка, размытые глаза в свете костра казались темно-синими – однако Элан вздрогнул от совершенно реального ощущения проползшей по животу змеи. Он застегнул Лене шубу и поднял воротник.

– Берегите уши, девушка. – После чего уселся у ног мадам Крокодав.

Урсула положила руки ему на плечи и с нежностью сомкнула пальцы под подбородком.

– Ты еще не забыл, какие песни поются на Светлом озере?

– Сперва объясни, что ты с собой таскаешь, – вмешался ее муж, заинтересованный кобурой у Элана на поясе.

– Купил игрушку.

Он извлек ракетницу; рукоять удобно легла в ладонь. Тигреро выпустил в небо одну за другой шесть ракет – белые, зеленые, красные. Они взлетели к свинцовым облакам праздничным соцветием, зависли, затем начали снижаться и одна за другой погасли.

– А мне? – потребовала писателька.

Элан перезарядил ракетницу. Вообще-то патроны не ахти: маленькие, воспламеняются мгновенно и летят недалеко; однако в условиях похода наиболее безопасная штука. Он протянул ракетницу Лене. Началось веселье – как он и предвидел, игрушка пошла по рукам. Крик, смех, свалка, ракеты летят в небо и в стороны; и когда одна с шипением запрыгала в костре, тигреро отобрал ракетницу у колдуньи, сунул в кобуру.

– Довольно.

Мадам Крокодав вернулась к своей мысли:

– Так что ж песни Светлого озера? Ты нам споешь? Это невероятно, – пояснила она присутствующим. – Вы в жизни не слыхали ничего подобного.

Элан поглядел на Мишель – она сидела, опустив голову на руку, не шевелясь, – и отказался:

– Не спою. Эти песни слишком печальны.

Тамара с Леной принялись уламывать; их поддержал художник Борис. Глядя, как они наседают, Крокодав улыбался своей тихой смущенной улыбкой, а набравшийся живости литагент громко советовал Элану послать всех к черту и не сдаваться, если он сегодня не в голосе. Под этот шум версаны поднялись и ускользнули в сумрак леса, на который сыпался редкий снег.

Обожгла ревность. Майку все позволено – а он, Элан, даже не подойди.

– Вот видите, она ушла, – обрадовалась колдунья. – Можете смело петь.

И впрямь ведьма! Острый глаз и дьявольская проницательность, которой она пользуется без зазрения совести. Черт бы ее побрал, эту Тамару. Ну, ладно же. Просили песен Светлого озера – будут вам песни.

Он устроился поудобней на лапнике, привалился спиной к теплому боку мадам Крокодав. Урсула одной рукой обняла его за пояс, другой стряхнула с плеч нападавший снег. Элан перехватил ревнивый взгляд Лены. Вот так оно и бывает – кто тебе по душе, тот не глядит, а кто не нужен, тот изводится. Он посмотрел в костер, глубоко вздохнул.

– «Охота на айтраву». – И запел.