Тайна двух океанов - Григорий Адамов

На откидной площадке капитан встретил Корнеева и Марата. Корнеев воспользовался этой встречей и тут же доложил, что зарядка аккумуляторов здесь невозможна: нижняя часть трос-батареи на глубине четырехсот шестидесяти метров легла на дно и дальше не пошла.

— Марат предлагает, — продолжал Корнеев, — на руках отнести трос-батарею по склону, подальше в море. Идея хорошая, и, если разрешите, товарищ командир, я сейчас же начну снаряжать его и отправлю.

— Марат! Марат, голубчик! — прижавшись шлемом к шлему своего друга, умолял в это время Павлик. — Возьми меня с собой, пожалуйста…

— На руках? — изумился капитан, продолжая разговор с Корнеевым. — Но, чтобы добраться до необходимой температуры, нужно будет выпустить не менее двух тысяч метров троса! Ведь это громадная тяжесть… даже в воде…

— Он это предусмотрел. Разрешите, Николай Борисович, ему самому объяснить вам свое предложение.

— Рассказывайте, Марат, я слушаю, — сказал капитан.

— У нас на подлодке, — начал Марат, — большой запас, несколько сот штук, прозрачно-металлических, герметически закупоривающихся сосудов довольно значительного объема для глубоководных батометров. Если подвязывать их через каждые десять метров к трос-батарее, по мере выпуска ее из подлодки, то они возьмут на себя почти весь ее вес…

— Очень удачная идея! Прекрасная идея! — обрадовался капитан, — Вы согласны, товарищ Корнеев?

— Вполне, Николай Борисович.

— Кого же вы думаете поставить на подвязывание сосудов к трос-батарее?

— Крутицкого, Николай Борисович. Он, как вам известно, вчера выписался из госпиталя, но Арсен Давидович не позволяет ему приниматься за тяжелую работу. А это будет как раз для него.

— Ну что же, я не возражаю, — согласился капитан. — А не трудно ли вам будет одному, Марат?

Вопрос был как нельзя кстати.

— Если позволите, товарищ командир, то мне достаточно будет одного Павлика, — ответил Марат. — Мы с ним отлично справимся.

— Опять этот вояка лезет в драку? Я слышал, как вы шептались. Ну ладно, отправляйтесь да следите за ним, Марат! Впрочем, отложите дело до завтра. Сейчас начнется аврал — будем отводить подлодку в док.

Через полчаса почти вся команда «Пионера» — двадцать два человека, — одетая в скафандры, вышла из подлодки с тросовыми лямками на плечах. Оплетенный тросовой сбруей для работы электролебедки, «Пионер» был готов к буксировке. Термит продолжал гореть под дюзовым кольцом, и его оставили в том же положении, так как медленное передвижение «Пионера» нисколько не должно было отразиться на правильном течении термитной реакции. Восемнадцать человек, по девять с каждого борта, быстро прикрепили свои лямки к среднему коренному тросу, продольно охватывавшему всю подлодку от носа до кормы, и ждали лишь сигнала, чтобы одновременно запустить свои винты. У кормы, возле дюзового кольца, прикрепили к тому же коренному тросу свои лямки Скворешня и Матвеев: они должны были выполнять роль рулей, отводя корму то в ту, то в другую сторону. Капитан впрягся на носу, впереди всех, и руководил маневром. Павлик должен был плыть впереди, выполнять всякого рода разведывательные поручения капитана и сообщать о встречающихся на пути скалах, их высоте над дном, о подводных выступах суши.

Трудно передать радость, которую испытывал Павлик, получив важную роль адъютанта при самом капитане. Впрочем, каждый мог это без труда заметить, посмотрев на сияющую счастьем физиономию мальчика. Несмотря на это, Павлик изо всех сил старался вести себя по-взрослому, сдержанно: не суетился, не совался куда не нужно, вообще держал себя в руках.

Ровно в двадцать часов прозвучала команда капитана, разом натянулась двадцать одна лямка. Освобожденный от якорей, тихо и величаво, словно отдаваясь заботам маленьких существ, населяющих его, «Пионер» тронулся в путь.

Капитан вывел его сначала подальше, в открытый океан, чтобы избежать встреч со скалами, подъемами и подводными мысами, которыми изобиловал склон. Корабль шел довольно ходко, отлично слушался руля и через два часа, по расчетам капитана, находился уже на траверсе пещеры. Здесь корабль круто повернули кормой к острову и в таком положении, на трех десятых хода его тихо повели к подводному склону. Капитан снял с себя лямку и держался перед кормой. Павлик плыл впереди, указывая самые удобные — прямые и широкие — проходы. Это была очень трудная задача: «Пионер» был длиной около семидесяти метров, с наибольшим диаметром до десяти метров, и слишком извилистый или узкий проход был для него непригоден. Подниматься же над скалами и потом опускаться он не мог: электроприводы от балластных и других цистерн еще не были восстановлены. Но Павлик отлично справлялся со своей задачей и верно указывал путь, который он успел хорошо изучить, пока подлодка шла еще вдали от острова. Впрочем, как раз в этом месте склон был крутой и обрывистый, что значительно облегчало подход к острову.

Кормой вперед «Пионер» все тише и тише приближался к пещере. Вот уже в пещеру вошло дюзовое кольцо с горящим термитом под ним. «Пионер» шел прямо, как по ниточке.

Вскоре подлодка, низко держась над дном, вся вошла в пещеру.

Около полуночи «Пионер» спокойно висел уже под сводом сразу ожившей, ярко освещенной пещеры, точно огромный дирижабль в своем просторном безопасном убежище.

Глава 10

Экспедиция за электротоком

Ночью капитан сделал сводку всех донесений о ходе работ за истекший день. Работы шли прекрасно, точно по графику. Девятнадцатого августа, то есть через три дня, подлодка сможет выйти из своего нового убежища и понестись к далеким берегам Советского Приморья. Но этот день и был тем последним для начала похода сроком, после которого уже не было бы надежды своевременно, двадцать третьего августа, прибыть во Владивосток. От острова Рапа-Нуи подлодка должна была пройти по прямой, полетом птицы, около пятнадцати тысяч километров. Ровно сто часов непрерывного, на десяти десятых, хода понадобится «Пионеру», чтобы покрыть это огромное расстояние. И лишь при условии, что «Пионер» тронется в путь не позднее шести часов утра девятнадцатого августа, он сможет, догоняя солнце, появиться в Уссурийском заливе, у Русского острова, перед Владивостоком в десять часов утра двадцать третьего августа. Но какая-нибудь непредвиденная задержка всего лишь на восемь — десять часов — и все срывается. Все труды, все сверхчеловеческие усилия команды и все надежды полетят прахом.

Испарина покрыла лоб капитана, когда в ночной тишине, в своей каюте, на объятой сном подлодке, он вдруг пришел к этим выводам. «Нельзя!.. Нельзя идти в ремонте без резервов во времени, — думал он. — Надо еще скорее, еще напряженнее работать. Сберечь хотя бы эти восемь — десять часов. Но что можно еще требовать от команды, не знающей ни сна, ни отдыха, столько дней работающей на последней, кажется, черте своих уже истощенных сил»? Капитан ничего не мог придумать. Драгоценные часы короткого отдыха уходили в этих тревожных размышлениях, и побудка застала капитана с воспаленными от бессонницы глазами. Он вышел из подлодки, охваченный жгучим беспокойством, и торопил людей, еще не размявших свои не отдохнувшие за короткую ночь тела, торопил скорее-скорее приниматься за работу. Он испытал истинное наслаждение, когда увидел результаты работы Скворешни за эту ночь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});