Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев

Пир в шатре со шведскими генералами Вольтер описывает следующим образом.

Царь Петр, усадив пленных генералов за стол, обратился к Реншёльду с вопросом о том, сколько войска было у короля Карла до Полтавской битвы. Фельдмаршал «скромно» ответил, что записи об этом были только у самого короля, а он их никому не показывал. Он, Реншёльд, полагает, что у шведов накануне Полтавы было около 35 тысяч человек, не считая украинских казаков. Царь удивился: и с таким малым воинством («горстию людей») вторглись в страну и осадили Полтаву?

— Нас об этом не спрашивали, — ответил Реншёльд. — Мы верно служили королю и беспрекословно слушались его приказов.

— Вот — слышали? — обратился Петр к своим приближенным. — Смотрите, как нужно служить своему государю!

Потом царь предложил тост за его учителей в военном деле.

— Кто же они? — поинтересовался Реншёльд.

— Вы, господа шведские генералы, — ответил царь.

Кто-то из шведов сказал:

— Хорошо же вы отблагодарили своих учителей!

Лишь к вечеру 8 июля (27 июня), в 19 часов, царь отдал приказ на преследование шведской армии гвардейской бригаде под командованием генерал-лейтенанта Семеновского полка М. М. Голицына и шести драгунским полкам генерала P. X. Бауэра — всего около 12 тысяч человек. Утром 9 июля (28 июня) в погоню с тремя конными и тремя пехотными полками бросился А. Д. Меншиков.

... Около 14.00 послышалась сильная стрельба, и у Пушкаревки возникла масса конников, однако при виде выставленных орудий, половина из которых, кстати, не была заряжена, исчезла. Судя по всему, это были казаки Скоропадского, добросовестно выполнявшие поставленную перед ними задачу. А потом появились толпы беглецов — запыленных, опаленных порохом, в разорванных мундирах, среди которых нельзя было узнать даже известных командиров. После всех появилась группа, сопровождавшая Карла XII.

Очевидцы вспоминали, что подъехавшего короля встретили гробовым молчанием. Нога монарха висела на луке седла, с нее спадали окровавленные бинты. Никто не осмеливался говорить первым. Усталость, высокая температура от раны, невыносимая жара, шок от поражения, драматическое бегство с поля боя — все это сказалось на состоянии короля, и его сознание было затуманено. Он несколько раз интересовался судьбой Реншёльда и графа Пипера, ему сказали, что они попали в плен к русским. Вопросы Карла звучали чисто механически, и полученные ответы были восприняты им довольно безразлично. Впрочем, он понял, что вокруг него никого, кроме «Левена» и чудаковатого Юлленкрука не осталось, и он превозмог все физические и психологические боли, чтобы начать думать о будущем и принимать какие-то решения. Он пытался взбодрить улыбкой растерянных подданных: «Ничего, ничего!» — и сказал, что в Швеции он соберет пополнение армии и снова пойдет на Москву. О реакции окружавших короля солдат и офицеров на второе «приглашение» в Москву источники умалчивают, но эти слова вполне соответствовали его характеру: вплоть до своей смерти Карл не считал себя побежденным и упорно вынашивал планы сокрушения своих врагов.

Когда Карл XII у Будищенского леса спросил Левенхаупта, куда идти, он конечно же имел в виду в первую очередь место, где можно было спастись от преследовавшей разбитых шведов русской армии. Но когда каролинцы собрались в Пушкаревке, подсчитали потери и оправились от первого шока, то вопрос этот встал снова, но уже в иной плоскости: русский поход был сорван, куда бежать из России?

С поля сражения вышли около восьми тысяч человек, включая значительное количество раненых, но вместе с частями, не принимавшими в битве непосредственное участие и разбросанными вокруг Полтавы, вместе с прислугой, штатскими лицами и даже женщинами, а также запорожцами и мазепинцами, количество спасшихся бегством из-под Полтавы, согласно П. Энглунду, было равно 20 тысячам, из них около 16 тысяч — военные. Пехоты практически не было, кавалерия сохранилась лучше, правда, два ее генерала —Хамильтон и Шлиппенбах — оказались в русском плену. Всего из высшего военного руководства армии остались генералы Кройц, Крусе, Спарре, Мейерфельт, Лагеркруна и Левенхаупт, а также генерал-квартирмейстер Юлленкрук, который сейчас был так кстати — ведь он лучше всех знал дороги.

Вариантов ухода из Украины не было, единственный спасительный путь лежал на юг, к крымским татарам или османским туркам. Татары, проявившие сдержанность по отношению к Карлу XII накануне Полтавы, вряд ли теперь пылали к нему любовью: азиаты уважают силу, а у короля армии ее уже не было — нельзя же было называть армией 16 тысяч деморализованных, раненых и больных солдат. Возможно, на кратковременное гостеприимство крымского хана можно было рассчитывать, а из Крыма можно будет попытаться добраться до Польши — там все-таки со своим корпусом стоит генерал фон Крассов.

Но все это скрывалось за пеленой неизвестного и отдаленного будущего. В данный момент нужно было спасаться от русских. Они по какому-то недоразумению — вероятно, от шока победы — не стали преследовать бегущие к Пушкаревке остатки шведской армии. Шведам казалось чудом, что после такого разгрома русские позволили почти беспрепятственно ускользнуть им с Полтавского поля. Русская армия имела все шансы не допустить этого, но не воспользовалась ими.

Почему?

Уже упомянутый П. Энглунд приводит следующее объяснение этому. Для Петра и его приближенных сам масштаб триумфа оказался совершенно неожиданным. Очевидно, план битвы был намечен в самых общих чертах и дальше массированной атаки на шведские полки русские генералы, вероятно, не заглядывали. Преследовать бегущую шведскую армию можно было только кавалерии, но ее действия были плохо скоординированы. Русские эскадроны беспорядочно метались по степи, не пытаясь организовать совместное наступление или поставить на пути шведов заслоны, и нападали лишь на малочисленные беспомощные группы.

«По правде говоря, русских военачальников, — пишет швед, — больше интересовало празднование победы, нежели ее закрепление». У Будищенского леса еще шел бой, а русская пехота получила приказ отойти назад и выстроиться в порядок, в каком она пребывала в начале сражения. Начался долгий и торжественный парад с речами и салютацией.

Н. И. Костомаров, С, М. Соловьев и В. О. Ключевский писали, что неожиданное счастье победы вскружило голову русским генералам и не позволило им вспомнить о необходимости довести ее до логического конца. Другие русские историки полагают, что Петр был уверен в том, что шведы попадут в мешок у Переволочны, на берегах Днепра, а потому не торопился. Советская историография обычно объясняла все труднопроходимой лесисто-болотистой местностью, не позволявшей преследовать бегущих каролинцев — как будто она существовала только для преследователей, а не для преследуемых тоже. Нужно просто признать это серьезной ошибкой Петра и оплошностью его генералов. С. Понятовский, возглавлявший отходившую группу Карла XII, в своих мемуарах вспоминал: «Я не знаю, был ли неприятель удивлен своей неожиданной победе, но он удовольствовался тем, что позволил королю спокойно уйти и забрать свой обоз; несколько эскадронов лишь скакали вокруг, но не нападали». То же самое утверждает другой очевидец событий швед Я. Шульц: «Русские не осмеливались нас преследовать и разрешили нам идти, куда хотим. Король пошел к обозу в Пушкаревку».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});