Крестики и нолики - Мэлори Блэкмен

глаз с моего лица.

– Но это… – начал было Джек.

Камаль повернулся к нему и одним взглядом отмел все возражения. Джек двинулся прочь по коридору. Я подумал, что сейчас удобный момент вырубить Камаля и убежать по коридору. Но далеко ли я убегу? Тогда я подумал, что сейчас удобный момент просто вырубить Камаля – так, за все хорошее. Соблазн был, безусловно, велик.

– Уверен, ты догадываешься, зачем я здесь, – сказал Камаль.

Вообще-то нет, поэтому я промолчал.

– Я здесь, чтобы предложить тебе сделку, – продолжил Камаль.

– Какую сделку?

– Если ты сделаешь, как я скажу, я добьюсь, чтобы тебя не повесили. Тебя приговорят к пожизненному заключению, и я добьюсь, чтобы ты пробыл в тюрьме лет восемь-десять, не больше. Выйдешь еще молодым, вся жизнь будет впереди.

Камаль говорил, а я изучал его. Ему было тошно тут находиться, ему было унизительно просить меня о чем бы то ни было – и ему было трудно скрыть, как ему все это отвратительно. От этого я улыбнулся про себя. У меня есть что-то такое, что ему очень, очень нужно. Только вот что?

– Что же я должен сделать ради всех этих… щедрот?

– Я хочу, чтобы ты публично заявил, что похитил и… и изнасиловал мою дочь. Хочу, чтобы ты признался во всем, в чем тебя обвиняют. Перестань все отрицать.

– Зачем?

Сначала я думал, что Камаль не ответит. Я ждал. Я-то могу ждать хоть до конца света. Мне некуда спешить.

– Пока ты не признаешься, моя дочь не получит возможности оставить все позади и вернуться к нормальной жизни, – сказал он наконец. – Она считает, что в долгу перед тобой, потому что ты спас ей жизнь в лесу. Если бы она была уверена, что ты не умрешь, она бы с радостью избавилась от ребенка. От ребенка, которого она не хотела. И сейчас не хочет.

Каждое его слово было прекрасно отрепетировано и тщательно взвешено, чтобы ранить как можно сильнее. И у него получилось. Я то ли сел, то ли рухнул на койку и уставился на него снизу вверх. Ощущение такое, будто мои кишки кто-то режет мелко-мелко, и Камаль это знал.

– Она сама вам так сказала, да?

– Разумеется.

Я ему не поверил. Почти совсем не поверил. Это ложь. А вдруг нет?

Моя жизнь или жизнь моего ребенка?

Неужели Сеффи носит его только по этой причине? Только потому, что чувствует себя виноватой передо мной? Я не хотел этому верить. Но не знал, чему верить, а чему нет.

Моя жизнь. Или жизнь моего ребенка…

Ох, Сеффи, как же мне поступить? Как поступила бы ты?

– Мне надо подумать.

– Я жду ответа здесь и сейчас, – потребовал Камаль.

Я медленно поднялся.

– Ну что? – поторопил он, теряя терпение.

Время делать выбор. Делать выбор, с которым мне придется жить или умереть. Я посмотрел Камалю Хэдли прямо в глаза – и сообщил, каково мое решение. Я понимал, что обрекаю себя на адские муки, но знал, что поступаю правильно.

Глава 115

× Сеффи

Отец ворвался ко мне в комнату, даже не постучав в дверь. Было очень поздно, почти полночь, но спать мне не хотелось. Не помню, когда я в последний раз хорошо спала. Я сидела за столом и писала дневник, когда отец вошел. Я закрыла тетрадь и развернула кресло к нему. Отец остановился посреди комнаты. Мы смерили друг друга взглядами. С тех пор как он ударил меня, мы не обменялись ни словом. Отец сел на угол моей кровати и вдруг весь сник.

– Персефона, не буду ходить вокруг да около, – сказал он мне. – Каллума Макгрегора повесят за то, что он с тобой сделал.

Я с трудом сглотнула, но все равно ничего не сказала.

– Ты единственная, кто может это предотвратить, – продолжил отец.

От этих его слов в каждой клеточке моего тела зажегся тревожный сигнал. Я сидела совершенно неподвижно, вся насторожившись, и ждала, что он скажет дальше.

– В моей власти сделать так, что его не повесят. Я прослежу, чтобы он просто сел в тюрьму. Сидеть придется долго, но он останется в живых.

Каждая жизнь… имеет свою цену. Я держала рот на замке и ждала, когда отец, сказав «А», скажет и «Б».

– Тебе нужно всего-навсего согласиться на аборт, – сказал отец.

Как будто мне всего-навсего нужно было согласиться есть больше овощей или вовремя ложиться спать – вот как это прозвучало в его устах.

– Почему? – прошептала я.